"Вершина мира" Е. Прокопович

Рассказы, стихи и т.д.
Аватара пользователя
Радагаст
молька
молька
Сообщения: 359
Зарегистрирован: 04 сен 2010, 23:45

Re: а тут то, что я терпеть не могу, но и не отвязаться от э

Сообщение Радагаст »

ЧАСТЬ IV


Глава 1.

Папа прилетел спустя два дня, высадив Макса где-то по дороге. Олега осмотрели, едва сняли с корабля и, найдя состояние парня чуточку заторможенным, но удовлетворительным, отпустили восвояси, то есть под мой присмотр.
Влада подключили к уже начатому расследованию, в которое тот влез по самые уши, стремясь реабилитироваться перед ребятами из бригады и, прежде всего, генералом. Меня к работе не допускали еще неделю, ссылаясь на мое болезненное состояние после ушиба головы. В общем, жизнь потекла тихая и размеренная, совсем как до нашего бегства к Сахе. Вот только Олег никак не хотел выбираться из кокона безразличия, в который сам же себя и загнал. Мальчишка целыми днями мог пялиться в потолок, не делая попыток не то, что выйти, встать самостоятельно. В истории его болезни уже давно можно было ставить пометку – практически здоров, да, как поставишь, если Олег, несмотря на все мои попытки, так и не начал разговаривать. Мне оставалось только набраться терпения, напоминая себе, о тяжести полученных им трав, теперь ставших больше психологическими, нежели физическими.
Я кормила Олежку, обмывала, читала на ночь книги, но у меня создалось стойкое впечатление, что он меня либо не слышит, либо просто не желает этого делать. Стену кабинета, граничащую с коридором, заменили стеклом, изнутри зеркальным, а из коридора прозрачным. Пришлось забыть право личности на приватную жизнь, так пациент находился под постоянным присмотром, даже если я покидала кабинет. Иногда на боевом посту меня сменял Влад, реже Ника.
Девчонку я старалась к Олегу не подпускать. Ника все больше раздражалась присутствием у меня «развеселого овоща», как она звала Олежку за глаза, никакого сочувствия к парнишке не испытывая, искренно считая его паразитирующим на мне слабаком. Я и Влад пытались убедить ее в обратном, рассказывали, что приключилось с Олегом, на что Ника с подростковой жестокостью и прямодушием отвечала: «Он мужик и должен быть сильным!»
Как-то за ужином мы с ней чуть не поссорились из-за этого. Ужинали втроем - я, Влад и она. После ужина я, не став пить чай, принялась собирать на поднос тарелки с едой. Олега пора кормить. Ника хмуро наблюдала за мной и все-таки не сдержалась.
- Сколько ты еще будешь кормить этого здорового борова с ложечки? - буркнула она, ко мне, впрочем, не обращаясь, больше для проформы.
- Ника, перестань, пожалуйста, - устало попросила я, - Олежка еще не совсем здоров.
- Олежка еще не совсем здоров, - кривляясь, передразнила она меня, - да на нем уже пахать можно! Ему просто очень нравится сидеть у тебя на шее, ноги, для удобства, уместив на твоих же плечах! Я видела вчера, как ты перестилала ему кровать и ворочала эту куклу с боку на бок! Он же никаких усилий не приложил, чтобы помочь тебе!
- Ника, нельзя быть такой жестокой, - упрекнула я ее, ставя на поднос поилку для лежачих больных, - Олегу сильно досталось, вот он и замкнулся в себе. Ему нужно дать время...
- Влад! - рявкнула Ника, грубо прерывая меня на полуслове и заставляя Влада вздрогнуть и вынырнуть из очередного протокола, который парень увлеченно изучал, подняв чашку с чаем, но, забыв донести до рта. От неосторожного движения чай расплескался.
- Что ты орешь? - недовольно поинтересовался он, ставя чашку и смахивая коричневые капли со своей рубашки и непромокаемой поверхности документа.
- Тебя когда-нибудь избивали до полусмерти? - резко спросила Ника, не обращая внимания на чувства ближнего, лишь желая доказать свою правоту.
- Ну, избивали и что? - неохотно откликнулся Влад.
- Владушка, не злись, - заподхалимничала Ника, - я просто хочу у тебя спросить - тебе когда-нибудь после этого приходила в голову мысль, уйти в себя, замкнуться?
- Ты чего - очумела? - отшатнулся от нее парень и добавил немного обиженно: - Какой там замкнуться, мне выживать надо было!
- Вот и я о чем говорю - Владу никто и никогда скидок не делал! - удовлетворенно заметила она.
- Ника, - Влад попытался вразумить девчонку, - я совсем другое дело. Жизнь, знаешь ли, не так сложилась!
- Все равно, - не уступила она, - носитесь вы с этим вашим Олегом, как дурень с тормозными колодками.
- Ты еще слишком мала, чтобы судить об этом, - рассеяно отозвался он и, не желая вступать в дискуссию, подхватил планшет, чай и, зажав в зубах кусок пирога, направился в свою комнату. Не дошел, расположившись на диване в гостиной, закинув ноги на спинку и для пущего удобства, затолкав под спину все три подушки, валявшиеся рядом. Накрошит же, подлец, недовольно сопнула я носом, потом на диван не сядешь! Но промолчала.
- Ника, помой, пожалуйста, посуду, - попросила я, берясь за поднос.
Она проворчала мне вслед что-то неодобрительное, но вскоре я услышала, как она, гремя тарелками, заполняет посудомоечную машину.
В кабинете было немного прохладно. Я поставила поднос на столик для инструментов и подкрутила ручку обогрева. В подслеповатом свете ночника Олег казался совсем бледным. Он сильно похудел за время своей болезни. Видя, во что превратился всегда веселый и живой парень, болезненно сжималось сердце. Я прибавила свет. Олег никак на это не отреагировал, продолжая по своему обыкновению разглядывать потолок.
- Как мы себя сегодня чувствуем? - ласково поинтересовалась я. С тем же успехом могла задать вопрос одному из своих скальпелей.
- Я смотрю тебе сегодня лучше, - продолжала улыбаться я, как обычно ведя диалог за двоих, - румянец на щеках появился. Температуры не было? - я взглянула на ленту прибора фиксирующего состояние и сама себе ответила, - Не было? Это хорошо. Я тебе ужин принесла. Кушать хочешь?
Я подняла спинку кровати, придавая Олегу полусидячее положение. Придвинула ближе поднос и сняла салфетку с тарелки. Немигающий взгляд мальчишки теперь упирался в стену. Не знай, я точно, что с ним, непременно бы решила, что у парнишки последствия тяжелого инсульта.
- Смотри-ка, что я тебе принесла, - продолжала я свой монолог, - немного курочки, немного тушеных овощей и салат. А еще кусок пирога и какао, - в ответ никаких эмоций.
Я набрала на ложку овощи и кусок куриного мяса, поднесла ее ко рту Олега. Рот раскрылся, закрылся и челюсти начали механически пережевывать. Я продолжала болтать, Олег молчал. Скормив мальчишке ужин, вытерла салфеткой его губы. Спросила, не хочет ли он в туалет, Олег сел, не отрывая взгляда от пространства. Я помогла ему встать, проводила в уборную, подождала за дверью минут десять, затем отвела обратно в постель.
Олег лег на спину и уставился в потолок. Я погладила его по щеке и сказала, что пора спать, мальчишка послушно закрыл глаза и, судя по приборам, спал спустя несколько секунд. Подавив тяжелый вздох, я составила на поднос грязную посуду, плотнее укутала Олега в одеяло, подоткнув по краям и, приглушив свет, вышла из кабинета.
Надо что-то с этим делать, раздраженно думала я, сгружая посуду с подноса в посудомоечную машину. Вот ведь, всегда так - мечтаешь об идеальном пациенте - чтоб все твои предписания тихонько выполнял, проблем не создавал никаких и тому подобное, и вот он - пожалуйста, твой идеальный. Но тебе опять все не так! И даже тебя, спокойную и терпеливую, начинает периодически посещать желание хорошенько хватить этого самого идеального, чем тяжелым по голове или иным частям тела. Может, тогда дождешься хоть какой-то осмысленной реакции! Взгляда, сфокусированного на тебе, а не стене. Ругательства, стона - чего угодно, лишь бы, не так! Лишь бы не молча! Возможно, Ника и права и мы все слишком носимся с Олегом. Но…
Все эти мысли неотвязным фоном преследовали, и не отстали, даже когда я натянула на голову одеяло. Проснувшись утром, опять услышала их мерзкий речитатив, словно кто-то далекий стоял за головой и мерно бил в невидимый барабан. Тихо сатанея от этого буханья и покрепче стиснув зубы, продолжала ходить на работу, поругиваться с Владом из-за брошенной, где попало одежды, и ухаживать за «развеселым овощем» по имени Олег.
А потом, как обычно не спросясь, на работе случился аврал, начисто ломая планы и не позволяя и на минуту отлучиться. Рабочие сутки как-то незаметно переросли почти в полтора. Довершением веселого дежурства стал незаслуженный выговор от начальства, которому имела несчастье попасть под горячую руку. Закипая, я принялась искать Влада, чтоб попросить придти домой пораньше, на это мое несчастье захныкало, что не может оно, хоть ты убейся, потому как не закончи он отчет, его непосредственное начальство в лице Эжена, пообещало побить мокрым полотенцем. На мой удивленный вопрос, почему именно полотенцем и непременно мокрым, Влад с довольным видом знатока пояснил - так больнее и следов не останется. Угроза Эжа, конечно же, зряшная, и никто никого колотить не собирается, но работа есть работа и ее надо делать.
Стиснув зубы еще крепче, принялась искать Нику, заранее готовясь к долгим препирательствам. К моему изумлению Ника согласилась, и подозрительно быстро.
Промаявшись на работе еще около двух часов, едва дождалась времени, когда можно будет сдать дежурство и помчалась со всех ног домой. Непонятное беспокойство нарастало с каждой минутой, как бы Ника не утворила что непотребное. Я залетела в каюту и первое, что меня поразило, это тишина и приглушенный дежурный свет. Неужели негодница не пришла? Олега ведь уже давно пора кормить! Быстрым шагом пересекла комнату, полутемный коридор, от нахлынувшего раздражения не озаботившись включить свет. Мельком бросив взгляд на прозрачную стену, застыла на месте не хуже Лотовой жены.
Ника все же пришла, но вместо того, чтобы работать сестрой милосердия, исполняла роль заправского инквизитора.
- И долго ты еще будешь играть у окружающих на нервах, и ездить по головам, а? - интересовалась Ника у безучастного Олега, продолжавшего стоически разглядывать потолок. - Я тебя спрашиваю, долго ли ты еще намерен разыгрывать из себя законченного немого дебила?
Она стояла, раскачиваясь с пятки на носок, скрестив на груди руки. Олег же не обращал на ее гневные речи никакого внимания.
- Значит, разговаривать мы отказываемся? - вкрадчиво поинтересовалась она, в очередной раз, не получив ответа, глаза ее сузились. - Не хочешь по нормальному, ладно, мы не гордые. Значит, придется тебя учить разговаривать по-своему!
Она подошла к регулятору температуры и, не глядя, крутанула ручку на охлаждение. Затем грубо сорвала с Олега плед и присев на край моего рабочего стола, находящегося примерно в метре от кровати мальчишки, методично свернула плед и положила рядом с собой. Сквозь приоткрытую дверь вырывался ее насмешливый и издевательский голос.
- Ты можешь продолжать выпендриваться и дальше, но минуты через три, температура здесь упадет почти до ноля по Цельсию, - жестко проговорила она, разглядывая Олега, облаченного только в плавки. - У тебя, имбицилушки, останется выбор - либо слезно, стоя на коленях, вымаливать меня вернуть тебе плед или одеться. Кстати, вот твое барахло. - Она пнула стул на колесиках, на котором аккуратной стопкой была сложена одежда. Стул проехал положенное ему расстояние и остановился, ударившись о кровать, часть одежды упала на пол.
- Да, и вот еще, - чеканя каждое слово, проговорила Ника, - я тебе забыла сказать - Анька уехала в командировку недели на две и защищать тебя некому. Так что, если ты захочешь жрать, добро пожаловать, как и все остальные, на кухню, - Олег и на это ничего не ответил.
Да, что же это делается!? Ну, Ника, ну поганка! Внутри меня поднималась дикая злоба, заставившая наконец-то ступни отклеиться от пола и сделать шаг по направлению к двери. Я намеревалась хорошенько отругать мерзавку и восстановить справедливость. Конечно, каждый может поиздеваться над больным человеком! На плечи легли мужские ладони, удержали на месте, а щеку обожгло горячее дыхание.
- Подожди, подожди, - услышала я шепот Влада, - не спеши, может, у нее, что и получится!
- Я вам сейчас устрою - получится! - почему-то тоже шепотом рявкнула я.
- Дай ей еще несколько минут, - попросил Влад, продолжая удерживать меня и хватки нисколько не ослабляя, - ты ведь в любой момент можешь вмешаться и все прекратить. Просто постой и посмотри.
- Я-то постою, - зло огрызнулась я, покосившись на его руки, на моих плечах, - но потом, я тебе обещаю: я сделаю с тобой и, заметь, не с ней, а с тобой, то, что тебе обещал Эжен.
- Что именно? - тихо хохотнул Влад, не отрывая глаз от происходящего в кабинете. - Изобьешь полотенцем или займешься мужеложством? Если ложством, так я согласен. Хоть прямо сейчас, при условии, конечно, что моим партнером будешь ты. На Эжена, не обессудь, я никак не согласен! И не надо дергаться, чтобы влепить мне пощечину, все равно не достанешь, - весело предупредил он.
Я сочла ниже своего достоинства отвечать на это заявление, не забыв отметить, что после прилета с Боры Влада все чаще начинает заносить на поворотах и манера разговаривать все больше стала походить на речь свободного парня его возраста. Я сердито отвернулась и сосредоточилась на происходящем в кабинете.
Ника продолжала развлекаться, обзывая Олега обидными прозвищами, придумывать кои была мастерица, а парнишка явно начал дрожать от холода. Из-за приоткрытой двери отчетливо потянуло сквозняком, заставившим меня вздрогнуть. Я укоризненно оглянулась на Влада, но тот либо не заметил моего взгляда, либо просто внимания не обратил. Я попыталась скинуть его руки с плеч - безрезультатно. А в кабинете тем временем происходили удивительные вещи. Олег наконец-таки отвлекся от созерцания потолка, чуть пошевелился, подсовывая под себя ладони и голосом, в котором сквозило недовольство, приказал:
- Верни плед! - это были первые его слова за последние три недели.
- Во-первых, где твое «пожалуйста»? А во-вторых, ты должен заработать плед тем, что станешь передо мной на колени, - напомнила Ника, - а вот одежду ты можешь получить совершенно бесплатно - просто встань и оденься.
- Верни плед, - повторил Олег хриплым голосом, - я же замерзаю!
- Давить на мое сострадание совершенно бессмысленно, его у меня просто нет, - сообщила девчонка, - ты, как я вижу, валяться у моих ног не собираешься, значит, вставай и одевайся.
Олег пригвоздил Нику сердитым взглядом и отвернулся. Девчонка пожала плечами и накинула на себя плед. Олег полежал еще пару минут, но потом чувство самосохранение взяло верх. Инстинкт за шкирку вытащил Олега из апатии, заставил приподняться, затем сесть, потянуться к упавшей одежде.
Я смотрела на происходящее широко раскрытыми от удивления глазами, отказываясь что-либо понимать. Я-то всегда считала, что с пациентами нужно вести себя ровно и терпеливо, не потакать, конечно, но и не давить драконовскими мерами. Обычно это срабатывало. А тут черти что получается! Выходит, с Олегом не надо было вести задушевные беседы, а всего лишь поставить в почти безвыходную ситуацию?!
Олег не спеша оделся, Ника даже пальцем не пошевелила, чтоб помочь. Поднялся со своего ложа, и шагнул было к своей мучительнице, но организм, почти отвыкший от физических нагрузок, дал сбой. Олег покачнулся, я дернулась, но Влад и тут удержал меня.
- Твоей помощи там не требуется, - сообщил он, показывая подбородком на окно, - Ника, похоже знает, что делает.
И действительно, Ника подскочила к Олегу, подставила плечо, помогла опуститься на стул, обняла и погладила по голове.
- Пошли, - позвал Влад, увлекая меня в сторону кухни, - похоже, им свидетели не нужны, а нам стоит сварганить чего-нибудь на ужин. Жрать, признаться, хочется...
Парень извлек из холодильника две тушки курицы, сунул их в размораживатель и повернулся ко мне.
- Ну, так как, по поводу твоей угрозы, - весело уточнил он, - ты что выбираешь: мокрое полотенце или ложство?
Я не стала ничего отвечать, пытаясь дышать глубже и спустить на тормозах. Убеждая себя, что сегодня просто не мой день, а это не повод вымещать на парне плохое настроение.
- Если бы меня кто спросил, - пожал плечами Влад, продолжая распространяться на эту тему, с мечтательными нотками в голосе, и не желая понимать, что ступает по тонкому льду, - я бы посоветовал второе. Знаешь ли, совместить приятное с полезным.
Его лицо расплылось в широкой ухмылке. Видно, ему крайне понравилась собственная шутка, но для меня это было последней каплей. Да что же это сегодня!? На работе сущий бардак. Дома четырнадцатилетняя девчонка тыкает меня носом, словно кутенка несмышленого, в мою профессиональную несостоятельность как врача вообще, так и психолога в частности. Так еще и мой собственный раб, позволяет себе отпускать подобные пошлые шутки!
Я задохнулась от жалости к себе любимой, несовершенства мира сего и ярости на молодого человека стоящего рядом. Решив, что от одного подзатыльника с него не убудет, а я почувствую себя хоть сколько-то отмщенной, и размахнулась. Влад, стоявший ко мне спиной то ли почувствовавший опасность, то ли просто заметивший мою руку, резко вскинул голову и удивленно обернулся. Я не смогла остановить движение и моя ладонь звонко впечаталась в его щеку.
Мы застыли на секунду. Я зачаровано наблюдала, как на мужской щеке расцветают пунцовые бутоны, в точности повторяя контуры моей ладони. Он схватился за горящую щеку. Но вместо обиды, на которую я, признаться, рассчитывала, расхохотался, весьма довольный своей выходкой, сумевшей довести меня до тихого бешенства, громко пропел:

Всем хозяйка хороша:
И красива, и стройна,
Да, вот есть одна беда -
Рукой уж больно тяжела.

Что он себе, спрашивается, позволяет!? Не переставая, задавалась я вопросом, раздраженно очищая картофельные клубни, искоса поглядывала на все еще посмеивающегося Влада с превеликим тщанием разбирающего куриные тушки.
Ужин прошел в мирной обстановке вооруженного нейтралитета. Я, ощущая острое недовольство собой, уткнулась в тарелку, мечтая о горячей ванне и мягкой постели. Влад, и не думавший выглядеть виноватым или хоть сколько-нибудь смущенным, таращился в очередной отчет. Ника оглядывала всех с видом классового превосходства, а Олег выглядел одновременно подавленным, смущенным и сердитым.
Мысленно поблагодарив Всевышнего, что живем мы скромно, и ужин состоит только из мяса с гарниром и салата, а не на широкую ногу с двадцатью наименованиями блюд, быстро покинула кухню и скрылась в своей комнате, надеясь, что завтрашний день будет лучше.

