METTER. Стихи любимые

[METTER]

Кошкотерапия

Стук двух сердец (моё - кошачье,
Что уместилось рядом с ним),
Он ровен и спокоен. Значит,
Любимец шерстяной – любим.

Он тельцем маленьким согреет,
Прильнёт доверчиво к плечу…
Он успокоит, как сумеет.
Я нервы – кошками лечу.

Их проживало здесь немало
И было счастливо при том,
Здесь мебель мирно ободрало
Три поколения котов.

Бог с ними! Суета и бренность.
Потусторонний приняв вид,
Загадочны, как даль вселенной,
Как шёпот древних пирамид.

Как дар природы – твари эти.
Потом – с котом, известно, суп…
Но лишь животные и дети
Тоску животную спасут.

О первозданном, быстротечном,
О том, что растеряли мы…
Купите кильку подопечным.
И защитите от зимы.

[METTER]

Роберт Рождественский
Снег

Этой ночью
первый снег летел в окно.
Этим утром
снег идти не перестал...
Так идет он, будто кто-то озорно,
как в бутылке,
все окрестности взболтал.
И не знает снег ,
куда лететь ему,
где найти ему
местечко для жилья.
И забыл он, где земля,
зачем земля?
почему трава и зелень почему.
То идет он сверху вниз,
то снизу вверх —
озабоченный,
растерянный,
чудной...
Я прекрасно понимаю
первый снег ,
потому что так же было и со мной .
Время встало.
А потом пошло назад!
Все часы на свете
канули во тьму.
И забыл я, что сказать.
Зачем сказать.
Почему смеяться,
плакать почему.
Шла за осенью
весна,
потом — зима.
Позабыл я все слова,
все имена.
Позабыл я даже то,
как ты нужна,—
ты об этом мне напомнила
сама.
Очень гордая
сама пришла ко мне ,
равнодушие обидное стерпя.

На твоих ресницах
тает первый снег ...
Чтоб я делал,
если б не было тебя?!

[METTER]

Иосиф Бродский

Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но не важно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить уже, не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях;
я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих.
Далеко, поздно ночью, в долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне -
как не сказано ниже, по крайней мере -
я взбиваю подушку мычащим "ты"
за морями, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты
как безумное зеркало повторяя.

[METTER]

Наталья Нутрихина

Кривой кусок оранжевой пластмассы
Я на работу принесла с собой.
Его мой сын перед уходом в ясли
Доверил мне, в карман запрятал мой.

А на работе - то и это - срочно.
Еще одно прибавилось с утра:
Беречь обломок детского совочка,
На улице валявшийся вчера.

Боюсь, делами важными займусь я,
Про тайну позабыв на миг один,
И выброшу, принявши вдруг за мусор
Сокровище, что мне доверил сын.

Ребенок будет огорчен пропажей
Всего минуту, но через года
То, что ему в то время будет важно,
Уже он не доверит никогда.

[METTER]

Диалог у новогодней елки
Ю.Левитанский

- Что происходит на свете? - А просто зима.
- Просто зима, полагаете?- Да, полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю
в ваши уснувшие ранней порою дома.

- Что же за всем этим будет? - А будет январь.
- Будет январь, Вы считаете? - Да, я считаю
Я ведь давно эту белую книгу читаю.
Этот, с картинками вьюги, старинный букварь.

- Чем же все это окончится? Будет апрель.
- Будет апрель, Вы уверены? - Да, я уверен.
Я уже слышал и слух этот мною проверен,
будто бы в роще недавно звенела свирель.

- Что из всего этого следует? Следует жить,
шить сарафаны и легкие платья из ситца...
- Вы полагаете, все это будет носиться?
- Я полагаю, что все это следует шить.

- Следует шить, ибо сколько вьюге не кружить,
недолговечна ее клевета и опала.
Так разрешите же в честь новогоднего бала
руку на танец, сударыня, Вам предложить.

Месяц серебряный, шар со свечою внутри,
и карнавальные маски по кругу, по кругу...
Вальс начинается. Дайте ж, сударыня, руку
и раз-два три, раз-два три, раз-два три...

[METTER]

Прощеное воскресенье

Мой сын прощенья попросил, как будто невзначай
Прости меня, приеду я, а ты меня встречай.
За что, сынок, спросила я, простить тебя скажи?
Ты честным, добрым всегда был, не ведала я лжи.

Вдруг сжалась вся, скрываешь что, сначала он молчит…
«Да все нормально, мам скажи, …пусть бог тебя простит,
Сегодня день такой и все, прощения должны просить.
Прощает бог, а есть ли он, не нам с тобой судить».

Прощеный он, воскресный день, бывает раз в году
А мы случайно узнаем, всегда лишь на ходу.
Прощаем в раз, друг другу все, грехи копивши год
И верим в чудо высшее, смешной же мы народ.

Ты приезжай скорей, сынок, я жду тебя родной
Пусть бог тебя за все простит, тоскливо мне одной.
А я как мать, душой любя, скажу от сердца лишь:
Будь счастлив, милый сын, да… ты уж не малыш.

[METTER]

Новелла Матвеева

Пожарный

Жил-был пожарный в каске ярко-бронзовой,
Носил, чудак, фиалку на груди...
Ему хотелось - ночью красно-розовой -
Кого-нибудь из пламени спасти.

Мечта глухая жгла его и нежила:
Вдруг кто-то спичку выронит... И вот...
Но в том краю как раз пожаров не было;
Там жил предусмотрительный народ.

Из-за ветвей следить любила в детстве я,
Как человек шагал на каланче...
Не то, чтобы ему хотелось бедствия,
Но он грустил о чем-то... Вообще...

Спала в пыли дороженька широкая,
Набат на башне каменно молчал...
А между тем горело очень многое,
Но этого никто не замечал.

[METTER]

Всё будет хорошо

Как это мелко всё — мирок из книг и окон,
В которые глядят, когда темно.
Друзей, без исключения, одиноких,
Исправно покупающих вино.
Духов и телефонных разговоров,
В которых паузы длинны и глубоки,
Обид и обязательных укоров,
И неизбежных приступов тоски.

Как это глупо всё — пустые обещанья
О том, что завтра будет лучше, чем вчера,
Неискренние постные прощанья
И разочарования по утрам.
Неторопливые стальные электрички,
Попытки никуда не опоздать.
Приятные, но вредные привычки
И дневники, чтоб ничего не забывать.

Как это страшно всё — измены и пороки,
Предательства любимых и родных.
Холодные, жестокие уроки
Для нас, таких ранимых и смешных.
И каждый день победа и расплата,
А по ночам то вымысел, то шок...
Ну что ты так? Прошу, не надо плакать,
Ты не дослушала: всё будет хорошо.

[METTER]

Михаил Матусовский

Подарки

Ребенку дали рыб ненастоящих,
Слепых зверей с ключами заводными.
Он мог бы слушать музыкальный ящик
И от тоски состариться над ними.

Он разобрал несложные пружины,
Потом забыл, потом забросил разом
Глухую банку с ручкой недвижимой
И куклу-дуру с равнодушным глазом.

Но сохранялись в заповедном месте,
В откопанной на пристани коробке
Цветные нитки и обрезки жести,
Куски стекла, бутылочные пробки;

Подковы, обещающие счастье,
И ,часто излучавшие сиянье,
Машинные таинственные части
Из тех, что потеряли марсиане;

Разъеденные ржавчиной морскою
Уключины на перебитых веслах -
Подобранные бережной рукою
Богатства, непонятные для взрослых.

[METTER]

Борис Слуцкий

Самоубийство – храбрость труса.
А, может быть, и просто храбрость,
Когда ломается от груза
Сухих костей пустая дряблость.

Самоубийство – это бегство,
Но из тюрьмы в освобожденье,
Всех клятв – и юности, и детства –
Одним ударом – исполненье.

Одним рывком – бросок в свободу,
Минуя месяцы и годы,
Минуя все огни и воды
И медные трубопроводы.

Самоубийства или войны,
На мостовой или в больнице –
У мертвецов всегда спокойны,
Достойны и довольны лица.

[METTER]

Семен Кирсанов

Под одним небом на Земном Шаре мы с тобой жили,
Где в лучах солнца облака плыли и дожди лили,

Где стоял воздух, голубой, горный, в ледяных звездах,
Где цвели ветви, где птенцы жили в травяных гнездах.

На Земном Шаре под одним небом мы с тобой были,
И, делясь хлебом, из одной чашки мы с тобой пили.

Помнишь день мрака, когда гул взрыва расколол счастье,
Чернотой трещин - жизнь на два мира, мир на две части?

И легла пропасть поперек дома, через стол с хлебом,
Разделив стены, что росли рядом, грозовым небом...

Вот плывут рядом две больших глыбы, исходя паром,
А они были, да, одним домом, да, Земным Шаром...

Но на двух глыбах тоже жить можно, и живут люди,
Лишь во сне помня о Земном Шаре, о былом чуде -

Там в лучах солнца облака плыли и дожди лили,
Под одним небом, на одном свете мы с тобой жили.

[METTER]

Свечи и музыка. Разве так поговоришь?
Разве можно сосредоточиться, глядя в твои глаза?
И слушая, как ты молчишь,
В тишину слова вставить нельзя.

Да, любовь – очень странная штука.
Ее не заменят дружба, покой, одиночество…
И даже мне, хотя я всегда одна,
С тобою, с тобою быть рядом хочется.

А может любовь не виновна ни в чем,
Это ты, синеглазый, во всем виноват.
Скажи, ну скажи мне, что это пройдет,
Как ночная мигрень, как моя голова.