...Влад перевернулся с боку на бок, скинул с себя простынь, но, тут же замерзнув, вернул ее обратно. Смешно кому сказать, но щека до сих пор огнем горела. Не стоило затевать те глупые шутки, но он ничего не мог с собой поделать. Даже сейчас он с восхищенным удовольствием вспоминал, как руки лежали на ее плечах. Тонкий, едва уловимый запах ее духов щекотал ноздри, а гибкое столь желанное тело, невольно прижималось к нему. Его организм откликнулся на воспоминания вполне понятной, объяснимой теснотой в брюках, хотя мозги прекрасно соображали, что ничего меж ним и Аней случиться не может. Скорее именно поэтому и не удержался от своей не очень приличной шутки, а, получив по физиономии, с некоторой злостью порадовался - не одному ему худо. И пусть Ане худо совершенно по другому поводу, но все же.
Только на один миг, разрешив себе подумать о ней, сразу же обнаружил, как негодница память подсунула яркую картинку их перелета на «Беркуте». Ее большие красивые глаза, немного затуманенные алкоголем, яркие губы и призывный взгляд, даже вспоминая который, все внутри переворачивается в сладкой истоме и портит настроение неудовлетворенным желанием. Эх, случись все это сейчас, он не стал бы убегать, он бы... Фантазия, сорвавшаяся с поводка, показала ему настолько соблазнительные картинки, что пришлось срочно эвакуироваться в ванну под ледяной душ, иначе никак до утра не дожить...
Iuppiter iratus ergo nefas
Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав!
Аватара пользователя
Радагаст
молька
молька
Сообщения: 359
Зарегистрирован: 04 сен 2010, 23:45

Re: а тут то, что я терпеть не могу, но и не отвязаться от э

Сообщение Радагаст »

Глава 2.

Я открыла ящик стола в надежде отыскать там что-то вроде кроссворда. Надо себя чем-то занять, иначе глаза так и норовят закрыться, а до конца дежурства остается двадцать минут. Конечно же не нашла, зато наткнулась на календарь, заведенный мною год назад, на следующий день после появления Влада. Смешно сейчас думать, но тогда я очень боялась, что замотавшись, могу пропустить день, когда нужно будет выдавать парню вольную... Как можно забыть день, которого ждешь с содроганием? Заранее панически метаясь, изыскивая повод отсрочить, оттянуть неизбежное…
Почти все дни календаря перечеркнуты крестиками, оставался только небольшой хвостик в сорок пять дней. Срок я могла назвать совершенно точно, потому что только в обед пересчитала. От нечего делать, начала считать еще раз, рассеянно водя карандашом по числам, и недоумевала про себя, как буду жить, когда Влад исчезнет из моей жизни. А что он исчезнет насовсем, я не сомневалась. Мы все, расставаясь, обещаем звонить, писать и приезжать в гости, но потом нас захватывают совершенно иные заботы, и мы ничего этого не делаем.
Без Влада моя жизнь станет пустой. Я вернусь к работе и буду сутками не вылезать из халата, и может быть даже, допишу, наконец, исследование. И замуж я не выйду, потому что, во-первых, имела неосторожность влюбиться в неподходящего парня, и никто другой мне теперь не нужен и в каждом новом мужчине я буду разыскивать его, а это дело глупое и безнадежное. Во-вторых, за спиной все время будет стоять зоркий генерал, с патологической ревностью к моим кавалерам.
Тьфу, черт, куда вас Анна Дмитриевна занесло, еще начните слезы лить над своей несправедливой судьбой! Забудь! Работы непочатый край! После жалеть себя будешь. А упрямый карандаш опять скользит по не зачеркнутым числам. Раз, два, три, четыре, пять…
За этим глупым занятием меня застала Наташка. Я, стыдясь своих подсчетов, излишне суетливо захлопнула ящик стола.
- Кого хороним? - с присущим ей светлым юмором, поинтересовалась Ната.
- Никого, - пожала я плечами.
- Никого, так никого, - согласилась она.
Поскольку от меня отстали слишком быстро, я решила, что у нее ко мне серьезное дело. Подежурить за нее или еще что. Так и вышло.
- Анька, у меня к тебе есть разговор.
- Серьезный? - нахмурилась я.
- Очень, - согласилась она, - в общем, мы с твоим отцом решили узаконить наши отношения... ну ты понимаешь?
- Не-а, - мотнула я головой больше из вредности. Меня крайне веселил ее растерянный вид, - а что вы собираетесь делать?
- Ну... мы... понимаешь... Мы взрослые люди, он и я.
- Это я заметила! - сведя брови к переносице, проинформировала я.
- Так нам уже как-то не пристало бегать друг к другу, как глупым подросткам. И вот мы решили...
- И что же вы решили? - пряча улыбку, подтолкнула я, видя, что Наташка замолкла.
- Твой папа и я, мы... решили... так вот, мы пришли к выводу...
- Короче, - прервала я сбивчивые объяснения подруги, вдоволь налюбовавшись ее растерянностью, - вы решили пожениться, и ты пришла спросить моего благословения?
- Да, - обрадовалась она, что все объяснили за нее.
- Благословляю, - пожала я плечами.
- Правда? - вроде бы не поверила она.
- А ты что, думала, я начну чинить вам препятствия? - в удивлении подняла я брови.
- Это не я, это Димка так думал. Он попросил меня поговорить с тобой, - повеселела Наташка, - понимаешь, он сам боялся...
- Кто? Ты про генерала говоришь, что он боялся? - не поверила я.
- Ну, да. Дима думал, что ты не одобришь...
- Ладно, проехали, - я поторопилась закончить разговор. - И когда состоится историческое событие?
- Я думаю, месяца через полтора, мы еще не решили точно.
Я устало закрыла глаза. Полтора месяца. Сорок пять дней. Опять эти сорок пять дней! Да уж, тяжеловато придется. Надеюсь, хоть случится все не в один день, иначе я с катушек съеду!
- Та-ак, - протянула Наташка, понаблюдав за мной некоторое время, - мы устали, у нас депрессия. Нам срочно нужен праздник!
- Ничего я не устала и не нужен мне никакой праздник! - рассеянно отмахнулась я.
- Тут уж хочешь, не хочешь, а праздник все равно будет! Тем более и повод есть. Нике через неделю исполняется пятнадцать лет. Юбилей, знаешь ли.
- Ну, если только у Ники день рожденья, - сдалась я. По крайней мере, это не из жалости ко мне.
- А как у вас с Владом? - после такой легкой победы Натка совсем развеселилась.
- Что у нас с Владом? - хлопнула я глазами.
- Как что? Личные отношения. Вы еще не перешли порог целомудрия?
- Наташа, - серьезно проговорила я, - задавать мне такие вопросы глупость несусветная и очень смахивает на диагноз! Нет у нас никаких личных или не личных отношений, и быть не может!
- Никакой это не диагноз, - запротестовала она, закатывая глаза, - ты бы видела, как он на тебя смотрит!
- И как он на меня смотрит? - подозрительно спросила я, пытаясь припомнить, как именно смотрит на меня Влад, и не нашла в его взглядах ничего крамольного.
- Да он с тебя глаз не сводит! – снисходительно пояснила она. - Особенно после вашего возвращения. Он смотрит, как влюбленный - ласково, нежно и...
- Наташа, прекрати, - жалобно попросила я.
- Я, конечно, могу и прекратить, но это факт, - пожала она плечами, - даже твой отец заметил. И знаешь, он считает Влада неплохим парнем, вполне тебе подходящим.
- О, господи! - простонала я. - У вас коллективное помешательство! Ну, ладно, Дмитрий Петрович глупостей себе навыдумывал. Мужики из рода Романовых никогда не отличались ни умом, ни сообразительностью! Но ты-то куда!? Ты что, не понимаешь, что у нас ничего не может получиться ни сейчас, ни в ближайшее тысячелетие? Никогда! Понимаешь?
- Анька, ты все усложняешь, - скривилась Ната, - конечно, сейчас, когда он у тебя... хм... в подчинении, это немножко проблематично, но это же не навсегда! Когда-то же...
- Мне очень приятно, что ты называешь моего раба мягким словом подчиненный, - жестко проговорила я. Настроение, сделавшее было попытку наладиться, испортилось окончательно, и я разозлилась не на шутку, - но для нас не имеет значения, получит ли он вольную. Он никогда не забудет, как стоял передо мной на коленях! Ты это понимаешь!? Между нами никогда и ничего не может быть! Я хочу, чтобы ты запомнила это раз и навсегда, и вдолбила это в голову своего влюбленного генерала! Ничего и никогда!
- Аня...
- Ни-ког-да! - прорычала я.
- Ладно, ладно не злись, - Наташка подняла руки, защищаясь. - Ты действительно устала. Давай-ка, иди домой, отдохни. И не забудь, что на следующей неделе у Ники день рожденья, - выходя из кабинета, Наташка бросила на меня лукавый взгляд.
- Никогда! - крикнула я в закрывшуюся за Наташкой дверь.
Я прижала ладони к лицу, глотая слезы. Ну, за что мне это!? Ведь догадывалась обо всем раньше, вот только убеждала себя, что это все глупые домыслы. Господи, когда я совершила ошибку и позволила Владу думать, что наши отношения могут перейти грань? Да тысячу раз! Но, ведь... ведь по-другому как-то не получалось! Я и так старалась, как могла держать дистанцию! Ага, особенно когда он прибегал по ночам тебе под бок, ехидно прокомментировал внутренний голос. Но ему было страшно, помотала я головой в попытке оправдаться, не могла же я его прогнать! Господи, как теперь с ним объясняться, когда выяснится кто он, а кто я? Как же это все глупо! Ну, почему в моей жизни все не может быть просто и приятно?
Я поднялась и засунула лицо под струю ледяной воды. Шмыгая носом, уперлась руками в бортик раковины и подняла лицо к зеркалу. Очень приятно - лицо бледное в синеву. Верх красоты!
Еще и Наташка на мою голову со своей любовной горячкой. Ей хочется, чтобы все вокруг тоже были влюблены и счастливы. Она не желает замечать за своим любовным эгоизмом, что осчастливить всех, вряд ли, получиться.
Посмотрев на часы, вылезла из халата и поплелась домой с намерением сразу же лечь спать, не смотря ни на что. Влад должен вернуться из командировки только завтра, так что у меня еще есть время просчитать, как вести себя с ним дальше. Не стоит еще больше усугублять ситуацию. Придя домой, я обнаружила записку от Влада, в которой сообщалось, что парень вернулся раньше времени, но снова отчалил во внеочередную командировку. Что ж, мне же легче.

...На секунду оторвавшись от бинокля, полицейский стажер потер нос. Чертова пыль, толстыми слоями, лежащая на полу и стропилах чердака, где залег Влад, неприятно щекотала ноздри, хотелось постоянно чихать. Операция по поимке маньяка входила в завершающую фазу, оставалось только дождаться, когда местный суд выдаст ордер на арест злыдня.
Влад снова приник к биноклю, сквозь широкие окна, заглядывая в чужую жизнь. Впрочем, грех жаловаться на пыль и неудобную позу, засаду можно рассматривать, как отдых.
Приказ вылететь в этот городок, на помощь местной полиции, пришел полторы недели назад. Бесконечно долгие полторы недели. Эжен сперва хотел взять с собой только Никиту, но потом, по каким-то только ему ведомым соображениям прихватил и Влада. Чем мог помочь в расследовании неопытный стажер, было непонятно, но приказ, есть приказ, а они, как известно, не обсуждаются. Только и успел после дежурства заскочить домой за рюкзаком.
В колонию прилетели ближе к вечеру и сразу направились в полицейское управление. Их группу не ждали и встретили с холодной недоброжелательностью, впрочем, не переходящей определенных границ. Влад отчасти понимал начальника местной полиции, кому понравится, когда в спину дышат соглядатаи? А твои люди вот уж четыре года не могут изловить злодея, на счету которого порядка тридцати эпизодов!
Начальник полиции посетовал на скудность бюджета и невозможность разместить высоких гостей в отеле. На ироничное предложение Эжена поселить их в камере, полковник округлил глаза и возмущенно замахал руками, мол, как это дорогой майор мог о таком подумать! И торжественно вручил майору ключи от служебных апартаментов, заверяя, что там гостям будет удобно.
Удобно! Прокуренная грязная квартирка на самой окраине города, отбитые по краям чашки в малюсенькой кухоньке и единственная продавленная кровать - это великолепие гордо именовалось служебными апартаментами. Эжен осмотрев помещение, выругался сквозь зубы и сообщил напарникам, что над ними просто издеваются. Как будто и без него не видно!
Спали по очереди. А куда деваться? Одр, как высокопарно именовал лежак Никита, один. В квартирке не было ничего похожего на душ, не говоря уже о ванной. Только глубокий рукомойник, в который тонкой струйкой текла ржавая тепловатая водица.
Неделю сидели у стола, со сломанной ножкой, заваленного документами, отчетами экспертов, уликами, показаниями, фотографиями обезображенных трупов подростков и всеми остальными малоприятными вещами.
Встречались с семьями потерпевших, выстраивали систему, рисовали схемы и лезли из кожи вон, пытаясь остаться незамеченными для жителей небольшого городка. Работали наравне, не оглядываясь, кто начальник, а кто подчиненный. Особо запутывала география преступлений и то, что пол жертв не имел ровным счетом никакого значения. Обычно у маньяков более… хм… узкая специализация.
Устали, как черти. Но все получилось. Не сразу, конечно, но получилось же! Они нашли его. Этим самым маньяком оказался мужик лет сорока. Ничем непримечательный служащий цветочного магазина. Лысоватый, щупленький отец троих детей. Эж мельком взглянул на добытую Владом фотографию, кивнул и заставил все перепроверить еще раз. Снова пробежались по кругу, убеждаясь, в правильности своих выводов.
Прошло еще четыре дня, когда по очереди сидели в засаде, выслеживая жертву. Задержание должно пройти без риска и шума, а для этого нужно внимательнее присмотреться к подозреваемому, изучить его распорядок и привычки.
Просто удивительно, как много можно узнать о человеке всего за четыре дня. Впрочем, жизнь Лекре, так звали маньяка, когда он играл роль примерного семьянина, не отличалась разнообразием. Часов в восемь утра он отправлялся в свою цветочную лавку, где сидел безвылазно до двух дня. Потом получасовой обед в кафе за углом, и снова цветочная лавка до семи вечера. После семи он сдавал кассу, закрывал магазин и, никуда не заходя, отправлялся домой. Путь занимал полчаса, поскольку жил он на окраине. Симпатичный, маленький домик в два этажа, красная черепичная крыша и стены, выкрашенные в салатный оттенок. К приходу отца семейства подавался ужин, и семья устраивалась за круглым столом гостиной.
По какой-то неведомой причине, семья Лекре никогда не закрывала штор, будто специально выставляя напоказ свое тихое семейное благополучие. Им можно было даже позавидовать, не знай Влад истинную сущность главы семейства. А так это благополучное счастье не вызывало ничего, кроме тошноты. Хотя, с другой стороны, домочадцы едва ли знали о пристрастии их отца и мужа кромсать на куски тела подростков.
Влад пошевелился, меняя позу. Время приближалось к восьми, сейчас объекты перейдут на задний двор, воздухом дышать, и ему придется перебираться на другую точку наблюдения. Тихо запела птичка в часах, Влад откинул крышку. В малюсеньком окошке появился Эжен и прокаркал не своим, искаженным некачественной связью, голосом приказ о готовности. Через час у них на руках будет ордер на арест. Влад кивнул и закрыл часы.
Поднялся, кое-как отряхнувшись от налипшей пыли, соскользнул по лестнице. Прежде чем выйти на улицу проверил пистолет, спрятанный в наплечной кобуре под курткой, и прогулочным шагом перешел на другое место, откуда, как на ладони открывался вид на задний двор.
Время в засаде тянулось медленно и до ужаса хотелось домой, в ванну и спать. Влад только теперь, перед последней фазой операции понял, насколько устал и соскучился по Ане. Прикрыл глаза, представляя, как он вернется домой. Аня, конечно же, обрадуется, может быть, даже обнимет, а потом отправит в душ, или нет, в ванну. И пока он будет нежиться в горячей воде, она приготовит ему что-нибудь вкусное. Он наестся нормальной еды, и будет лень пошевелиться, и глаза будут слипаться от усталости и бессонных ночей. А она не даст уснуть, начнет тормошить, потащит в комнату и не успокоится, пока не запихнет под одеяло, на приятно пахнущие чистотой простыни. Если не будет на дежурстве. Боже, как же тепло знать, что у тебя есть дом!
Мужчина вздохнул, все это, конечно, мечты. На самом деле будет совсем не так. Они прилетят, и долго будут ругаться с начальством из-за бесконечных километров отчетов, которые, как водиться, будут не написаны. Если будет стрельба, придется подробно расписывать правомочность своих действий. И, когда ты уже совсем озвереешь, тебя отпустят домой и ни о каком душе не будет и речи, только бы приткнуться куда-нибудь в уголок, и чтоб не трогал никто.
- Ты чего, уснул, что ли? - послышалось бормотание Никиты, раздвинувшего кусты.
- Нет, конечно! - шепотом возмутился Влад. - Я никогда не сплю на посту!
- Ладно, не заводись, - хмыкнул Никита, - застыл, как сфинкс!
Больше они не произнесли ни слова, пока в их убежище не ввалился Эжен и со злостью не продемонстрировал ордер на арест, выписанный местным магистратом. Недовольство начальника можно понять - он проторчал в магистрате почти весь день.
Они поднялись с места и шагнули из своего укрытия на лужайку. Едва Лекре завидел трех незнакомых мужчин направляющихся к нему, он вскочил со своей ступеньки и нырнул в кусты жасмина, растущие у крыльца. Ожидавшие чего-то подобного полицейские бросились в погоню.
Маленький человечек развил нежданную для него прыть. Парням пришлось три квартала скакать по пересеченной местности, возмущаясь выносливости преследуемого. Преимущество было на стороне Лекре - он местный и знает городишко. Они едва не упустили убивцу, когда тот нырнул в раскрытый канализационный люк. На то, чтоб определить направление движения беглеца, ушло не более нескольких секунд. Лезть за ним, как самому молодому, пришлось Владу. Никита полетел дальше, чтобы при надобности встретить преступника наверху, Эж, остался у входа в люк.
Оказавшись в люке, Влад едва удержался, чтоб не начать блевать от стоящей там вони. Пробежав добрые двадцать метров, шлепая по грязной воде, стекающей по огромной, в человеческий рост трубе. Пару раз поскользнулся, чуть не растянувшись во весь рост. Бежать становилось труднее, труба все больше уходила под уклон. Свернув за угол, Влад оказался нос к носу с Лекре. Сверкнул металлическим блеском бок пистолета, Влад пригнулся и почти сразу грянул выстрел пушечным громом отозвавшийся от гладких стен, и многократно разнесся эхом по туннелям. Оглушенный грохотом Влад, оступился, упал и поехал по наклонной трубе прямо под ноги преступнику.
Завязалась короткая схватка, с придыханием, матом сквозь сцепленные зубы и глухими ударами, закончившаяся щелчком наручников на запястьях Лекре. К этому времени подоспели старшие напарники, заслышавшие выстрел. Владу помогли подняться, он с неудовольствием оглядел себя - весь мокрый, перепачканный и запах от него соответственный. Ребята забрали Лекре, а Владу поручили отыскать пистолет, выпавший у преступника. Так что пришлось еще долго шарить руками в вонючем ручье, мечтая только о душе, что совершенно не способствовало продвижению поисков. Когда пистолет, наконец, нашелся, время подходило к вылету, так что ни о каком душе и вопрос не стоял.
Встретившие в порту напарники отпустили несколько шуток по поводу его вида, но Влад не обратил на них никакого внимания. Ему казалось, что если он сейчас же не уснет, то скончается на месте. И одежду, превратившуюся неизвестно во что, было жалко до слез, особенно свитер. Пилот транспорта, увидав, в каком виде явился пассажир, пригрозил Владу выбросить посреди космоса, если тот сядет, хоть в одно кресло. Влад не спорил, ему и самому было жаль пачкать обивку, так что устроился у люка на полу, вытянув ноги и загородив ими проход.
До станции добирались часа три, во время которых Влад задремал, свесив голову на грудь. Не помешала даже вонь, исходящая от одежды, но сон, нагнал еще большую усталость. Эжен растолкал его, когда транспорт уже стоял на посадочной площадке родной станции. Критически оглядев Влада, майор приказал отправляться домой, дабы не пугать народ своим видом и запахом. Влад поблагодарил начальника и поплелся к лифту. Спать хотелось до смерти…

Еле передвигая ноги, я брела по пустынным коридорам станции. Дежурство растянулось на сорок два часа. Оставалось только удивляться, как это раньше я могла вообще не выходить из госпиталя по четверо суток, пересыпая несколько часов в закутке, куда стаскиваются ненужные каталки, и ничего!
Навстречу попадались полусонные ребята, спешащие вступить на ночную вахту, мы лениво раскланивались и плелись по своим делам.
Добравшись до своих дверей, я подавила острое желание опуститься на пуфик и прикорнуть тут же в прихожей. Для полноценного отдыха необходимо несколько обязательных вещей: горячий душ, горячий чай и теплая постель со свежим бельем. Так что со сном придется повременить.
Скинув обувь, ощущая через носки приятную прохладу пола, я шагнула в гостиную и остановилась у порога. Гостиная, вместо того, чтобы прибывать в ласковой полутьме сияла яркими огнями. У дивана, блаженно растянувшись во весь рост, сладко почивал Влад. Над ним с беспомощным видом, топтался Олег и таращил заспанные глаза. Мальчишка повернул ко мне несчастное лицо и, разведя руки в стороны, проговорил обиженным тоном:
- Он упал!
- Откуда? - едва сдерживая улыбку, поинтересовалась я.
- С дивана, - уныло пояснил Олег и, зябко поежившись, подтянул сползшие трусы. - Я уже спал, когда услышал шаги. Я подумал, это ты пришла, и собрался спать дальше, а потом услышал грохот. Я спал уже совсем! Я выскочил, а тут вот что, - Олег еще раз ткнул пальцем в сторону Влада, почесал голый бок и обиженно вздохнул, - я пытался его поднять, но где там!
- Хорошо, Олег, ступай спать, я о нем позабочусь.
- Он тяжелый, - с сомнением предупредил меня Олег. – И воняет ужасно.
- Я знаю, - хмыкнула я, присаживаясь возле Влада на корточки. Ох, не знаю, где его носило, но, похоже, он на пузе прополз всю канализацию галактики!
- Влад, Владушка, - я ласково похлопала его по щеке, - проснись.
Влад промычал что-то неодобрительное и попытался просочиться под диван, что с его комплекцией было затруднительно, а точнее, совсем невозможно. Кое-как растолкав беднягу, я усадила его, привалив спиной к дивану.
- Владушка, вставай, я тебя в душ отведу.
- Я не хочу мыться, я спать хочу, - сонно и жалобно захныкал он.
Я от всего сердца сочувствовала парню, но и спать, как свинья позволить не могла. Завтра он поднимется разбитый, ничуть не отдохнувший и злой, как черт, а терпеть раздраженного мужчину под боком то еще развлечение!
- Хочешь, - бодро заверила его я и потянула за руку, - ты просто об этом еще не знаешь!
Влад покорно встал и побрел за мной в ванну. Там мы устроили цирковой номер с элементами клоунады и акробатики, под названием: «Попробуй раздеть спящего мужика». Хорошо еще, что я потащила парня в свою ванну, иначе дело не обошлось бы без увечий. Я толкнула дверь душевой и затолкала туда безразличного ко всему Влада. Он, по-моему, и не просыпался.
Включив воду, тугими струями брызнувшую из насадки, с унынием оглядела лужу, моментально натекшую на пол. Не придумав ничего лучшего, бросила в нее большое полотенце. Придется идти за новым, но сперва отмыть поросенка.
На то, чтобы оттереть Влада от грязи у меня ушло не меньше часа. Помогать он даже не думал, продолжая дремать стоя под потоками теплой воды, норовя сползти на пол. Закончив с мытьем, я строго приказала стоять и не двигаться, а сама понеслась в свою комнату за полотенцем. Отсутствовала не больше минуты, а вернувшись, обнаружила, что Влад все же сполз на пол душевой и, свернувшись калачиком, уютно устроился на теплом металле. Пришлось еще раз будить. Парень, не просыпаясь, отмахивался от назойливой мухи. Зарычав, я шлепнула его по спине и употребила парочку крепких выражений. Влад распахнул спящие глаза и медленно поднялся.
Кое-как вытерев парня, я подвела его к своей кровати, подталкивая кулаком в спину. Влад рухнул на ложе, и, моментально, словно в кокон, укутался в одеяло, невнятно пробормотал: «Спасибо». Я устало опустилась рядом. Руки отваливались, голова и ноги гудели, одежда отвратительно мокрой, а в ванной осталась лужа, которую предстоит убирать, а еще гора грязной никуда не годной одежды, но все равно я ощущала себя на вершине блаженства. Как, оказывается, мало человеку нужно для счастья - кто-то о ком нужно заботиться, тихое, благодарственное бормотание и осознание полного исполненного долга.
Я вздохнула, взъерошила его мокрые волосы и, забыв обо всех клятвах, поцеловала колючую от отросшей щетины щеку. Все равно он спит, и ни о чем не будет помнить.
В ванной я быстро устранила беспорядок, забросила мокрое полотенце в бак с грязным бельем. Ничего с ним не случится, завтра я все равно собиралась нести вещи в стирку. Критически оглядев кучу грязных тряпок, бывших совсем недавно одеждой, пришла к выводу, что все подлежит моментальному и безжалостному уничтожению. Ни одна прачка здесь уже не поможет. А если не выбросить сейчас, то завтра, обнаружив, что стало с его любимым свитером, Влад расстроится и будет, с беспомощным видом стоять у мусорного контейнера, не решаясь выбросить испорченную тряпку. Оценив масштабы предстоящего бедствия, я быстро затолкала испорченную одежду в мусорный мешок и бросилась к видеофону.
Связавшись с диспетчерской, попросила Руджеро. Диспетчер просьбе не удивился, мой друг пилот мог достать черта лысого и к нему часто обращались с просьбами. Договориться с Рудом большого труда не составило. Он клятвенно пообещал доставить заказ часам к шести утра, после окончания смены. Остается только надеяться, что Влад не встанет раньше и не заметит подмены. Я попрощалась с другом и, наконец, могла отправиться спать. На диван в гостиной.

...Открыв глаза, блаженно потянулся. Дома! Вот Анька ему задаст, усмехнулся он темноте, когда узнает, в каком виде завалился спать! Постельное белье, скорее всего, придется выбрасывать, но сил на душ не хватило. Памятуя свое вчерашнее состояние, удивительно, как вообще добрался до каюты.
За дверью слышался приглушенный разговор, тихо позвякивала посуда, в воздухе витал дразнящий аромат готового завтрака, от которого в животе быстро выросла дыра, а рот наполнился слюной. Запах заставил сесть, потирая ладонями заспанное лицо.
Он уже собрался одеться, но вдруг застыл от осенившей догадки - он не в своей комнате! В его комнате, голосов с кухни не слышно! Оставалась слабая надежда, что по какой-то неведомой причине Олег с Никой завтракать перебрались в гостиную... Влад хлопнул в ладоши - ничего! Судорожно вздохнул, чувствуя, как кожу обдало жаром. Получается, он вчера притащился домой, и зачем-то завалился на Анькину кровать!? Если так, она с него шкуру спустит, а если еще вспомнить, в каком он был виде!..
Влад зябко поежился и щелкнул пальцами. По потолку пробежала слабая волна света, через секунду став ослепительно яркой, безжалостно осветила помещение, подтвердив самые худшие опасения. Так и есть - он в Аниной комнате! Чистый и совершенно голый. Он не помнил, как раздевался. Он не помнил, как принимал душ или ванну. Он не помнил, черт бы все подрал, как оказался в Аниной комнате, да что в комнате - в постели! Он уже давно запретил себе бегать к ней под бок. Тем более, голым! Это случилось, когда понял - в ее присутствии стал плохо себя контролировать, а чтобы завестись хватает одного ее прикосновения, и не обязательно к самой уязвимой точке. Вот и сейчас, только подумав о ней, почувствовал, что возбуждается, Влад со стоном рухнул на кровать и закрыл лицо руками.
Вставать расхотелось, и плевать на голод. Хотелось спрятать голову под подушку и умереть на месте. Надеясь хоть как-то унять возбуждение, Влад перевернулся на живот и все-таки заполз головой под подушку, чем напомнил себе глупого страуса. Выпростав из-под подушки руку, щелкнул пальцами, заставляя свет погаснуть. Накрыл голову руками, в надежде, что таким образом сможет удушиться. Конечно, не удушился, только лицу стало жарко...

Руджеро разбудил меня без десяти шесть. Позевывая и потирая закрывающиеся глаза, предложила ему кофе. Руд отказался, сославшись на усталость после ночных полетов, всучил сверток со свитером, и мы долго спорили шепотом об оплате - я совала ему деньги, а он наотрез отказывался их брать. В итоге я затолкала деньги в его нагрудный карман и отправила с богом. Он поворчал, погрозил кулаком и поплелся спать.
Приготовила завтрак и, накормив зевающего Олега, выпроводила к Нике. Оставшись в одиночестве, принялась за утилизацию вещей Влада, торопясь успеть до того, как парень проснется. Закончив с этим, прибралась в каюте, ожидая, когда Влад соизволит подняться, и мы сможем вместе позавтракать. Но Влад и не думал просыпаться, зато приперлись Олег, Ника и еще куча их друзей. Они оккупировали кухню и занялись каким-то безумным проектом для занятий по физике. Я прикрикнула на подростков, чтобы не слишком-то шумели, они меня, как водится, не послушались. Ссориться с ними не хотелось, так что я сочла за лучшее ретироваться в гостиную и почитать.
На диване кроме пледа обнаружился новый мужской свитер, и я с ужасом вспомнила, что Влад спит в моей комнате голый, и в пределах досягаемости нет ничего похожего на его одежду. Вот будет потеха, если он уже проснулся! Если так, он будет злющий, как черт и голодный, отчего начнет еще больше беситься.
Я собрала одежду, которая может понадобиться недовольному, только что проснувшемуся мужчине, присовокупила к ней свитер, надеясь, что это улучшит его настроение, направилась в свою комнату.

...Так он лежал достаточно долгое время, чтобы постепенно начать успокаиваться и даже попытаться убедить себя, что ничего особо страшного не произошло.
Тихонько хлопнула дверь и в щели подушечных складок, проник слабый свет ночника. Даже лежа с подушкой на голове, он услышал шаги. Ее шаги. Легкие, осторожные, боящиеся потревожить спящего мужчину. Эти шаги он запомнил на всю жизнь, и не спутает ни с какими другими. Влад затаился, делая вид, что и не собирался просыпаться. Она подошла к кровати. Раз, два, три, четыре, считал про себя эти легкие шаги. Его шагов, нужно сделать всего два. Какая же она маленькая!
Спиной чувствовал, как Аня смотрит на него и даже улыбается. В такие минуты казалось, что между ними еще все возможно, что он сильнее всех на свете и играючи может поднять на плечи всю эту вселенную, как Атлант из древнего мифа.
Аня присела на край кровати, почти не прогнувшейся под ее весом. Влад с беспокойством думал, как он сейчас выглядит? Сбившееся на сторону одеяло, открывающее его голое тело, беззащитная спина и голова, постыдно укрывшаяся под подушкой, да еще и в чужой постели!
Она вздохнула, и, скорее всего, покачала головой, приподняла край подушки, давая доступ свежему воздуху и свету, а потом... потом он почувствовал маленькую ладошку на своей спине. Эта ладошка легла на поясницу и заскользила вверх, пальцы легонько погладили шею, вызывая приятную дрожь.
Влад не любил, когда его трогают, это вызывало неприятные воспоминания о насилии и боли, после всегда хотелось отмыться, казалось, кожа становилась еще грязнее, чем всегда. Но с Аней совсем другое дело. Там где скользила ее рука, становилось тепло, приятно и почему-то щекотно. Он изо всех сил старался сдержать дрожь удовольствия и глупо улыбался. А еще хотел, чтобы Аня продолжала вот так сидеть и тихонько гладить по спине. Вечно. Нет, вечно, это слишком много, никто не может сидеть вечно, но подольше... Где-то внизу живота свернулся щекочущий комок, который, разрастаясь, заставлял бежать быстрее кровь, лежать на животе стало неудобно, но Влад боялся пошевелиться. Боялся спугнуть этот миг, зная, покажи он, что не спит, ничего больше не повторится. Ладошка, от которой горела кожа, тут же уберется, а комок внизу живота превратиться в тягучую боль, и будет отравлять все существование, день окажется испорченным с самого утра. Впрочем, боль и так будет. Ну и черт с ней!
Аня поднялась, легонько опираясь рукой о его спину, поправила сбившееся одеяло и... и поцеловала его где-то между лопаток. Возбуждение и без того бурлившее в крови вырвалось наружу, заставило тихонько застонать и еще сильнее вжаться в кровать. И тут что-то случилось. Кровать под ним будто провалилась, и он провалился вместе с ней в черную глубину. Мышцы свело сладкой судорогой и показалось, что умер - в жизни так не бывает...

В комнате было тепло и сонно. Хотелось пристроиться рядом с Владом и задремать, положив голову на его спину. Ребята, галдящие на кухне, все-таки помешали ему спать, и Влад спрятался от шума под подушку. Я положила одежду на стол и присела рядом. Как он может спать с подушкой на голове? Это же жарко и неудобно. Я чуть сдвинула уголок, давая доступ воздуху. Как это нас с тобой угораздило так, а? Я тяжело вздохнула. Невыносимо любить мужчину, который никогда не станет твоим. Который для тебя недоступен так же, как прошлое, и в то же время совсем рядом.
Вот он, мирно спит на твоей постели, спрятавшись от шума, и одеяло совсем сбилось, открывая загорелую крепкую спину с бархатистой теплой кожей, до которой страсть как хочется дотронуться. Просто так, потому что он тебе нравиться. Потому что любишь его непутевого до безумия. И мечтаешь только о нем, лежа на горячих простынях в темноте и знаешь - он рядом, всего комнату перейти, но нельзя! Нельзя! А, ну и черт с ним со всем! С пониманием, с обязанностями, с чувством вины! Со всеми придуманными тобой и не тобой глупостями и условностями! Не удержавшись, положила руку на его спину, гладкую, горячую, пахнущую сладким, присущим только одному ему, запахом. Погладила, запоминая руками, каждую впадинку, каждую мелочь.
Как же я буду без тебя? Ведь жизнь закончится! Да и не было до тебя никакой жизни-то! И не любила никого раньше, только казалось, что любила, а за тебя боюсь. Каждую секунду, когда не вижу тебя, не знаю что ты и с кем. Боюсь до дрожи в руках, а хирургу нельзя, что бы руки дрожали! Никак нельзя! Горячие слезы подкатили к глазам, обожгли и скатились соленым дождем по пылающим щекам. Было жалко и его, и себя, и несвоевременную встречу. Ну, неужели его никто не мог выкупить и освободить до меня? Почему мы не встретились в каком-нибудь кафе на краю вселенной, свободные от каких бы то ни было обязательств и условностей?
Чувствуя, что вот-вот завою в голос, поцеловала его между лопаток, туда, где виднелся еле заметный хирургический шрам. Это, когда из тебя пулю доставали, а я тихо скулила под дверями операционной и боялась, что ребята не успеют или не смогут.
Я встала и почти бегом выскочила из комнаты, забыв погасить ночник. Размазывая по лицу слезы, отыскала в небрежно брошенном на кресло пиджаке пачку сигарет и зажигалку, заперлась у себя в кабинете. Олег и Ника проводили меня удивленными взглядами.

...Когда спустя несколько мгновений пришел в себя, в комнате никого не было, только ночник светил ровным голубоватым светом. Лежать было неприятно и почему-то мокро. Он скинул с себя подушку, рывком сел и с изумлением уставился на темное, мокрое пятно на простыне. Он тупо разглядывал пятно некоторое время, недоумевая, как такое могло произойти с ним. Да и почти на ровном месте! Подобная неприятность с ним случилась только раз в жизни, когда был подростком, он случайно увидел уединившуюся пару. Подглядывать было нехорошо, но он ничего поделать с собой не смог – любопытство разобрало. Но тогда-то он был, считай ребенком, а теперь... Стало жарко и невыносимо стыдно из-за беспорядка на кровати. Влад поднялся и поспешно сгреб постельное белье, воровато оглядываясь, пробрался в ванну и запихнул скомканную простынь в бак для грязного белья.
Вернувшись в комнату, порылся в Анином шкафу и перестелил кровать. Только после этого смог вздохнуть свободно и оглядеться. Аня приходила не просто так - она принесла одежду, стопочкой возвышающуюся на краю стола. Натянул вещи, приятно пахнущие глажкой, домом и чем-то еще. Последним в руки попался свитер. Парень удивленно щупал мягкую бежевую шерсть. И как Аня смогла отчистить? Влад был уверен, что это невозможно и заранее расстраивался, что вещь придется выкидывать. А свитер вот он, чистенький и мягкий. Влад с удовольствием натянул на себя мягкую шерсть, сразу почувствовав, как все неприятности этого утра отошли на второй план. Ну, случилось и случилось, чего теперь рыдать-то? Все равно не изменишь ничего! Еще бы позавтракать и можно жить дальше...