Ну, опять ты молчишь. Невозможно.
Хватит мучить меня, прошу.
Над чем ты смеешься, о, Боже!
Я тебя сейчас задушу!

Ну, вот мы почти и расстались. Новое чувство.
А были ли мы вместе?
Ты тоже не знаешь, как грустно…
А мне бы пошла роль невесты?

Опять ты молчишь. О, мои бедные нервы!
Горящие свечи и эта тихая, томная музыка!
Все это неправильно и не верно,
И жизнь моя – море фальшивого мусора!

А впрочем, что тебе за дело до моей жизни?
Уходишь? Иди, я тебя не держу.
Вернусь ли? Вернусь – только свисни,
А голову? Голову, нет, не вскружу.

Прощайте. Не надо меня целовать, я прошу вас.
Да на «вы», мы же друг другу отныне чужие.
Со мною такое, да, в первый раз…
Да, брось ты, все вы мужчины такие.

Извините, что снова на «ты»,
Трудно сосредоточиться, глядя в ваши глаза.
А мне будет не хватать этой тишины,
В которую слова вставить нельзя…

[METTER]

Владимир Маяковский
ЛИЛИЧКА!

Дым табачный воздух выел.
Комната -
глава в крученыховском аде.
Вспомни -
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще -
выгонишь,
можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя -
тяжкая гиря ведь -
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?

Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

26 мая 1916, Петроград

[METTER]

Владимир Маяковский
НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮТ

Вошел к парикмахеру, сказал - спокойный:
"Будьте добры, причешите мне уши".
Гладкий парикмахер сразу стал хвойный,
лицо вытянулось, как у груши.
"Сумасшедший!
Рыжий!"-
запрыгали слова.
Ругань металась от писка до писка,
и до-о-о-о-лго
хихикала чья-то голова,
выдергиваясь из толпы, как старая редиска.

1913

***
СТИХИ О РАЗНИЦЕ ВКУСОВ

Лошадь
сказала,
взглянув на верблюда:
"Какая
гигантская
лошадь-ублюдок".

Верблюд же
вскричал:
"Да лошадь разве ты?!
Ты
просто-напросто -
верблюд недоразвитый".

И знал лишь
бог седобородый,
что это -
животные
разной породы.

1928

[METTER]

Ад и Рай. Человек и Собака
(Притча о дружбе)

Жил да был Человек. Не один. Была рядом собака.
Ни жены, ни семьи. Сам прислуга, и сам господин.
А когда он скончался, оказалось, что некому плакать,
Потому что собака отправилась следом за ним.
Вот идёт по пескам он в томительных поисках рая.
А кругом - никого... По земле расползается дым.
И воды ни глотка. От жары и от жажды сгорает.
И собака измученно тоже плетется за ним.
Бесконечна дорога. Ни куста, ни травы, и ни знака.
Данте тоже, я думаю, ад свой увидел таким.
Человек еле шел. Но ему помогала собака,
Та, которая в пекло отправилась следом за ним.
Вдруг увидели (что это?) - башнями город сверкает.
Водопады... И птицы слагают Создателю гимн.
И огромная надпись:
"Войдите. Вас рай ожидает".
Не позволил привратник собаке войти вместе с ним.
Человек без сомнений и слов отказался от рая,
Что поделаешь тут, если был он с рожденья таким!
И таинственный город мгновенно в тумане растаял,
И ушел человек, и собака ушла вместе с ним.
Сколько дней они шли. И ночей... Кто об этом узнает?!
Человек шёл и падал, и вставал, адской жаждой томим,
И забыл он о найденном и о потерянном рае,
Лишь собака тащилась все так же устало за ним.
Время там не течёт, не светает там и не темнеет,
И ничтожно, и крошечно то, что казалось большим.
Снова город возник. Только был он намного скромнее.
Человек подошел. И собака шла следом за ним.
"Я с дороги, - едва прохрипел, - я с дороги..."
И собака хрипела. Был хрип непохожим на лай.
"Дайте каплю воды. И собаке... и мне... ради Бога!"
А привратник сказал: "Заходите. Мы ждём вас давно. Это - рай!"
"Был бы рад я войти, как мечтал я об этом, однако,
За воротами должен остаться я с другом своим."
Но привратник сказал:
"Заходите к нам вместе с собакой."
И вошёл человек. И собака вошла вместе с ним.
"Ну, а там что за рай? - где водою нас не напоили,
Где хоромы, и где низвергается с гор водопад?"
И привратник сказал:
"Хорошо, что туда не впустили!
Потому что не рай это был, дорогие, а ад."
"Почему над воротами вывеска точно такая?
И зачем он манил нас прохладою сладкой своей?"
"Это был лишь обман. То была только видимость рая.
Это - ад. Он для тех, кто в пути покидает друзей."

Ефим Хаят