Вдоволь наревевшись над своей глупой судьбой и выкурив две сигареты подряд, я ополоснула лицо холодной водой и уставилась в зеркало. Безразличное ко всему стекло отразило мой неизгладимый облик. Да уж, красота неописуемая! То есть, такая, что и описывать страшно, не то, что в зеркало глядеться! Красные от слез глаза, распухший нос, ставший раза в три больше обычного, лихорадочно горящие щеки и растрепанные, торчащие во все стороны волосы. В страшном сне привидится - топором не отмахаешься.
Я еще побрызгала в лицо ледяной водой, не помогло. В коридоре послышались тихие мужские шаги, и в кухне раздался взрыв хохота. Очевидно, Олег рассказал Нике, в каком виде Влад ночью заявился домой, и девчонка отпустила по этому поводу какую-нибудь шутку. Нужно спасать парня от надоедливых подростков, они не дадут ему спокойно поесть. Я в последний раз обозрела себя в зеркале, чуть лучше, хоть краснота немного сошла, но делать нечего, придется выходить в таком виде. Кому какое дело, может у меня внезапно разыгралась аллергия!
Как я и ожидала, на кухне все были в сборе, хорошо хоть Никины друзья убрались. Ника беззлобно подшучивала над Владом, а он, не обращая на нее внимания, искал место, куда можно приткнуться с тарелкой. Место никак не находилось оба кухонных стола, обеденный и рабочий, были заняты замысловатыми штуками о назначении которых, можно лишь догадываться. Я прикрикнула на глумящихся подростков и попыталась выпроводить их вон вместе с макетом. Они, громко гомоня, расчистили обеденный стол, но совсем убраться не пожелали.
Влад уселся на освобожденное место и уткнулся в тарелку. Выглядел он немного расстроенным и на меня глаза не поднимал. Ника приткнулась на стуле у холодильника за спиной парня, закинула ногу за ногу и поинтересовалась с совершенно отсутствующим видом, демонстративно разглядывая свои ногти:
- Анька, а что у тебя с глазами? Почему они цвета задницы павиана?
Естественно, на заданный подобным образом вопрос, не обратить внимания не могли, и две мужские головы, как по команде повернулись ко мне. Олег с любопытством, Влад с отстраненным интересом.
- Ничего они не как зад у павиана! - воскликнула я, может быть слишком суетливо, и почувствовала, что предательски краснею. У Олега еще больше прибавилось любопытства, а Влад поспешно отвел глаза и с еще большим рвением занялся едой. - Да и что за сравнения ты подбираешь! Тоже мне, поэт современности! Мои глаза просто немного красные, такое иногда случается.
- А чего нос распух? Ты что из-за Влада ревела, что ли?
Теперь уже Влад посмотрел на меня более внимательно, а у Олега любопытство только что через край не поперло.
- И ничего я не ревела, - как можно более независимо парировала я, - просто у меня новый дезинфицирующий раствор и у меня на него небольшая аллергия.
От такого заявления всякий интерес ко мне пропал, Влад снова уткнулся в омлет, а Олег в макет проекта. Ника же понимающе покачала головой, от этого покачивания мне стало худо - девчонку не обмануть какой-то примитивной аллергией, она обо всем догадывается. Теперь от насмешек не отобьешься. Но насмешек не последовало, и я понемногу успокоилась.
Влад покончил с завтраком, сунул тарелку в мойку и, буркнув «спасибо» поспешил удалиться в свою комнату. Признаюсь, мне очень хотелось догнать его и, хорошенько встряхнув, поинтересоваться, что все-таки стряслось! А с другой стороны, чего ты еще хотела, парень просто не выспался! А потом меня вызвали на работу, и вернулась я только поздно вечером, когда все, хвала богам, мирно спали.
Я прошлепала в ванну, вознамерившись, во что бы то ни стало осуществить мечту последних суток - залезть в душ. Но сразу мне это сделать не удалось. Пришлось сперва подобрать с пола вещи, раскиданные Олегом и вытереть налитые им лужи. Надо вывесить правила пользования душем. Я не намерена каждый вечер убирать подобное болото. Сердясь, скомкала Олеговы вещи и уже хотела запихнуть их в бак для грязного белья, но там обнаружилась моя простыня, которую я только вчера утром застелила.
Я отложила вещи и потянула за белый уголок. Развернув постельную принадлежность, обследовала ее, и сразу стало понятно странное утреннее настроение Влада. Чувствуя, как щеки начинают предательски наливаться краской, поспешно запихнула простыню обратно и завалила ее вещами Олега. Что ж это получается - Влад не спал, когда я наведывалась к нему с утра!? Боже мой, стыдно-то как! Что он мог подумать! Я схватилась руками за горящие щеки. Что он подумал вполне ясно по простыне! Но… я же не могу, да и ему не следует. Впредь надо держать руки при себе и жестоко контролировать свои слова и поступки, чтобы не усложнять и без того непростую ситуацию. В который раз я себе это, интересно, обещаю?
Сбыться благим намерениям, было не суждено, хотя я и продержалась целую неделю, практически не приближаясь к Владу. Насколько это возможно, проживая на одной жилплощади и большую часть времени, находясь дома.
Неделя прошла, и подкрался Никин день рожденья. За пару дней до праздника Наташка заявила, что мне совершенно нечего надеть. Я, естественно была уверена в обратном, поскольку считала, свой гардероб достаточно большим, но, по обыкновению, спорить с подругой не стала. С Наташкой лучше соглашаться, это дешевле выйдет - в этом случае есть шанс остаться в твердом рассудке. Так что из двух зол выбрала меньшее.
За день до праздника пришлось лететь в ближайшую колонию. С нами увязалась Ника под каким-то глупым предлогом оспорить который, впрочем, оказалось невозможно.
- Значит так, - обратилась Наташка к миловидной продавщице едва мы вошли в многоэтажный магазин женского платья, - вот этой девушке, - подруга небрежно указала на меня, - срочно надо приобрести что-нибудь воздушное и шикарное, чтоб все мужики знакомые попадали!
- Наташа! Что ты плетешь! – зашипела я.
- А что я плету? – вроде бы удивилась подруга.
- Ната, все знакомые мне мужики женаты, за исключением папани, Олега и Влада. Папаню я сшибать с ног не могу…
- И не надо, грохоту много будет, - подтвердила Наташка, подталкивая меня к примерочной кабинке, в которую продавщица уже заносила кипу разноцветных тряпок. - И к тому же, твоего папаню с ног сшибать буду я! Олега, кстати, тоже трогать не моги! Его сшибает Ника. Остается только твой разлюбезный Влад.
- Наташа, ты опять!?
- Все, молчу, молчу! – Наташка подняла руки, защищаясь, но не преминула при этом впихнуть меня в кабину. – Не желаешь, чтобы падали знакомые мужики, пусть валяться незнакомые, тебе, что жалко?
Обходительные девушки продавщицы, возглавляемые подругой, просто вымотали примерками, и я прокляла свою сговорчивость. В итоге я купила еще одну пару туфель на высоком каблуке, которым впоследствии уготована судьба пылиться на полке. В дополнение к туфлям, как выразилась неугомонная Ната, приобрела длинное нежно-голубое платье из тонкого шелка. Открытые плечи и разрез почти до талии, бесстыдно открывающий левую ногу. Верх неприличия. Утихшие было подозрения, всколыхнулись вновь, и я попыталась узнать у девушек, что же они задумали. Мы как раз зашли в кафе и уселись за столик, времени до отлета оставалось около часа, допрашивай, не хочу!
- Все-таки, объясните, пожалуйста, откуда такая забота обо мне? - продолжила я прерванный покупками разговор.
- Никакая это не забота, - пожала плечами Ника, придвигая к себе тарелочку с воздушными пирожными.
- Разве? - позволила я себе усомниться. - А у меня почему-то создалось впечатление, что это для меня затевается праздник, а вовсе не для тебя. Вот ты, к примеру, ничего себе не приобрела!
- Ты не права, - Ника изобразила обиду на лице, - мы с Наташкой были здесь дня три назад, когда ты была на дежурстве, и приобрели очень симпатичные платья и мужикам, кстати, костюмы тогда же купили, а сегодня я с вами полетела от нечего делать.
- Да-а? - протянула я, не зная грустить мне или радоваться оттого, что все оказалось так банально и мои подозрения оказались глупыми выдумками.
- Да-а, - передразнила Ника и тут же пристала ко мне, - Анька, а что ты мне подаришь?
- Не скажу! Подожди до завтра и все узнаешь.
- Конечно, ты мне не скажешь, - вроде бы обиделась Ника, - а все потому, что ты мне ничего не купила!
- Купила, не волнуйся, - попыталась я успокоить девчонку. Никин подарок, профессиональная цифровая фотокамера, тщательно упакованная, уже два дня покоилась на полке в моем шкафу, заваленная постельным бельем.
Iuppiter iratus ergo nefas
Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав!
Аватара пользователя
Радагаст
молька
молька
Сообщения: 359
Зарегистрирован: 04 сен 2010, 23:45

Re: а тут то, что я терпеть не могу, но и не отвязаться от э

Сообщение Радагаст »

Глава 3.

Утром меня подняла Наташка, возмущенная тем, что в девять часов я еще в постели. Я, слабо отбиваясь от ее несправедливых нападок, поплелась варить кофе. После завтрака меня потащили к парикмахеру, заявив, что обязательно нужно сделать красивую прическу. Когда я запротестовала и на это, напомнив, что прическу надо делать скорее Нике, чем мне, Ната категорически заявила, что я как сестра именинницы обязана хорошо выглядеть, а к Нике парикмахер придет попозже.
В кресле продержали не менее трех часов. Не скажу, что это было неприятно, но утомительно. Выбравшись из цепких лап парикмахера, я заглянула в зеркало и обнаружила, что мои короткие волосы тщательно зачесаны и уложены в стильную прическу. С такой прической сразу стало казаться, что шея приобрела положенную ей длину и утонченность, как это ей удалось, ума не приложу. Что бы я сама не делала со своими волосами, они, как правило, так и остаются висеть вдоль щек. Или, что еще хуже, превращаются в искусно свитое воронье гнездо и появляться с подобным авангардом на голове нигде нельзя. Наташка еще раз напомнила, что праздник назначен на пять часов вечера и отпустила меня на все четыре стороны.
Вернувшись домой, я обнаружила, что парни только поднялись и бродят по каюте с расторопностью мух, еще не отошедших от спячки. Я остро позавидовала им. Конечно, им-то что, причесались и ладно, они и так хороши, и не надо просиживать по три часа в парикмахерской.
Вообще это как-то несправедливо. В природе самцы наоборот пытаются выглядеть как можно более эффектно, чтоб заарканить самку, а у людей все противоестественно, поскольку это самки просиживают у парикмахеров, маникюров и еще неизвестно где, чтоб только понравиться окружающим их самцам. Идиотизм, да и только!
Сонные мухи превратились в бешеных слонов только к четырем часам вечера. Они носились по дому, громко топая и ругаясь, потому, что вдруг оказалось, что не помнят, а что еще более правдиво, просто не знают, где лежат костюмы, носки, рубашки и галстуки. Приводить себя в порядок в этом бедламе, было невозможно. Мысленно благодаря Наташку, что хоть прическа уже есть.
Я скрылась от мужиков в своей комнате и, включив бестеневые лампы, принялась накладывать косметику. Мне повезло - целых пятнадцать минут меня никто не дергал, так что я сумела сотворить вполне сносный макияж.
Я как раз закончила красить губы, когда дверь с треском распахнулась, и на пороге воздвигся вконец расстроенный Олег. Взъерошенные волосы торчат в разные стороны, рубашка выбилась из-за пояса. Олег протянул скомканный галстук и жалостливо спросил:
- Аня, ты знаешь, что с этим делать?
- Знаю, - пришлось признаться мне.
- Завяжи, а?
- Иди у Влада попроси, он должен уметь, его папаня вчера весь вечер учил, пока ты с Никой носился неизвестно где. А мне еще одеться надо.
- Он ни фига не умеет, твой Влад, вон сидит на кухне и вяжет морские узлы на шее. По-моему он не галстук завязывает, а вешаться собирается. Я не хочу так! Я хочу красиво!
- Ладно, - сжалилась я над ним, - иди сюда.
Олег со вздохом облегчения уселся на рядом стоящий стул и подал мне галстук. Я быстро завязала на его шее красивый узел и заправила галстук под воротник рубашки.
- Круто! - пробормотал Олег, рассматривая себя в зеркало. - Как ты это сделала?
- Это не для примитивных мужских мозгов, - тоном классового превосходства заявила я.
- Ну и не больно надо! - пробормотал он, восхищенно разглядывая аккуратный узел.
- В следующий раз сам вязать будешь, - безразлично пожала я плечами, - иди, позови Влада, иначе мы с вашими галстуками никуда не попадем.
- На себя посмотри, - парировал Олег, - сама вон еще в халате...
- Кыш отсюда! - я замахнулась на Олега полотенцем.
Через минуту место Олега занял Влад, на шее которого красовалось что-то неописуемо навороченное, накрученное и вправду напоминающее веревку висельника. Потребовались не менее десяти минут, чтобы развязать это сооружение. Еще пять минут ушло на то, на разглаживание в конец, измятой тряпки, в которую превратился галстук. Приведя все в надлежащий вид я, наконец, смогла затянуть правильный и красивый узел.
- Я никогда этому не научусь, - мрачно заявил Влад, глядя, как быстро я расправляюсь с этой деталью его костюма.
- Научишься, - обнадежила я его, выпроваживая из комнаты, - к старости. А теперь пошел прочь! Мне одеться надо.
Я натянула новое платье, крутанулась перед зеркалом, разглядывая себя, что ж, не так плохо, как мне думалось. Вдруг оказалось, что у меня есть грудь и талия. Главное, ногами сильно не махать, чтоб разрез не светить. Проведя ладонями по платью, разглаживая несуществующие складки, коротко выдохнула и вышла в гостиную. Влад и Олег, увидав меня, окутанную, словно облаком легким голубым шелком, отреагировали по-разному. У Влада на лице появился немного глуповатый восторг. Да, Наташка была права – это платье вполне может заставить мужчин укладываться штабелями.
Олег, оглядев меня с нездоровой долей скепсиса, подул на кончики своих пальцев, делая вид, что сушит лак и направился к двери, карикатурно виляя бедрами. Влад тут же вознамерился объяснить мальчишке, как надо себя правильно вести, так, что пришлось немного порычать, остужая мужской пыл.
- Нам надо идти, мы уже и так опоздали! – холодно закончила я свою отповедь.
- Да, Ань, извини, - покаянно попросил Влад, пихнув Олега локтем в бок, понукая проворчать извинения.
Я закатила глаза и прошла мимо оболтусов. Вслед понеслось фырканье Олега, и легкий шлепок.
- Ань, подожди секунду, - остановил меня Влад.
- Что еще? – я раздраженно повернулась к мужчине.
- Ничего, совсем ничего, - мягко улыбнулся он и, шагнув ко мне, развернул спиной и принялся дергать за спинку платья.
- Что ты там делаешь!? – возмутилась я, оглянувшись через плечо, увидела склоненную мужскую макушку.
- Нифиво, - пробормотал он.
- Ножницы возьми, извращенец! – хохотнул Олег. – Или ты собрался Аньке глотку перегрызть? Так шея выше!
- Олег, я тебе сейчас по морде приласкаю, - ласково огрызнулся Влад, выпрямляясь и вручая мне этикетки, сгрызенные с платья.
- Черт! Спасибо.
Наташка превзошла себя. Каюта была украшена гирляндами, надувными шарами, мишурой и бумажными лентами. Вдоль стен развешаны разноцветные фонарики, отбрасывающие неяркие блики, их дополняли матовые лампы, так что света вполне хватало, но его было не слишком много. Но больше всего удивил подбор приглашенных. Подростков кроме Ники и Олега не было, зато собралась уже сформировавшаяся компания взрослых. Странные какие-то гости. Утихшие было подозрения, всколыхнулись вновь. Особенно, когда я рассмотрела расположение праздничного стола. В комнате оставалось достаточно пространства, хорошо, если только для танцев. Я вздохнула, усаживаясь на галантно отодвинутый для меня Владом стул, надеюсь, Ника с Наташкой не запланировали никаких игр. Брр... Терпеть не могу праздничные игры, участвуя в них, чувствую себя законченным идиотом. Как-то не светит мне скакать на одной ножке вокруг стола только потому, что так пожелала изобретательная в своей вредности именинница.
Все было чинно и красиво - гости подняли бокалы, в заздравном тосте в честь именинницы, сидящей во главе стола с горящими от удовольствия глазами. Я немного расслабилась, и принялась за еду. Пока никаких глупостей не предвидится.
Прошло чуть больше часа, когда не умеющая долго сидеть на месте Наташка заявила, что пришло время для танцев. Предложение было встречено с восторгом, все быстро повставали со своих мест. Стол плотно придвинули к стене для большего пространства. Из динамиков полилась ненавязчивая музыка, компания разбилась на пары.
Пары не досталось только мне и Владу. Я, впрочем, не сильно хотела танцевать, а Влад, очевидно, просто стеснялся кого-нибудь пригласить. Отойдя от танцующих, устроилась в темном углу комнаты, в компании бокала вина. Только я окончательно расслабилась, как Наташка провыла о скуке и предложила игру в фанты. Я едва не застонала от отчаяния.
В руках Ники появилась старинная шляпа, загодя приготовленная для таких вот глупостей, в шляпу ссыпали разноцветные кусочки бумаги с написанными на них именами. Остается только уповать, что бумажка с моим именем запропастится куда-нибудь, за подкладку завалится, к примеру, и меня обойдет сия незавидная участь.
Первым на крючок Ники попался папа, которого заставили прочитать какое-то глупое стихотворение, написанное на листочке. Вроде бы все ничего, да вот только слова там были написаны наоборот. Папа безбожно путался, что вызывало взрывы всеобщего веселья. А как же? Когда еще можно невозбранно поиздеваться над своим отцом и начальником, поставив его в такое идиотское положение!
Следующей жертвой стала Наташка, я молча позлорадствовала, девчонка заказала ей пантомиму на тему «Веселый зайчик». Вот тут даже я посмеялась, над своей долговязой подругой, неловко скачущей, сложив на груди ручки. Но, как, оказалось, злорадствовала я рано - следующая бумажка, извлеченная из шляпы, была моей. Я чуть не взвыла от досады, ожидая пытки, выдуманной для меня.
- Танго, танго! - весело захлопала Ника в ладоши, игриво поглядывая на меня, и напомнила, - я сегодня именинница, ты не можешь мне отказать!
- Ладно, - сдалась я, ставя на столик свой бокал нужно просто правильно выбрать партнера. Пять минут позора и вы, доктор, абсолютно свободны! - Танго, так танго. Но этот танец не танцуется в одиночку, мне нужен партнер. Может, папа...
- Нет, - твердо заявила Наташка, - Дима не может быть твоим партнером, он свой фант уже отработал.
- Тогда… - я оглядела комнату в поисках партнера, Эжена, что ли взять?
- С Владом, - ткнув в мигом смутившегося парня пальцем, потребовала Ника, тоном, не терпящим возражений.
Никита с Эженом услужливо вытолкнули слабо сопротивляющегося Влада в середину круга. Вика отыскала нужную музыку.
- Ты ведешь, - злясь на всех, предупредила я. Он кивнул с не менее несчастным видом.
Тишину затопили отрывистые звуки аккордеона, его поддержала гитара, переливаясь, притягивая, бросая партнеров, друг к другу. Глаза в глаза и лица без улыбок. Чарующие звуки, уводящие сердце в заоблачные дали, и два человека, стоящие в кромешной тьме над самой пропастью. Только шаг. Всего шаг и дороги назад уже не будет. Они обречены. Они оба разобьются об острые скалы.
А танго зовет, и сопротивляться бесполезно. И шаг... И подхватило, понесло теплым сверкающим потоком в небесную голубизну, за которой прячутся бриллианты звезд. Сплетенье рук и блеск глаз, и время остановилось, и нет никого рядом. Только он и она, да и их уже нет, есть только король танцев - древнее танго.
Влад вел уверенно, по-хозяйски, предвосхищая каждое мое движение и повинуясь ему. Его руки, сильные и нежные, тепло тела манили и звали за собой, обещая вечное блаженство. Только уступи.
И, объятья разомкнулись, окатив ледяной волной одиночества. И все время в глаза, только в глаза, не теряя друг друга ни на миг, снова навстречу. Полуобъятия, полукасания губ, не больше, чем того требует танец. Порывистое дыхание, горячими волнами обжигающее щеку. Огонь и лед. Сапфир и серебро. Рассказывая поворотом головы и сплетением тел извечную историю любви.
Танго, танго… Самый развратный танец когда-либо созданный людьми. Вместе и поодиночке. И голова кругом. И снова разошлись, как пропасть пролегла. Отбежав немного, круто развернулась, бросилась навстречу. Упала в его руки. Поймал, поддержал и поднял высоко, я выгнулась, тая в его ладонях, как тает снег под ласковым солнышком.
Он бережно поставил меня на пол, а я никак не могла заставить себя снять ладони с его плеч. Против воли потянулись друг к другу, все еще захваченные таинством танца. Губы встретились в долгом поцелуе, сливая воедино два дыхания и сердца в такт. Не отстранилась, да и зачем? Музыка смолкла, а в комнате тихо, будто и нет никого рядом.
Губы разомкнулись и распались объятья, мы постояли еще немного рядом, стараясь восстановить дыхание. Влад смотрел на меня смущенно, я молчала, а что тут скажешь? Ни оправдать себя, ни признать вот эту единственную правду, что две вселенных слились в одну и жить без нее, этой единственной вселенной, мы не сможем никак. Но я… я не могла, не имела права! Его щеки залил густой румянец, и он почти бегом кинулся вон из комнаты. Сейчас забьется в свою любимую нору между кроватью и столом и будет сидеть там тихо, как мышь, боясь, носа высунуть.
- Эко мальчика проняло! - Наташкины глаза смеялись над бокалом, - Выскочил, как ошпаренный! Могу поздравить вас, Анна Дмитриевна, вы только что вскружили мальчишке голову! Чего встала? Иди, догоняй, не то сгорит!
- Это не я, - попыталась отбиться я, - это все танго...
- Конечно танго, - закивала Ника, почти незаметно пожимая Наташкину руку, в комнате явно запахло заговором, - кто бы спорил. Да, тетя Наташа, танго - это вещь!
- Так вы все это специально? - я строго оглядела собравшуюся компанию, все еще отказываясь верить в подобную чудовищную выходку близких.
- А что нам еще оставалось делать? - подал голос папаня. Голос, в котором не слышалось ни оправдания, ни смущения. - Нам просто надоело смотреть, как вы ходите вокруг да около. Ведь и без очков видно, что вас тянет друг к другу, а вы никак не можете сделать первый шаг. Вас просто надо было немного подтолкнуть.
- Подтолкнуть?! - Рассвирепела я. - Совсем немного?! Да вы хоть соображаете, что вы делаете?
- А что тут такого? - ухмыльнулся папаня. - Парень он хороший, основательный, ну проблемы у него сейчас некоторые имеются, но ведь они решатся в ближайшее время, так чего тянуть еще полтора месяца?
- Месяц, - машинально поправила я, но потом до меня дошло, что именно он говорит.
Я даже задохнулась от возмущения. И это говорит мой отец?!! Тот, кто спустил с трапа всех моих предполагаемых женихов, у которых, между прочим, не было «некоторых проблем», а проще говоря, они были свободны, как космический ветер! Тот человек, кто не желал делить меня с кем бы то ни было, со спокойным сердцем подталкивает меня неизвестно куда! Почему неизвестно? Очень даже известно! В постель к моему же рабу! Нет, это просто неслыханно!
- Ну, ладно, они молодые и глупые, - продолжала бушевать я, ткнула пальцем в сторону своих друзей, - а ты-то, старый черт куда лезешь? Ты хоть соображаешь, что случается от подобных толчков?
- И что же случается? - невинным голосом осведомился генерал.
- Да, знаешь ли, дети иногда случаются, - прошипела я, - между прочим, не просто дети, а твои разлюбезные внуки. Или тебе Сахины лавры покоя не дают, а? А знаешь, что бывает с такими самонадеянными генералами, как ты, если у их дочерей случаются дети? Нет? А я тебе расскажу - они становятся старыми, пузатыми, дряхлыми и шепелявыми дедушками!
- Старыми и пузатыми это понятно, но шепелявым-то почему? - Растеряно пробормотал генерал, как видно перспективу стать дедушкой почему-то не рассматривавший.
- Потому что после того как я найду и успокою Влада, я повыбиваю тебе зубы! А ты, моя любимая подруга Наташа, выйдя замуж за своего, в будущем беззубого генерала, к слову сказать, станешь бабушкой!
- До этого, я надеюсь, не дойдет, - рассмеялась Наташка, - я полагаюсь на твое благоразумие.
- О каком благоразумии может идти речь после вашей выходки? - взвыла я, - Ну, ладно, надо мной подшутили, а ему-то это за что?
- Это и не было шуткой, - спокойно возразил молчавший до этого Эжен, я воззрилась на друга, как на невиданное чудо, - твой отец прав! Уже не возможно спокойно смотреть, что вы ведете себя, как дети! Давно бы уже сошлись и перестали нервировать нас своим унылым видом! В конце концов, это ты должна сделать первый шаг, он же не может.
- О, Господи, - простонала я, и, видя, что раскаиваться никто не собирается, фыркнув, вышла из папиной каюты.

...Влад сидел на полу за своей кроватью, подтянув колени к подбородку и тщетно пытаясь справиться с охватившим возбуждением. О том, что произошло, он ничуть не жалел, хотя, наверное, должен был бы. Но сожалеть не получалось. Остается только надеяться, что Аня не оторвет ему голову за вольность. Она так пыталась всю эту неделю держаться подальше, что становилось смешно и немного грустно, будто он мог действительно представлять для нее опасность. Впрочем, Влад был уверен, что никаких неприятностей у него не будет и стращал себя по привычке и из оправдания. А убежал, потому что не мог находиться в обществе в том состоянии, в каком был. В конце концов, существуют какие-то понятия о морали и приличиях!
Хлопнула входная дверь, по комнате бодро процкали каблуки. Аня пришла, упершись затылком в стену, улыбаясь, подумал он. Волнуется. Раздался тихий стук.
- Влад, - позвали из-за двери.
- Я здесь, заходи.
Вытянул шею, выглядывая из своего укрытия, и залюбовался. На мгновение показалось, что она не идет, а плывет по воздуху в легком шелковом облаке, струящемся у ее ног.
- Привет, - она наклонилась над ним, выбившаяся из прически прядь черным блестящим шелком стекла с тонкой шеи и упала Владу на руку, - ты как?
- Нормально, спасибо, - пробормотал он, поймав прядку в ладонь, она оказалась шелковой не только на вид, но и на ощупь.
Аня застыла, зачаровано наблюдая, как он перебирает между пальцами ее волосы, в глубине сапфировых глаз зажглись огоньки, и дышать от этих огоньков стало тяжело, успокоившееся было желание, окатило новой колкой волной. Захотелось почувствовать ее всю. Поцеловать эти глаза и чтобы она тихонько застонала от счастья. А потом, растрепав прическу увидеть в полумраке комнаты черный шелк на своей груди и уснуть, чувствуя ее легкое дыхание на плече...
Влад быстро отпустил не дающую ему покоя прядку, отвернулся и, сердясь на себя, зажмурился. Как же он хотел ее! Хотел здесь и сейчас! До боли в сжатых зубах. Но ему ее не получить никогда... Так что остается только пойти и повесится!
- Владка, - позвала Аня, голос ее звучал до неприличия хрипло, - представляешь, они все это подстроили.
- Я знаю, - голос Влада звучал еще более хрипло, - я догадался, когда пришел сюда.
- Ты не обижайся, ладно?
- Хорошо, не буду, - усмехнулся он и покачал головой, - куда это нас несет?
- Не знаю, - честно призналась она и уже хотела добавить, что ей туда очень хочется, но вовремя прикусила язык. - Ты знаешь, я пообещала генералу зубья повыбивать.
- Здорово, - уныло согласился Влад.
- Пойдем к остальным, все-таки это первый праздник почти за год и нам с тобой не мешает отдохнуть.
- Я не могу, сейчас никуда идти, - с тяжким вздохом сообщил Влад.
- Почему?
Вместо ответа он красноречиво скосил глаза на свои сомкнутые колени.
- Сколько тебе нужно времени, что бы придти в норму? - густо покраснев и нахмурив брови, поинтересовалась она.
- Минут десять я думаю, - немного помолчав, решил он.
- Я подожду тебя в гостиной, - улыбнулась Аня.
Влад проводил ее глазами и поднялся со своего места, только когда за ней закрылась дверь. Как же он был ей благодарен, что она сумела сделать вид, что ничего из ряда вон выходящего не случилось...

На подгибающихся ногах я добрела до дивана, опустилась на подушки, едва не промахнувшись и не загремев со всего маху на пол. Да что же это делается?! Что за наваждение такое! Ну, танец и поцелуй это понятно, а потом куда понесло? Что это еще за видения с эротическим уклоном? Ночь ей подавай в россыпи звезд и искрящийся лунный свет на изломанных линиях окна. И бокал с шампанским, и свечу, которая непременно рухнет из подсвечника в самый ответственный момент, потухнув с еле слышным шипением. И этого мужчину в этом чертовом изломанном лунном свете и чтобы кожа у него светилась и слова нежные, и губы, и чтоб его пальцы в волосы, у самого основания шеи, как раз там, где всегда щекотно и приятно так, что мурлыкать хочется, как кошка, и... Заткнись!
А ведь чуть не плюнула на все и не поцеловала. Хорошо, что сдержалась. Потому что, начав, надо было бы обязательно продолжить, и хотелось этого продолжения. Но за ночью всегда приходит утро, а утром оно все по-другому. А жить потом как? И как смотреть в его глаза, когда получается, что я всего-навсего воспользовалась ситуацией и положением хозяина жизни? Почему же никто кроме меня этого не понимает?
В комнату вошел Влад, и свои невеселые мысли пришлось откинуть, не стоит расстраивать еще больше, сегодня и так на его долю выпали не совсем приятные минуты. Я вздохнула и нацепила на лицо улыбку.
- Я готов, - бодро сообщил он, проведя ладонью по влажным после душа волосам.
- Тогда пошли, - я решительно поднялась, положила руку на его согнутый локоть.

...Утром Влад едва смог открыть глаза. Голова болела так, что даже подташнивало и вообще, окружающая действительность выглядела препаршиво. Как же вчера было хорошо и насколько сегодня погано! Во рту ощущение, будто неделю подряд пил исключительно из помойной лужи. Впрочем, пить хотелось настолько, что и помойная лужа не помешает, вот только пусть эта лужа образуется на полу у кровати, чтоб никуда не ползти. В том, что он не сможет не то, что идти, подняться с постели, Влад не сомневался. Но грозящая смерть от жажды все-таки заставила оторвать гудящую голову от подушки.
Через некоторое время обнаружил, что может довольно уверено сидеть, а потом держаться на ногах не то чтобы очень устойчиво, но все-таки. Правда комната, стоило ему только подняться, предательски закачалась, грозя обвалить стены прямо на больную голову.
Влад, почесываясь и расталкивая ногами разбросанную одежду, добрел до душа, где осуществил мечту всей жизни - напился ледяной воды прямо из-под крана, после чего набрался смелости и посмотрел на себя в зеркало.
Ох, лучше бы он этого не делал. Зрелище было приотвратнейшее. Вылезшая за ночь черная щетина отнюдь не красила опухшую, заспанную и помятую физиономию с мутными щелками глаз. Да, вчера было хорошо. Влад со стоном отвернулся от зеркала, не вполне уверенный, что когда-нибудь еще рискнет заглянуть в него. И почему ему никто не объяснил вчера, когда он пил то вкусное вино, рубином переливающееся в гранях бокала и приятно кружащее голову, что утром будет настолько паршиво!? Почему, ему никто не рассказал, что после вина водка противопоказана… Ой-й-й, головааа! Кое-как собрав разбегающееся сознание, решил сперва залезть под душ, а потом попытаться решить все остальные глобальные проблемы.
Из душа выпал ожившим, и почти готовым к превратностям судьбы. Хотя в голове все еще присутствовала некоторая муть. В зеркало заглянуть все-таки пришлось, иначе, как бы он смог побриться и почистить зубы.
Не заботясь ни о полотенце, ни о халате Влад прошлепал в комнату, оставляя за собой мокрые следы. Теплый воздух приятно ласкал голое тело, а капельки воды, стекая, щекотали кожу. Напялив прилипающие к мокрому телу штаны и майку, решился на еще один великий подвиг - покинуть свою комнату.
На кухне обнаружилась Аня и страдающий над чашкой кофе Олег, по виду ему было не лучше, чем Владу. И как только Аня могла сохранять свой цветущий вид!? Тяжело опустившись на стул, Влад стал гадать, зачем, собственно, он сюда приплелся, если даже мысль о еде вызывает стойкое отвращение.
- Что, совсем худо? - сочувствующе улыбнулась Аня.
- Не то слово, - пробормотал Влад, поддерживая остатки головы руками.
- Ничего, сейчас кофе выпьешь, потом поешь горячего, - от Аниных слов его заметно передернуло, - и все на свои места станет.
- Пей, гуляка, - хмыкнула она и поставила перед ним чашку кофе.
- Не могу, - пожаловался Влад, неприязненно отводя глаза.
- А придется, - рассмеялась она, - иначе привяжу тебя к стулу и буду насильно поить и кормить.
Понимая, что свою угрозу она вполне может выполнить, пришлось выпить весь кофе, а потом еще съесть на пару с Олегом яичницу, кусок жареного мяса и хлеб с маслом. Не смотря на все уверения организма, что еду не примет ни в каком виде, все вошло внутрь и наружу даже не попросилось. Поев, Влад почувствовал себя намного лучше.
- Ожили, - удовлетворенно заметила Аня, внимательно наблюдавшая за ними со своего места.
- Еще не совсем, - вздохнул Влад, с ужасом думая, что сейчас придется подниматься, переодеваться и тянуться на работу, радовало только одно - всем остальным участникам вчерашнего праздника должно быть не лучше.
- Иди-ка ты еще поспи, - посоветовала она сочувственно.
- Не могу, мне на работу надо, - уныло скривился он.
- Иди, иди, - Аня обошла его, взялась руками за талию подняла и выставила из кухни, подталкивая в спину, - все равно работник из тебя сегодня никакой, а за прогул не беспокойся, я тебе больничный сляпаю.
- Ну, если только больничный, - благодарственно забормотал Влад и уже без посторонних пинков поплелся в комнату…
Iuppiter iratus ergo nefas
Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав!
Аватара пользователя
Радагаст
молька
молька
Сообщения: 359
Зарегистрирован: 04 сен 2010, 23:45

Re: а тут то, что я терпеть не могу, но и не отвязаться от э

Сообщение Радагаст »

Глава 4.

День выдался не очень. Впрочем, как он мог быть очень, если с утра поругалась с начальством из-за исследования, застрявшего где-то на середине, а под конец дежурства непонятно как лопнул мешок с лекарством, который навешивала на штатив капельницы. Такого раньше никогда не было, да и вообще случиться не могло - ну, не лопаются пластиковые мешки с раствором и все тут. Ни у кого! Хотя, жаловаться грех, отделалась легким испугом и душем вполне безвредного раствора. Лицо я сразу помыла, но все равно осталось ощущение, что кожа превратилось в стянутую маску, и из всех чаяний осталась мечта поскорее добраться до дома, и попытаться что-нибудь сделать с этой засохшей резиной.
Наташка хохотала до слез, когда я, ругаясь, на чем свет стоит, расписывала ей происшествие. Подруга, утирая слезы, заявила, что такое могло произойти только с доктором Романовой, сунувшейся выполнять работу медсестры. И посоветовала сделать смягчающую косметическую маску, желательно из клубники, чтобы смыть с лица застывшее выражение неизбывного счастья.
Придя домой, я поняла, что мне впервые за день действительно повезло - никого в каюте не было. Какое же это счастье, когда дорогие родственники расползлись по своим делам! По крайней мере, никто не станет смеяться и подшучивать надо мной, когда буду лежать в своей комнате с отвратительной кашей на лице.
Первым делом приготовила маску, на нее пошла вся клубника, припасенная для Олега. Мальчику необходимы витамины, впрочем, мальчик вполне может и обойтись без ста грамм клубники сегодня вечером. Я с недоверием посмотрела в месиво, потом в руководство по косметологии и прочла, что туда надо добавить ложку сметаны, здесь тоже встал вопрос какую - чайную, десертную или столовую? Решив не жадничать, я плюхнула в яркую массу столовую ложку, и взбила, как советовали в густую массу, и добавила в эту адскую смесь, приобретшую отвратительный красно-розовый цвет еще чайную ложку меда. Если оно не сработает, я надену эту гадость Наташке на голову. Для укрепления волос.
Сходила в душ и, накинув халат, наконец, поняла, что созрела для маски. Торжественно поставив миску с толченой клубникой, исходящей соком и одуряющим запахом, в раковину, я зачерпнула сладкое месиво и принялась старательно намазывать лицо. Клубника сразу же набилась в еще сырые после душа волосы, какая гадость! Пришлось искать полотенце, чтобы накинуть на голову. Закончив накладывать маску, я констатировала, что вид у меня идиотский - красная бесформенная масса с белыми пятнами вокруг глаз. Хоть сейчас на съемки фильма ужасов, такие деньжищи загребу!
Скорчив под маской унылую рожу, красная ноздреватая масса при этом шевельнулась, прихватила приготовленное влажное горячее полотенце и плошку с молока, которым надлежало смыть маску, отправилась в свою комнату. Теперь полежать двадцать минут с закрытыми глазами, ни на что не реагируя и, если верить Наташке, кожа опять станет кожей, а не каучуком.
Я поправила подушку, завела будильник и легла, вытянув руки вдоль тела, блаженно закрыла глаза. Ноги, уставшие от дневной беготни, приятно покалывало, сквозь полотенце на голове не доносилось никаких звуков, глаза закрыты и тишина. Остается только надеяться, что никто не прискачет в ближайшее время...

...Не успел Влад прийти на работу, как начальство, в лице Эжена, начало проявлять недовольство, что выразилось вызовом в кабинет и долгим полосканием мозгов. Влад краснел от стыда за свою нерасторопность, опускал голову и покаянно вздыхал, думая при этом о своем. Как, например, поживает Анин брат Сенька, и не выгнал ли Саха маленького медвежонка Топтыжку. Начальство, поорав с полчаса, отпустило Влада с миром. И подчиненный, с изрядно подогретым рвением, поплелся за свой стол к неоконченному делу, на котором он, похоже, завис всерьез и надолго. На Эжа Влад не обижался, что поделаешь, работа у человека такая - гневаться. Его самого, небось, генерал с самого утра прорабатывает, как маленького, но чем может помочь Влад, если в деле глухо?
Влад повздыхал над папками, сверил показания, хоть бы зацепку какую-нибудь, ну маленькую такую, за которую ухватиться можно. Вот тогда уж он, Влад, все раскрутит, и непременно найдет, как Саха говорит, печку от которой плясать можно. Правда, зачем плясать от печки Влад совершенно не понимал. У печки надо греться, когда промерзнешь, а плясать от нее затея глупая.
Дальше день покатился не то чтобы хорошо, но довольно сносно - начальство больше не беспокоило, а зависшее дело, без отчетов экспертов сдвинуть было никак. Но эксперты завалены другой работой и на помощь глупому стажеру не спешили - с корабля, пересекающего орбиту их станции, был получен сигнал «SOS», взорвалось у них там что-то. Люди, слава богам, все живы, только трюм разворотило. И теперь корабль грудой металла с острыми рваными краями на брюхе, тащился на буксире за станцией, ожидая, когда подойдет эвакуатор. А полицейскому отделу было приказано разобраться в причинах взрыва и по возможности отыскать виновных, поскольку дело взято под чей-то очень высокий контроль.
Этим Влад не интересовался, на это было совершенно и абсолютно плевать, он был обижен, что в команду расследования его не взяли, а заставили заниматься этой глухой и темной мелочевкой, будто он мальчишка совсем, которому и доверять-то нельзя.
Кое-как досидев почти до конца рабочего дня, Влад со вздохом сложил материалы дела обратно в папки, а папки в свою очередь запихнул в металлическое нутро сейфа, и отправился домой. На его уход никто в отделе не обратил внимания. Ну, конечно, они же все заняты!
Влад добирался до дома целых двадцать минут. Лифты почему-то все время тормозили, а один вообще завис между палубами. Правда, быстро пошел, но те несколько минут, что Влад просидел, а точнее простоял в набитой людьми кабинке, были не самыми приятными.
Придя домой, Влад заметил в прихожей Анины ботинки и порадовался, что она уже дома. Он обошел все общие помещения каюты, разыскивая ее, надеясь пожаловаться на плохой день, но девушки нигде не было. Единственная комната, куда не зашел, ее личная. Влад потоптался под дверью, прислушиваясь, тишина, и тогда решился открыть дверь. Если она спит, он не станет беспокоить, а если работает, то вполне можно и потревожить, предложив выпить кофе.
Комната освещена тусклым светом, Аня действительно лежала на кровати. Что-то в ее позе насторожило Влада, Аня никогда не спит на спине, вот что! Да и просто так никогда не ложится. Может, заболела, забеспокоился Влад, перешагивая через порог. Он приблизился к кровати... крик, замешанный на панике, застыл где-то посередине горла, не давая вдохнуть, вырвалось только невнятное хрипение. Сердце остановилось, сжимаясь до невероятно маленьких размеров, а потом разорвалось на миллионы острых осколков - вместо лица у девушки было кровавое месиво, кое-где уже успевшее потемнеть. Время остановилось на несколько секунд, будто Влад попал в черную дыру. Паника, прорвав заслон в горле, вырвалась криком: «Аня!», и время пошло, заставив двигаться и его, Влада.
Он упал на колени перед кроватью и неистово затряс ее за плечи. Может быть жива? Что бы ни случилось, Боже, сделай так, что бы она оказалась жива, а все остальное можно поправить! Господи! Он будет любить ее и такой, даже если уже ничего нельзя поправить! Только бы жива…
- Аня, Анечка, ну, пожалуйста!..

Я проснулась от невыносимой тряски, аж зубы лязгали противными щелчками, и каких-то всхлипов. Кое-как разлепив веки, я уставилось на чье-то перекошенное лицо, не сразу поняв, что этот странный, бледный человек, с перекошенными губами, глазами, горящими диким огнем и яростно трясущий меня, всего-навсего Влад.
- Пе-ре-ста-ань! - потребовала я, сквозь лязг собственных зубов, но он, казалось, не слышал.
- Влад!!! Прекрати сейчас же! - заорала я, вцепившись в его плечи. У меня создалось впечатление, что у парня случилось помрачение рассудка, никак по-другому объяснить его поведение я просто не могла.
- Аня, - голос его звучал хрипло, с какими-то странными подвываниями, - Анечка, что случилось, расскажи, я Наташу позову, она поможет. Тебе очень больно?
- Конечно, мне больно! Еще и синяки на плечах останутся от твоих пальцев. У тебя что - с головой не все в порядке? - пробормотала я, отрывая от себя его застывшие в судороге пальцы, недоумевая, почему мне должно быть больно.
- Аня, твое лицо... Надо Наташу... - Влад вскочил, готовый куда-то бежать и кого-то звать, Наташку, кажется.
- Что мое лицо? - недоумевала я, хватая его за рукав, совершенно уверенная, что никуда бежать не надо. - Лицо, как лицо, что такого?
Я провела рукой по щеке, щека оказалась влажной и липкой. Как зачарованная уставилась на свои пальцы в каком-то красном месиве. Я осторожно понюхала испачканные пальцы, пахли они клубникой. Маска!!! Боже, я заснула с маской на лице, а Влад, не подготовленный к созерцанию подобной красоты, решил, что меня облили кислотой, или еще что-нибудь в этом роде. Вот потеха бы была, притащи он меня в госпитальный отсек!.. Я подняла глаза на Влада, застывшего в шаге от меня, лицо его осунулось от только что пережитого ужаса, резко выступили скулы, а в глазах все еще пылает дикий огонь.
- Владушка, со мной все в порядке, - как можно спокойнее проговорила я, понимая - хорошо, если он слышит, хотя бы каждое второе слово из сказанного, - успокойся, все хорошо, это просто маска такая косметическая, вот смотри...
Я взяла приготовленное полотенце и быстро вытерла лицо. Влад наблюдал за моими действиями с ужасом и лепетал что-то инфекцию, которую я могу занести.
- Влад! - прикрикнула я. - Посмотри на меня хорошенько, все в порядке, вот потрогай!
Я схватила его кисть и насильно провела мужскими пальцами по своей очищенной от клубники щеке. Влад вырвал у меня свою руку и сам провел пальцами по другой щеке, убеждаясь, что все действительно в порядке.
Он на несколько секунд отвернулся от меня. Слепо пошарил сзади рукой, нащупывая спинку кровати, опустился у меня в ногах и, обхватив голову руками, принялся раскачиваться из стороны в сторону, мыча, как от тупой боли. Я осторожно дотронулась до его плеча, погладила, успокаивая, и зашептала какие-то глупости, по щекам потекли слезы. Это ж надо было так мальчишку перепугать!
Он резко отнял руки от лица и, ничего не говоря, вдруг сильно обхватил ладонью мой затылок, притянул к себе и впился в мои губы. Сопротивляться бесполезно, что я против него? Да и не хочется признаться. Скоро все у нас закончится, и плевать на последствия!

...Он целовал ее долго, насколько хватило дыхания, оторвался только на секунду, загнать в легкие воздух. В том месте, где только что образовалась дыра, а до нее было сердце, стало горячо и больно. Ее затылок удобно лежал в ладони, пальцы запутались в шелке волос. Влад был уверен, что она непременно оттолкнет его и выкрикнет что-нибудь обидное, но вместо этого обняла за шею и тоже запустила пальцы в его волосы, отчего по всему телу пробежала приятная дрожь. Он рывком пересадил ее к себе на колени, мельком подумав, что она позволяет ему все это от изумления, что сейчас она очнется, и расправы будет не избежать… Ее дурманящий запах, губы, пальцы, нежно ворошащие волосы и воздух будто искрится и потрескивает наполненный электричеством, еще чуть-чуть и загорится все вокруг.
Словно сквозь туман Влад подумал, что не Ане, так ему нужно сейчас же остановиться, иначе через пять минут будет уже поздно и поворачивать, будет некуда. Это надо сделать прямо сейчас. Нет, вот прямо сейчас и не секундой позже. Но ее руки скользнули с его шеи на спину, погладили длинные мышцы, и Влад сразу забыл обо всех своих намерениях.
Пальцы, выпутавшиеся из нежного шелка, погладили тонкую нежную шею под волосами, опустились ниже. Какая же у нее узкая, беззащитная спина, он и не замечал раньше. Он открыл глаза, оказывается, они все это время были закрыты, и увидел прямо перед глазами синенькую жилку, лихорадочно, в унисон с его сердцем, бьющуюся под белой прозрачной кожей и от этой самой жилки почему-то стало жарко и дыхания уже не хватает, и дышать нельзя, но и не дышать невозможно. И глубокие сапфировые глаза, окруженные длинными пушистыми ресницами, смотрят умоляюще. И жадность, и тоска в них и не растраченная нежность, так, будто сию минуту мир рухнет, завалив обломками и ничего уже не успеть, не сделать. Анины руки оказались на поясе его брюк…

Я вытащила его рубашку из-за пояса и осторожно потрогала разгоряченную, гладкую кожу спины, поднялась выше, туда, где неистово бьется о клетку ребер птица-сердце. И горячее дыхание, и стон, уже не разберешь мой или его и пьянящая свобода, когда позволяешь себе все и немножко больше, хоть ненадолго, не стесняясь и не оглядываясь.
В отчаянии я прижималась к нему все сильнее, чувствуя его твердую, надежную грудь, такую широкую, что можно укрыться и не заметит никто. Я провела губами по его щеке, шее, сунула нос за расстегнутый ворот рубашки. Там было тепло и жар, исходящий от его тела приятно грел нос, пахло чистой кожей, немного резковатым очень мужским одеколоном и мужчиной, моим мужчиной. Эта мысль внезапно отрезвила. Вмиг растаяло горячечное наваждение, подстрекаемое любовью и желанием. Каким моим? Он никогда не был моим, хотя и приятно так о нем думать.
Влад, моментально почувствовавший перемену, насторожено затих. Я уперлась головой ему в грудь, смотреть в лицо было стыдно.
- Мы должны остановиться, - строго контролируя голос и стараясь, чтобы в нем не прозвучала тоска, сдавившая горло, но голос предательски дрогнул, - мы не должны…
- Не должны, - глухим эхом отозвался Влад
Я сползла с его коленей и забилась в угол, как можно дальше от него, будто боясь, что окажись я немного ближе все повторится и остановиться уже сил не будет ни у него, ни у меня.
- Я не имею права, - оправдываясь, замотала я головой.
- Я знаю, - прошелестел он.
Повисло неловкое молчание, словно мы не два взрослых человека, а пара подростков, застигнутых взрослыми за чем-то непристойным. Что говорить, и нужно ли говорить, в подобных случаях я не знала, а Влад и подавно. За что нам все это? Глаза противно защипало, и я зажмурилась, еще этого мне не хватает! Я же не истеричка, какая!
- Аня, - нерешительно начал Влад, - я…
- Только посмей извиниться! – я резко вскинула голову, слеза все-таки выползла из уголка глаза, медленно и щекотно поползла по щеке.
- Не буду, - покладисто согласился Влад и, протянув руку, осторожно стер соленую капельку, - ты только не плачь, ладно? Что ж тут поделаешь?
- А я и не плачу! – самоуверенно заявила я и шмыгнула носом.
- Конечно, не плачешь, - опять согласился он, - это просто дождь.
- Естественно дождь, - подтвердила я, понимая, что несу чушь, но заставить себя замолчать не могла, - ливень, цунами, торнадо! Водопровод и канализацию, в конце концов, прорвало!
- Ань, не нервничай ты так. Пойдем, что ли, чаю попьем, иначе, если я еще немного останусь с тобой за закрытой дверью, я за себя не отвечаю. Да и ты, похоже, тоже не отвечаешь. А на кухне сделать что-то проблематично - Олег может в любой момент заявиться, а там мы.… Вот.
- Романов, ты несешь чепуху, - рассмеявшись, заявила я на его неуклюжую попытку разрядить обстановку.
- Но мне же надо тебя как-нибудь повеселить, - приводя свой привычный аргумент, безразлично пожал он плечами, и, схватив меня за руку, поволок на кухню.
Почти сразу после нашего переселения на кухню пришел Олег и принес плоды Никиного труда на ниве фотографии. В застывшем кадре запечатлены мы с Владом, кадр сделан на дне рожденья. Когда успела подловить? Но фотография была отличная, даже я себе на ней понравилась. Двое молодых людей стоят полуобнявшись, он что-то спрашивает, она смотрит на него.
Влад долго рассматривал фото и даже буркнул, что вполне приемлемо. Я предложила повесить фотографию на стене в гостиной, возражений не было и мы принялись мостить кадр в старую темную рамку, давно валявшуюся среди прочего хлама в шкафу, а рамку на стену. Почти переругались, каждый был уверен, что прав именно он, а рядом стоящий законченный дебил. Но рамку приконопатить все же удалось и мы, довольные друг другом и простившие недавние обиды отправились на кухню пить чай, а потом готовить ужин.
В процессе приготовления еды Олег мешал ужасно, но прогнать его с кухни не решилась, боясь своего внезапно ожившего темперамента. Я усиленно гнала от себя мысли о произошедшем. Но стоило только поднять на Влада глаза, как в памяти всплывали его губы, целовавшие нежно и требовательно и как мир кружился вокруг, словно клубы тумана, наполненного бриллиантовыми всполохами. Большая ладонь, в которой так уютно лежала голова и запах резковатый, притягательный и очень мужской. Конечно, можно очень просто прекратить эту пытку, выпроводив Влада вон, но без него будет гораздо хуже, чем с ним. Глупость? А что поделаешь!
Знай, я тогда, что это последний спокойный вечер в нашей с ним жизни, не стала останавливаться и ему бы ни позволила, а пустила все на самотек, может быть тогда, не было бы потом так обидно и больно. Хотя, кто знает…
На следующий день я пришла на работу с опозданием и сразу же отправилась на плановую операцию. Потом обход и еще операция. Потом вызов из реанимации и экстренный случай. Так что присела я только к концу дня. Едва я закрыла дверь своего кабинета, отгородившись от шума и суеты отделения, как на меня навалилась усталость, давя на плечи непомерным грузом. Я опустилась в свое кресло, повернувшись к двери спиной, вытянула натруженные ноги и блаженно закрыла глаза. Вот посижу минутку, всего минутку и буду оформлять накопившиеся за день карточки. Но это потом. Потом. А сейчас минута тишины.
Громко хлопнула дверь, заставив меня вздрогнуть и резко повернуться к незваному посетителю. Им оказался папа. Наверное, шел к Наташке и по привычке перепутал двери, лениво подумала я, такое с ним уже случалось.
- Наташка дальше по коридору, вторая дверь налево, - проинформировала я родителя, намериваясь отвернуться и еще немного посидеть с закрытыми глазами.
- Я не к ней, а к тебе, - проговорил папа, в голосе звучала маета и безысходность, обычно таким голосом сообщают о беде, я им пользуюсь в разговорах с родственниками больных, если, не приведи Господи, операция закончилась летальным исходом.
- Что случилось? – голос почему-то звучал хрипло и неестественно.
Папа молчал и старательно отводил глаза. Я медленно поднялась на ноги, мир закачался, сжимаясь до микроскопических размеров, а в образовавшемся пространстве осталось только черное облако, в котором не было ни жизни, ни воздуха. Облако обволокло, схватило за горло, а внизу живота скрутился холодный и тугой узел ужаса. Боже, Влад полетел сегодня в патруль, а его бронежилет остался висеть в прихожей, я его видела, когда уходила на работу и еще подумала про Влада что-то не очень хорошее. Господи, пронеси!..
- Что с Владом? – я вцепилась в край стола, так что побелели пальцы. – Я тебя спрашиваю! Отвечай сейчас же, что с ним?! Почему ты молчишь?! – голос сорвался в истерику.
- С Владом? – переспросил папа, очнувшись от своих раздумий и словно не замечая моего ужаса, - Нормально все, я разговаривал с ним минут пятнадцать назад, они как раз вылетали домой. Чего ты так переполошилась? Я не о нем пришел поговорить, я пришел тебе сказать, что расследование по убийству его родителей закончено. Собраны все доказательства, не хватает только признаний. Твою родительницу, вместе с ее теперешним мужем привезут к нам для заключительных мероприятий, все-таки титулы замешаны не маленькие.
- Когда привезут? – шмыгнула я носом, чувствуя, как мир перестает качаться и осторожно устанавливается на место, черные клубы расползаются по углам, и подступают слезы облегчения. Всего-то! А я-то, дура, перепугалась!
- Завтра с утра. Мне бы Влада на это время убрать из отдела, а потом, когда мы определим их в камеру, я приму меры, что бы он их и не увидел, чего парня зазря тревожить. Поможешь?
- Не проблема, - легко согласилась я, - организуем ему больничный.
- Нет, больничный мне не подойдет, - сразу же запротестовал папа, - он мне на работе нужен.
- Ты разберись сперва, чего ты хочешь, - заворчала я, - ладно, что-нибудь придумаю, насколько я должна его задержать?
- Часа на два, на три не больше.
- Ладно. Вы зайдете сегодня?
- Да, если не вызовут никуда.
Выпроводив отца, заперла дверь на ключ, подошла к раковине и открыла кран. Вода сильным потоком с шумом обрушилась на эмалированные бока, закружилась водоворотом, обдав мелкими холодными брызгами. Я сунула голову под воду и стояла так, пока не заломило виски.
Вот оно, что выходит, думала я, рассматривая в зеркало, как по лицу и шее стекают струйки воды, противно заползая за воротник, мамашу арестовали, ну что ж, ты сама этого хотела. Да, хотела. Вот только на душе пусто и мерзко, будто вывалялась в грязи. Я не хотела мести. Я не зла на нее. Я просто хотела вернуть Влада в его законную семью, а что на моем пути оказалась женщина, когда-то давшая мне жизнь, не обессудьте. Тут уж, как говорится, кто не спрятался, я не виноват.
Семейный ужин прошел в крайне странной обстановке. Хотя, по-моему, кроме меня никто этой странности не заметил. Все, находящиеся на моей кухне были как бы порознь. Я оглядела семью, сидящую за столом. Мою семью, за моим столом. Оглядела с тоской, удивлением и даже какой-то досадой, только сейчас осознав, что семья эта уже не моя и моей больше не будет. Я становлюсь статистом на празднике их жизни.
Вот сидят мой папа и моя подруга Наташка. Они влюблены и никого не замечают и смотрят друг на друга так, будто увиделись в первый раз и прямо сейчас им предстоит расстаться. От их безмолвного разговора очень хотелось сбежать, чтоб не мешать. Если так пойдет и дальше, а оно пойдет, деваться от этого некуда, то на свет скоро появится еще куча маленьких Романовых. Так что ни папа, ни Наташка уже не мои, они вместе.
А вот моя… моя сводная сестра Ника и мой двоюродный брат Олег. Они очень веселятся при виде поглупевшего от любовной горячки, генерала, совершенно не замечая, что не сильно отличаются от него. Они подпихивали друг друга локтями и смешливо перешептывались. Они тоже вместе.
Слово-то, какое теплое «вместе». Еще сегодня утром я, как и они была «вместе», а сейчас…
А вот, напротив, сидит Влад. Он еще ничего не знает, ни про мою мать, ни про убийство, ни про семью, которую у него украли, ни про меня, и поэтому сосредоточено жует свой ужин, не отрывая глаз от тарелки. Как хорошо, что он еще ничего не знает. А когда узнает, начнет меня ненавидеть и объяснять ему что-то будет глупо – не выслушает. Любое мое слово, будет выглядеть ложью, жалкой попыткой оправдания. А если ему все-таки кто-нибудь расскажет, как все было на самом деле, он не поверит и как всякий мужчина, скорый на выводы и убеждения, найдет себе тысячу оправданий и отговорок. Впрочем, это уже не будет иметь никакого значения, до конца осталось меньше месяца – четыре недельки. Четыре на семь получается двадцать восемь, лунный месяц. А потом он получит свой документ и уедет отсюда. Навсегда. Он не вернется, я это знаю.
Месяц. Много это или мало? Да какая разница, если он никогда не остался бы, а так хочется, очень-очень! Но он скоро улетит и не вспомнит, что когда-то рядом оказалась девушка Аня. Он забудет меня сразу же, как ступит на борт своего корабля. Ну и черт с ним! Не больно-то и хотелось!
От этих мыслей настроение испортилось окончательно. Как будто еще вчера я могла что-то изменить и жить «как все», а сегодня это «что-то» сломалось, и починить уже ничего не возможно. Захотелось схватить тарелку и швырнуть ее об стену, а потом смотреть, как осколки разлетаются по всей кухне. Глупо. Да, ладно, я просто устала.
И черт с ними со всеми! С их отдельной личной жизнью, в которой для меня нет, и не может быть, места. Переживу! Всегда переживала и сейчас переживу! Да, ладно, завтра будет новый день, и все будет лучше. Гораздо! Убеждала, да сама себе не верила.
Проводив гостей, я поплелась на кухню, помогла Владу с уборкой, и почти сразу отправилась спать, сославшись на усталость. Засыпая, я слышала, как Влад и Олег что-то громко обсуждают и смеются в гостиной.
Iuppiter iratus ergo nefas
Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав!
Аватара пользователя
Радагаст
молька
молька
Сообщения: 359
Зарегистрирован: 04 сен 2010, 23:45

Re: а тут то, что я терпеть не могу, но и не отвязаться от э

Сообщение Радагаст »

Глава 5.

А дальше, дальше все было, как в конце неудавшейся книги. Когда автор растягивает середину, а потом ему надоедает, и он комкает историю, наплевательски подминая и ломая героев, предлагает быстрый и какой-то смазанный финал.
Начало конца не заставило себя долго ждать. Вечером еще все было ровно, а утром на гладкой поверхности уже появилась первая трещинка, которая расширяясь, утягивала, словно песок, привычную жизнь. Как и обещал папа, на станцию были доставлены высокопоставленные арестанты. Им предстояло пробыть в самых глухих и дальних камерах полицейского отсека станции, пока проводится завершающая стадия следствия: допросы и дожим подозреваемых, с последующим чистосердечным признанием (если удастся) и передачей дела в верховный суд галактиона. Только этому суду позволяется рассматривать дела с подобным сроком давности, серьезностью обвинений, да и титулы преступников обязывают.
Утром я сообщила Владу, что вместо работы ему придется отправиться ко мне в отделение. Результаты последнего осмотра куда-то запропастились и придется проходить все заново, иначе не получит допуска к работе за пределами станции.
Влад с несчастным видом сидел в моем кабинете, дожидаясь результатов осмотра, которые безбожно запаздывали, основательно затерявшись на столе приемного отделения. По прошествии часа парень начал злиться, что утро проходит так бездарно, сверкал глазами, но подняться и уйти без разрешения, все-таки не посмел. От нечего делать улегся на кушетку в углу, отвернулся к стене и назло мне задремал. Я вздохнула с облегчением, накрывая парня одеялом. Отпала надобность уговаривать его подождать еще немного.
Сообщение от Эжена о благополучном прибытии конвоя, пришло спустя полтора часа. Я забрала из приемного давно готовые результаты и потрясла Влада за плечо. Парень открыл недовольные серые глаза и уставился на меня. Я показала ему бумаги, затем быстро выписала допуск к работе и отпустила с миром. Сердито буркнув «я пошел», вылетел из кабинета, сжимая в кулаке злосчастный допуск, быстрыми шагами пересек отделение, направляясь не к лифту, как обычно, а к аварийной лестнице, очевидно, решив, что лифта нужно ждать слишком долго, а мне может придти в голову еще какая-нибудь блаж.

…Влад уселся на свое место, намереваясь допечатать отчет, который должен был сдать сегодня утром и сдал бы, кабы не Анины выдумки. На столе ожило переговорное устройство, засветившееся красным светом. Очень приятно – генерал вызывает! После утомительного сидения в больничном кабинете осталось только для полного счастья получить нагоняй от генерала, потом еще и Эжен за это подвалит, и все будет просто великолепно! Одолеваемый мрачными предчувствиями, Влад поплелся в генеральский кабинет, с тоской оглянувшись на так и не включенный компьютер.
Вывалился из кабинета генерала полчаса спустя недовольный и сбитый с толку. Он ожидал серьезного нагоняя за не сданный вовремя отчет и кипу сводок, по готовым делам, за которые даже не брался. Не говоря уж о том, что стажеру выделили в производство собственное дело, не очень серьезное, в пределах станции, но уже полностью его, а там и вовсе завал! Вместо этого генерал сказал, что работой Влада очень доволен, приказал быстренько подчистить все хвосты по делам, которые он вел вместе с Эженом и Никитой и… и отправил работать в хранилище нераскрытых дел.
Вот тебе и новость, раздраженно думал Влад, направляясь к своему месту. В хранилище работать никто не хотел, и все полицейские инспекторы уклонялись от этого как могли. С одной стороны, это большая честь для раба, говорящая о доверии к нему, а вот с другой… Что-то тут не то! Вот чувствует бедный раб всей своей многострадальной шкурою какой-то подвох! Генерал как-то благополучно забыл, что Влад всего лишь стажер и опыту без году неделя. И что он будет, спрашивается, делать с десятком старых дел?! Нет, что с ними делать, как раз таки известно. Он должен их внимательно изучить, и решить, есть ли смысл возобновлять или лучше сдать в архив. Если Влад решит, что дела и дальше должны быть в производстве их распределят между инспекторами. Вот ребята ему «спасибо» скажут, если им подвалят еще десяток дел! Да такое «спасибо», что он три дня света не увидит, так морда опухнет. Конечно, можно смухлевать, и дать рекомендации на архив, но генерал потребует отчета и внимательно с ним ознакомится. Черт, вот попал, так попал! Но больше всего настораживало, что никаких сроков генерал перед стажером не поставил. Хоть год в них копайся, а бессрочного разбора дел не бывает, вот это Влад, уже успевший хорошо познакомиться со здешними порядками, знал совершенно точно. Или его просто хотят убрать с глаз долой, заперев в хранилище? Если так, то винить в этом некого, кроме себя, нечего было про наркотики молчать!
Но хочешь, не хочешь, а браться надо, иначе Дмитрий Петрович вышибет из бригады и вот тогда начнется веселье. Аня давненько уже место санитара при послеоперационных палатах для него греет, и только повод дай, заставит полы мыть и судна таскать. Вот уж карьерный взлет, так взлет! Даже ссылка в хранилище раем покажется.
Весь остаток дня Влад разгребался со своими делами. Не было времени просто попить кофе, а про обед уже и не заикался. Он все сделал, несмотря на то, что спина отваливалась, глаза болели от напряжения и усталости, а желудок громко заявлял о себе. Сдав последнее дело дальше по команде, направился к хранилищу и получил указанные в списке дела. Десять увесистых папок зеленого цвета, это означало, что все сроки уже давно прошли и делам, как минимум два, три года. Переносить папки в специально отведенную для этой работы комнату пришлось в две ходки. С тяжким вздохом Влад принял эту радость в производство, поставив свою подпись в журнале хранилища.
Влад потер лицо ладонями, пытаясь разогнать усталость, налил кофе из автомата стоящего в углу, в большую тяжелую кружку, взятую со столика рядом, и отправился обратно в рабочую комнату. Надо хотя бы поверхностно просмотреть дела, выделить первоочередные, и разработать примерный план расследования, который уже завтра нужно положить на стол Эжену.
Поверхностно просмотреть не удалось. Начав, увлекся настолько, что не заметил, как основная часть ребят покинула отдел, а оставшаяся дежурная группа с удивлением поглядывает на раскрытую настежь дверь рабочей комнаты, заходить в которую никто не желал даже под страхом расстрела.
Разбирался только со вторым делом, когда на столе противно запищал мобильный. Влад вздрогнул и недоуменно пошарил по столу, отыскивая возмутителя спокойствия. Черная коробочка телефона нашлась под показаниями главного свидетеля. Влад выудил его из-под документов и нажал на кнопку.
- Ты идешь домой, или собираешься жить на своей работе? – недовольно поинтересовался телефон Аниным голосом.
- Что-нибудь случилось? – подавляя зевок, спросил Влад.
- Ничего. Ты на время смотрел?
- Нет, - честно признался он, переводя глаза с документов на циферблат часов, висящих на стене, и даже поперхнулся. Без двадцати три. Ночи.
- Ага, посмотрел, - удовлетворенно заметила Аня, услышав каркающие звуки, - живо домой. Не обедал и не ужинал, на себя плевать, так хоть о желудке подумай!
- Ань, не ругайся, я уже иду, - пообещал Влад, невероятно обрадовавшись этому нагоняю - она о нем беспокоится.
Затолкав телефон в карман, быстро разложил бумаги по папкам и запер их в столе. Аня права – хватит на сегодня, иначе завтра не будет ничего соображать…

Дня три все было спокойно, и я даже забыла, что в одной из камер полицейского отсека сидит моя маман. Работы навалилось, так что вздохнуть было некогда, чему я несказанно радовалась, некогда придумывать всякие глупости. Влад так же, спасибо генералу, пахал, как проклятый, часто засиживаясь на работе за полночь.
Я закончила утренний осмотр и направлялась в комнату отдыха, мечтая об огромной чашке кофе и сигарете. Нет, все-таки сперва о сигарете, а потом уж о кофе! Жалко, что курить у себя в кабинете нельзя – противопожарная система на раз сработает, а мне этих приключений с подачи Влада на всю оставшуюся жизнь хватило! Зацепив в кабинете сигареты, отправилась в общий туалет. Единственное место в госпитале, где датчики системы не столь чувствительны, так что есть надежда, что меня не окатит чем огнезатушающим.
Забравшись с ногами на стойку у раковин, с удовольствием закурила. Упершись затылком в стену, наблюдала, как сигаретный дым лениво утягивается в решетку вентиляции. Нужно бы подумать о том, что пора готовить документы, паспорт новый и все, что там полагается, а еще, где найти толкового нотариуса, который сделает все быстро и по возможности безболезненно. Нужно бы… да вот только… страшно это. Будто своими руками строишь себе плаху.
В коридоре, за тонким пластиком двери послышались раздраженные шаги и возмущенное бормотание. Я встрепенулась, прислушиваясь. В отделении не должно быть беготни. Беготня означает внештатку.
- Нет, вы с ума сошли! – гневно выкрикнул глубокий женский голос. – Как, скажите мне, как я все, по-вашему, должна успеть?! Или вы думаете, что я могу разорваться надвое!? Так вот я такое не умею!
Я удивленно подняла бровь, узнавая в говорившей, всегда ровную, несколько меланхоличную Лику, психолога-эксперта. Это кто ж сумел сотворить чудо и довести доктора до белого каления? В ответ девушке слышалось тихое успокаивающее бормотание. Дверь уборной распахнулась и на пороге возникла распаленная гневом Лика.
- Это женский сортир, - предостерегающе бросила она через плечо, обращаясь к невидимому мне спутнику, - или вы желаете зайти следом и подержать меня за руки?! Не желаете? Это уже радует!
Лика шагнула в туалет и ловко прихлопнула дверь, явно надеясь щелкнуть приставалу по носу. Она вихрем пронеслась по помещению и рванув кран пустила холодную воду. Меня раздраженная женщина, похоже, не заметила. Я застыла с неприлично открытым ртом, разобрав, что Лика не просто ворчит, доктор материлась!
- С-с-с! – зашипела я, тряся кистью и отшвыривая в ближайшую раковину прогоревший окурок, ожегший пальцы.
Лика подскочила и развернулась на звук.
- Тьфу, ты! Анька, зараза! Напугала, разве так можно? – тряхнув головой, вопросила она. – Что ты здесь делаешь?
- Подсматриваю и подслушиваю, - честно призналась я, спуская ноги с бортика.
- Сигарета есть?
- Есть, - я вытянула из кармана пачку и, открыв, протянула эксперту.
- Ага, - Лика чуть подрагивающими пальцами выудила сигарету и, закинув в рот, принялась хлопать себя по карманам в поисках зажигалки. Я протянула ей свою и Лика, благодарно кивнув, прикурила. Закурив за компанию, решилась расспросить о столь несвойственном для девушки поведении.
- Кто ж вас, доктор, так достал?
- Ай, - фыркнула она, нервно затягиваясь, - сил нет никаких с этим начальством!
- Вы хотите поговорить об этом? – подражая коллегам Лики, я изобразила на лице предельное участие и внимание, поинтересовалась я.
- Анька, не юродствуй! – скривилась она, рукой отгоняя дым.
- Да не, я вполне серьезно, - я затушила сигарету и щелчком отправила окурок в урну, - пошли в комнату отдыха, там сейчас все равно никого не будет. Я собираюсь пить кофе и бездельничать, еще минут двадцать, составишь мне компанию, а заодно расскажешь о своих бедах.
- Пошли, - вздохнув, согласилась она, споласкивая руки, - но это будет не совсем правильно и этично, ведь это вы все должны ходить ко мне со своими проблемами, а не я к вам.
- Лика, ты знаешь, что это диагноз? – поинтересовалась я, направляясь к выходу. – Как это у вас там – сверхценная идея вместе с синдром незаменимости, помешанные на эгоизме и, вследствие всего шизофрения?
- Ты говоришь глупости, - нахмурилась Лика, - такого диагноза никогда не существовало!
- А теперь будет, - пожала я плечами, - кому-то же надо сторожить сторожей.
- Я, стало быть, сторож, а ты, значит, будешь меня сторожить? – мрачно хохотнула Лика. – Что ж, я согласна, все равно работать не хочется, признаться, просто не знаю с какой стороны за что браться.
В комнате отдыха, как я и пророчила, было пусто, народ предпочитал сползаться сюда ближе к обеду. Засыпав в кофеварку кофе, налила воды из канистры. Мы помолчали, глядя, как вода в кофеварке начинает закипать, подниматься по стеклянному желобу и, проходя через фильтр, темным гейзером выплескивается в резервуар. Кофеварка щелкнула, выключаясь, я разлила кофе по чашкам, и уселась на диван, вытянув ноги. Лика плюхнулась рядом, взяла чашку, отхлебнула кофе и поморщилась – слишком горячий.
- Так что там за проблема неразрешимая?
- Вызвал меня с утра начальник и заявил, что сегодня я вылетаю на какой-то семинар, где завтра во второй половине дня буду делать доклад по психическим расстройствам различных социальных групп. Короче, истинный идиотизм, этот доклад сто лет никому не нужен, но начальство приказало, - Лика тоскливо вздохнула.
- Постой, как это сегодня вылетаешь?! – нахмурилась я, даже чашку в сторону отставила. – Это же не консультация какая на стороне! Это симпозиум, к нему готовиться надо!
- Надо, - тяжко вздохнув, подтвердила Лика, - вот кто-нибудь начальству бы еще это объяснил!
- Почему тебя заранее не предупредили? Это же не одного дня дело!
- Письмо затерялось на просторах сети, - кривляясь, загнусавила Лика, передразнивая начальника госпиталя, - оно должно было придти две недели назад, но не пришло! Представляешь, о том, что будет симпозиум, наши узнали, только когда секретарь позвонила чтоб подтвердить участие!
- Бред, - протянула я.
- Бред говоришь? Нет, суровая реальность! Нет, чтоб отказаться! Куда там?! Мы подтвердили! Мы ж впереди галактики всей! А мне что теперь делать?!
- Прежде всего, успокоиться, - посоветовала я, почесывая бровь, - нервами ты тут ничего не сделаешь. У тебя хоть какие-то наработки есть?
- Есть у меня наработки, - досадливо отмахнулась Лика, - я ехать не хочу! Понимаешь? Этот доклад даром никому не нужен, только время потеряю!
Я кивнула. Да, я ее понимала. Воспоминание о последнем семинаре с моим докладом в программе, случившимся в позапрошлом году до сих пор вызывало тихое бешенство из-за бездарно потраченного времени.
- Но и это еще не все, - продолжила негодовать подруга, - сегодня из полицейского отдела позвонили и потребовали срочно провести освидетельствование! Нет, это просто немыслимо! Они хоть понимают, что это может занять уйму времени!?
- Ничего они не понимают и, хуже того, понимать не хотят. Им нужно это освидетельствование и все.
- Это точно, - вздохнула она, разглядывая кофейную гущу на дне чашки.
- А что за освидетельствование? – безразлично поинтересовалась я, искренне сочувствуя подруге.
- Да, рядовой случай, - махнула рукой Лика. - Некая фигурантка корчит из себя шизофреничку. Отвечать уж больно не хочется, а мне возись. Полдня уйдет на эти глупости. Анька, слушай, а может, ты того…
- Чего – того?
- Сходи за меня, а? Ань, ты же все знаешь! У тебя же чуйка, не у каждого психиатра со стажем такая есть! Ты ж уже ходила за меня пару раз, и твоим выводам я вполне могу доверять.
- Лика, тебе никто не говорил, что льстить нехорошо? Да не смотри ты на меня так! Конечно, схожу, – отмахнулась я от ее умоляющего взгляда.
- Анька, спасибо! Ты только отчет составь, а я подмахну,– Лика посмотрела на меня расширившимися глазами, не смея поверить своему счастью. – Там действительно ничего сложного! Зайди только ко мне за кое-какими тестами, чтоб солидно все выглядело, хотя, дело ясное – симуляция. Значит так, встреча назначена на два часа, фигурантку зовут Сабрина Куприна, обвиняется в убийстве двадцатилетней давности. Вырезала всю семью... Ань, что случилось?
- Ничего, - мотнула я головой, стараясь, чтобы голос звучал нормально, несмотря на тугой ком тошноты, подкативший к горлу. Дело выходит за рамки профессионального, и я не имею права…
- Ты плохо себя чувствуешь? – заволновалась Лика. – Если тебе нехорошо, я не буду в обиде, если ты откажешься…
- Все нормально, съела, наверное, что-то, накатывает сегодня, - выдавила я улыбку, - за освидетельствование не волнуйся, схожу сразу после операции.
- Спасибо тебе, - Лика одним глотком допила кофе, сполоснула кружки и поставила их в шкафчик, с беспокойством поглядывая на часы, - ты себе даже не представляешь, насколько меня выручила! Так, я побежала, а ты зайди ко мне за материалами и тестами, хорошо?
- Конечно, зайду, - пообещала я.
Лика кивнув, выскочила из комнаты отдыха. Я уперлась локтями в колени и спрятала лицо в ладонях. Надо дышать, надо успокоиться! Вот оно как получается! Я не верю в провидение, но, похоже, оно существует. А если так, значит, так надо и мне не отвертеться от встречи с матерью. Что ж, миледи, держитесь… Забрав у Лики материалы, направилась в свой кабинет, до операции еще достаточно времени, чтоб успеть просмотреть оставленные мне документы.
В деле не было для меня ничего нового, все это я уже знала от отца. Меня заинтересовали только фотографии потерпевших. С одной на меня серьезно, без тени улыбки смотрел мальчик пяти лет, темноволосый, сероглазый, одетый в парадный костюмчик. Мальчишке было явно неудобно в этом одеянии, но он стоически терпел неудобства. Я погладила пальцем фотографию. Привет, Владушка. На следующей, молодая симпатичная женщина, светловолосая, кареглазая, с чуть вздернутым носиком и пухленькими губками, ага, а это, значит, наша мама. А вот от третьей прошибло электрическим разрядом. Влад! Именно тот, каким я узнала его, отмыв и откормив грязное пугало. Я несколько секунд разглядывала фотографию, пока до меня дошло, что это не Влад, а его отец. У Влада никогда не было строго черного делового костюма, да и носить он их не умеет, ему что попроще – джинсы и свитер. А этот, с фотографии, будто сжился с костюмом и чувствовал себя в нем очень комфортно. И прическа. У моего Влада никогда не было волос до плеч.
Я резко встала, сгребла материалы в ящик стола и отправилась мыться перед операцией.
Мельком глянув на циферблат настенных часов, висящих напротив операционной, я почти побежала в свой кабинет. Без десяти два. Успею. Сунув папку с копией дела и тесты под мышку, на несколько секунд замерла у зеркала. Поправила волосы и осталась собой довольной. Картинка, а не девочка – глазки горят, сложная операция прошла отменно, на щеках легкий румянец, нос, правда немного подкачал, но ничего, терпимо. Я одернула просторную форменную рубашку с глубоким треугольным вырезом и поспешила навстречу со своим призраком.
Остановившись у стойки дежурного, осведомилась, где д’Санси. Молоденький, незнакомый дежурный с подозрением оглядел мою хирургическую форму без опознавательных знаков, но с Эжем, все-таки связался.
Эжен выглядел хмурым, уставшим и недовольным. Не выбритая щетина придавала его физиономии разбойничий вид. Туго парню приходится. Увидав меня, его лицо скривилось, как от зубной боли.
- Только тебя мне здесь не хватает! – взвыл он, закатывая глаза. – Ну, что ты здесь делаешь, а, Романова?
- Вы эксперта вызывали?
- Да! Да, черт возьми, но я вызывал психиатра, а не хирурга!
- Очень хорошо. Наш эксперт, который обычно работает с вами, не может придти по техническим причинам. Все остальные заняты под завязку, да и не пойдет никто больше в вашу богадельню, осталась только я. Если вы, господин майор, сомневаетесь в моей квалификации, то, милости прошу, заявите об этом моему начальству, пусть назначат мне профессиональную комиссию и…
- Все! Все, Романова, заткнись, Христа ради! – завопил он. – Мало мне мамаши, так тут еще и дочь. За что мне все это? – прохныкал он, обращаясь к потолку. Потолок определенно не знал.
- Эж, хорош комедию ломать, - устало попросила я, - у меня еще дел куча, давай побыстрее закончим и разойдемся каждый в свой угол.
- Аня, ни один суд не примет освидетельствование, подписанное тобой, ты это понимаешь?
- А освидетельствование и не будет подписано мной, - так же как он закатив глаза, сообщила я, - оно будет подписано Ликой, так что ни один суд не подкопается. И на суд, кстати, будет Лика ездить, а уж никак не я! А если эта гусыня, моя мамаша, на суде закатит истерику по этому поводу, ей никто не поверит. Солгав раз, вполне можно солгать еще бесчисленное количество, а она лгала по поводу своего душевного здоровья, иначе, зачем было бы вызывать эксперта.
- Анька, ты же потом жалеть будешь, - тихо проговорил он.
- Ты по поводу моей совести печешься, что ли? – недоверчиво переспросила я. – Что я свою мамашу посадить хочу?
- Что-то вроде того, - нехотя согласился Эж.
- Забудь, - посоветовала я, - со своей совестью я как-нибудь договорюсь. Попозже. К тому же, мамаше раньше надо было думать, лет двадцать назад, так что…
- Черт с тобой, - махнул Эж рукой, - пошли.
Эжен проводил меня в дальнюю комнату для допросов, оборудованную стеклом Гизела, прозрачным с одной стороны, соединяющим эту комнату с другой, маленькой, узкой, напичканной записывающей аппаратурой, специально для желающих наблюдать за допросом и оставаться при этом незамеченным.
Стены основной комнаты обшиты звуконепроницаемым материалом, выкрашенным в «веселенький» серый цвет. Посреди пустого помещения небольшой металлический стол с вмонтированным в него микрофоном, соединенным с записывающим устройством. Возле стола два неудобных стула. Яркая лампа под потолком заливала помещение пронзительным бестеневым светом. Обстановка подавляющая и не располагает к долгому гостеванию. Единственное, чего хотелось неподготовленному человеку, попав в подобную комнату, покинуть ее, как можно скорее.
Примерно в такой же комнате я рисовала лошадок, а потом делала уроки, поминутно дергая следователей и экспертов, когда ни черта не понимала математику, а после писала свою первую курсовую. В такой же комнате со мной доверительно разговаривал один из папиных напарников. Суровый хмурый мужик, смущаясь и забавно краснея, объяснял напуганной первыми женскими неприятностями девочке, что ничего страшного с нею не случилось, а потом приволок едва ли не весь ассортимент гигиенических средств из соседней аптеки. В такой же комнате меня утешала добрая половина участка, когда бросил первый мальчик. Ненормальное детство? Ничуть! По крайней мере, это гораздо лучше чем, если бы мой отец оказался судебным экспертом, или, скажем, патологоанатомом!
Я прочертила пальцем по столу, словив себя на том, что от воспоминаний губы расплываются в глупой улыбке, попыталась придать себе вид серьезной невозмутимости. Не получилось. Я скорчила рожу своему отражению, думая, как будет забавно, стой сейчас кто-нибудь по ту сторону стекла. Но с играми пора заканчивать, надо приниматься за работу.
Договорившись с Эженом, что тот будет отслеживать происходящее из потайной комнаты и вести запись, затеяла перестановку. Предстояло разместить стулья так, чтобы я не загораживала собой обзор ни ему, ни видеокамере и к тому же поставить подозреваемую в как можно более невыгодное положение.
Я подвигала стулья, чуть повернула стол. Уселась на стул, предназначенный для мамаши, и попросила, глядя в стекло:
- Эжен, поверни лампу немного влево, - лампа над головой зашуршала, поворачиваясь. – Еще чуть-чуть. Стоп! Вот так хорошо.
Так было действительно хорошо. Свет лампы теперь отражался в зеркале и раздражающе слепил. То, что надо, если я не желаю, чтоб меня узнали с первых же минут общения. Подозреваемая будет сидеть наискосок ко мне. Ей будет крайне неудобно смотреть на меня, и в глаза будут бить блики, создаваемые игрой света и неровностями стекла за спинкой моего стула. Я же, располагаясь спиной к зеркалу, буду надежно защищена от этого. Жестоко? Такова жизнь. Укрепив стулья в нужном положении при помощи напольных замков, опустилась на свое место полностью довольная собой и собственной жизнью, постаралась выкинуть из головы всяческие мысли. Надо сосредоточиться.
Долго пробыть в одиночестве мне не дали. Вскоре отворилась дверь, тихо щелкнув замком, и в комнату ввели подозреваемую. Я с интересом рассматривала женщину, одетую в темно-синюю тюремную робу. Гордая осанка, колючий взгляд сапфировых глаз, бледное, высокомерное лицо и черные волосы, собранные в пучок даже после нескольких дней ареста не потерявшие своего косметического блеска. Здравствуй, мама!
Я с интересом рассматривала ее, как некое мифическое животное, почти такое же, как единорог. Все о нем слышали, но никто не видел. Она меня не узнала, с некоторой помесью сожаления и злорадства поняла я. А что, вы доктор, собственно, хотели? Дети имеют особенность вырастать, и вы несколько изменились с момента вашей последней встречи. С неприятным чувством я осознала, что внешне она очень похожа на меня, только, естественно, старше, но те же волосы, глаза, брови, ресницы, нос, линия подбородка, фу, какая гадость! Впрочем, удивляться нечему, это же моя биологическая мать. Радует только одно, теперь я примерно знаю, как буду выглядеть, когда мне случиться сорок.
Женщина без приглашения прошла к отведенному для нее месту и уселась на неудобный стул, закинув ногу за ногу. «Папироски в мундштуке, разве что, не хватает!» – с раздражением подумала я, хотя совершенно не собиралась раздражаться. Мне на нее плевать! Или не плевать, все-таки? А?
Куприна подалась вперед и, щурясь от отблесков света, приоткрыв рот некоторое время меня рассматривая, отвратительно пуская при этом слюну. По-птичьему повертев головой, она издала что-то похожее на хрюканье. Это все должно было сходу убедить меня, что она у нас скорбна головушкой. А через миг она стала снова самой собой - холодной расчетливой стервой. Удивленно подняла брови, глядя на меня, будто только сейчас меня увидела.
- Зачем меня сюда привели? – холодно поинтересовалась она, разглядывая мою госпитальную форму, а мне показалось, что я слышу себя, только в записи. – И вы кто? Врач? Я не вызывала врачей! Кто посмел вызвать мне врача без моего приказа? В конце концов, я герцогиня и моих приказов должны слушаться все! Где моя горничная?
- Все правильно, - подтвердила я, заставляя себя улыбнуться и говорить ровно. – Вы не вызывали врача, но такова процедура. Это обычна практика. Меня вызвал начальник этого отдела для освидетельствования вашего душевного здоровья и психологической стабильности.
- Сколько он вам заплатил? – подавшись вперед, хищно спросила она.
- Простите? – нахмурилась я, откидываясь на спинку стула и устраивая локти на узких подлокотниках. Похоже, разговор наш обещает стать интересным.
- Не делайте такие удивленные глаза, девчонка! – резко одернула она меня. - Я говорю про вашего начальника – Романова! Сколько он заплатил вам, чтобы признать меня нормальной, даже не смотря на мое душевное нездоровье?
- Простите великодушно… - спокойно проговорила я, сверяясь с бумагами, лежащими передо мной на столе, - госпожа Куприна, но моего начальника зовут Геннадий Васильевич Градобоев, он единственный и неповторимый. А никакого Романова я, простите, не знаю, а вызвал меня на освидетельствование следователь, ведущий ваше дело, - я снова сверилась с бумагами, - некий Эжен д’Санси.
- Значит, про Романова вы ни сном, ни духом? – подозрительно поинтересовалась она.
- Вы абсолютно правы, - глядя на нее невинными глазами без зазрения совести соврала я.
- А мы с вами никогда не встречались? – Все так же подозрительно спросила она, внимательно меня разглядывая.
- Не имели чести, - тут уж и врать не пришлось, я так ее точно не помню, да и она меня тоже.
- Хорошо, - женщина напротив, откинулась на спинку стула и вроде бы успокоилась. – Спрашивайте!
А потом начала хохотать. Неистово и без наигрыша. Я переждала взрыв веселья, раскрыла психологические тесты, выданные мне Ликой, и дала старт всему тому фарсу, за которым в течение двух часов был вынужден наблюдать Эжен. Впрочем, посмотреть было на что, и я даже немного сожалела, что любуюсь этими картинками я, а не Лика, уж она-то оценила бы все по достоинству. Очевидно, маманя на досуге полистала книги по прикладной психологии, и набралась оттуда невесть чего.
Отвечая на вопросы теста, она вдруг впадала в ступор и замолкала на добрый десяток минут, застывая в одном положении и глядя перед собой стеклянными глазами, словно манекен в дорогом магазине. Я не торопила ее, пусть порезвиться, если ей это так необходимо.
Где-то через час госпоже Куприной надоел этот прием и она решила разнообразить репертуар, впадая в неоправданную агрессию и даже делала попытки напасть на меня с целью удушения, в самый последний момент, однако, отказываясь от своих намерений. Она забивалась в угол и бормотала что-то, глядя перед собой невидящими глазами, будто в комнате был еще кто-то третий, моему взору недоступный. Все это представление сдабривалось полновесным бредом с яркими галлюцинациями и диалогами в трех, а то и в четырех лицах. Здесь она, пожалуй, перебарщивала – раздвоение личности еще куда ни шло, а вот растроение и расчетверение, это простите, ни в какие ворота! А уж в симптомы шизоидной истерички, которую симулировала моя собеседница, тем более.
Она безбожно мешала симптоматику, выхватывая куски из различных истероидных состояний, не гнушаясь симптоматикой явно алкогольного, наркотического и вирусного происхождения. Да уж, огромный поток информации и явное дилетантство все-таки погубят наш и без того сумасшедший мир.
Я изо всех сил помогала ей – сочувственно вздыхала, жалела, как могла, успокаивала, разговаривала ласково, короче делала все, чтобы убедить ее в моем безоговорочном доверии.
Напоследок Карина выдала мне самый шикарный номер своей программы, да так, что мне захотелось вскочить со своего места, зааплодировать и потребовать повторения на «бис». Она очень осторожно, можно даже сказать грациозно сползла со своего стула и изобразила так называемую «истерическую дугу», имитирующую больными эпилептический припадок. Как с листа! Она уперлась в пол затылком, не щадя свои ухоженные волосы, и пятками. Руки согнуты в локтях, плотно прижаты к бокам, пальцы в кулаки. До настоящих судорог, до кровавых борозд на ладонях.
Я, против выбранной мною роли, не двинулась с места и не поменяла позу, с непробиваемым спокойствием наблюдала за ней, и размышляла, зачем мне все это демонстрируется. Если она таким образом пытается убедить меня в своем психологическом нездоровье, то перестаралась уже на второй минуте - психически больные люди не выставляют все это на показ, они с этим живут. Или она просто настолько уверовала в свою безнаказанность и гениальность, что считает всех вокруг себя законченными идиотами? Если так, тогда это точно диагноз, выставлять который я, естественно не буду.
От этих мыслей мне стало страшно рядом с собой – я не испытывала к этой женщине ни жалости, ни сочувствия, из-за того что должно будет с ней произойти не без моей помощи. Я всегда сочувствовала людям действительно больным, даже ипохондрикам, глубоко несчастным, болеющим одной из опасных форм психоза, и сознательно гробящим себя, выискивая в своем теле неизлечимые болячки, зачастую не имеющие к ним никакого отношения. Я за свою жизнь перевидала достаточное количество людей попавших за решетку. И даже их я могла если не простить, то хоть постараться понять, конечно, в зависимости от обстоятельств. Некоторых из них не только я, но и папа уважал. Рядом же с Кариной я испытывала только брезгливость и тупое раздражение, такое, какое испытываешь от не слишком сильной зубной боли.
Под аккомпанемент этих мыслей маманя наконец-то поднялась с пола, чем вывела меня из задумчивости и уселась на свой стул, как видно окончательно уверовав в обеду над тупой докторицей, скромно сложила руки на коленях. Это почему-то вывело меня из себя. Все. Повеселились и будя, как говорит Саха.
- Хорошо, - зажав ненужные эмоции в кулак, с улыбкой проговорила я, - теперь, когда, я надеюсь, вы продемонстрировали мне все, что знали из психиатрии и других сюрпризов не предвидится…
- Что значит, продемонстрировала? – нервно вздрагивая, спросила она, по подбородку снова потекла струйка слюны.
- Может, хватит, а? Противно все-таки, - брезгливо скривилась я, и, достав из кармана носовой платок, протянула ей. - Вытрете слюни, саму, небось, передергивает. Ну, что же вы? Берите, это просто платок и ничего больше. Неужели вы так и не поняли, что ваше блистательное выступление не нашло должного отклика в моей душе и я всего лишь повеселилась, пока вы отрабатывали свою программу?
Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами, и даже пузыри пускать забыла. Этот тон, передернутый у старого папиного друга и никогда еще не подводивший, усталый, холодный, профессиональный и немного ленивый, сразу же произвел должное впечатление.
Еще бы нет! Такая благожелательная совсем молоденькая доктор, едва закончившая свой престижный институт, и, конечно же, не видевшая ни одного мало-мальски серьезного психически больного человека, ахала и охала, убеждая симулянтку, что верит безоговорочно. Вдруг взяла да и превратилась в бездушного, уставшего от окружающей тупости профессионала, который если и не все на свете видел, то поглядел достаточно. Несмотря на юный возраст. Я пожала плечами и положила платок на стол перед ней.
Не знала она только одного, отчего ей стало бы еще неуютней в этом паскуднейшем из миров. У этого самого профессионала имеется основательный на нее зуб, и этот профессионал знает кое-что, чего не знает ни один из полицейских инспекторов, занимающихся этим делом, и поэтому с превеликим удовольствием подведет ее этим знанием под расстрельную статью.
- Ладно, - с холодным высокомерием пожала плечами Карина, взяла платок, вытерла губы и подбородок, - не получилось, так не получилось. А вы не могли бы мне объяснить, где же моя ошибка? Ведь я так хорошо готовилась…
- Хреново вы готовились, - проговорила я, вытягивая ноги и прикрывая глаза, - и самая основная ошибка в низком качестве и большом количестве информации. Не надо разбрасываться. А вы что - все симптомы в одну кучу, нехорошо. Это вам не каша, которую не испортить маслом. В психиатрии не бывает такого. Да и вы же понимать должны, что можете обвести вокруг пальца только полицейских, тем более, насколько я помню, им запрещено проводить допросы с пристрастием. Ладно, не буду забивать вам голову лишней и совершенно не нужной профессиональной информацией, повторюсь только, ваша основная ошибка как сейчас, так и двадцать лет назад, в том, что вы хотите получить многое из ничего.
- Что вы имеете в виду, говоря про двадцать лет? Я по-прежнему утверждаю, что меня арестовали совершенно незаконно! И предъявляют какие-то дикие обвинения, что я деверя своего вместе с женой зарезала! Бред совершеннейший! Да и какое собственно до этого дело врачу?
- Вы правы, врачу до законности ареста и обвинений совершенно нет дела, - кивнула я, наблюдая за ней из-под полуопущенных век. - Всю нужную информацию, что требовалась для освидетельствования, я уже собрала и могу с полной уверенностью признать вас психически здоровой, но ответьте мне на один интересующий вопрос, как профессионал, профессионалу без излишней лирики, вам мальчишка-то по ночам не сниться? Такой маленький, лет пяти от роду, темноволосый, с серыми глазками?
- Я не понимаю, о ком вы говорите, - все же надо отдать ей должное, владела она собой, конечно, когда не придуривалась, отменно. Хотя что-то такое все же мелькнуло в глубине глаз. Все-таки я хоть немного, но заставила зашататься землю под ее ногами провалившейся экспертизой, на которую она возлагала большие надежды. Что ж будем развивать успех и пара козырей в рукаве у меня еще есть.
- Ну, конечно, столько же лет прошло, посмею вам напомнить, его звали Владислав. Припоминаете?
- А-а, похоже, вы имеете в виду моего племянника? Так, простите, я не понимаю, отчего он должен мне сниться. Конечно, для семьи была огромная утрата, потерять сразу и отца и сына. Но я причем?
- О, конечно же, не причем. Но он так плакал, когда его продавали, цеплялся за штанины вашего второго, между прочим, незаконного супруга, так просил не бросать и пожалеть. Совершенно, бедняжка, не понимая, отчего его дядя, скорее всего, любимый, а как же – другого-то нет, отдает его абсолютно чужим и злым людям, которые сразу же приложили к маленькой ножке раскаленную железку, а когда начал выворачиваться и кричать, еще и плеткой отлупили. А как он тянул к вам ручки, неужели не снится? И не делайте вид, что вы забыли! – я говорила вкрадчиво и тихо, наблюдая, как в ее глазах все больше и больше растет страх, и уже не вмещаясь, выплескивается бледностью на лицо. - Ой, что-то вы моя милая, побледнели! – саркастически ухмыльнулась я. – Ну, не диво, этого же никто знать не должен был. А я вот знаю. И не только это, но и многое другое. Есть от чего испугаться, правда? Мало того, что я знаю, так я еще все это…
Ее глаза расширились сначала от удивления, а потом начали наливаться дикой яростью. Этим она выдавала себя с головой, вот таким вот манером, косвенно признавая вину. И она, и я это понимали.
- Ах, ты сучка! – прошипела она медленно поднимаясь.
- Си-деть! – сквозь зубы процедила я, и она послушно опустилась назад. – Не усугубляйте, миледи, у вас итак обвинений выше крыши, - презрительно бросила я, - стоит ли к ним еще и нападение при служебных обязанностях присовокуплять?
- Вы все равно ничего не докажите, - зло сверкнув глазами заявила она, - он давно уже мертв. Домашний ребенок ни за что не выжил бы. А даже если вы и записали мои последние слова, мой адвокат докажет, что я находилась под психологическим и физическим давлением. А после наймет другого доктора, намного компетентней, чем вы, и он под присягой объявит о моей несостоятельности! Вот так-то. У вас ровным счетом ничего не получится!
Она расхохоталась мне в лицо, теша себя сознанием полной своей безнаказанности и больших денег, стоящих за ее титулом. Я стиснула зубы, чувствуя, как красная пелена дикой ярости застилает глаза и заполняет мозг. В этот момент я вполне могла свернуть шею этому чудовищу в женском обличье, сидящему напротив меня. Вцепившись в подлокотники стула, я подалась вперед.
- А это мы еще посмотрим, - непослушными от злости губами ответила я на ее тираду. – Да, кстати, нам пора познакомиться, как зовут вас, я знаю, а меня Анна Дмитриевна.
Я вышла из комнаты для допросов, демонстративно громко щелкнув замком в закрывающейся двери, чтобы у моей мамаши не возникло дикой идеи попробовать сбежать. В коридор навстречу мне выскочил из аппаратной Эж.
- Анька, ты молодец, - весело сообщил он, - ты расколола ее! У нас теперь достаточно материалов, чтобы засадить ее надолго.
- Переведи ее в аппаратную, но не сразу, минут через десять, - не глядя на друга, приказала я.
- Ань, ты чего? - удивился Эж.
Я посмотрела на Эжа, он заглянул мне в глаза и даже отшатнулся.
- Ну, чего ты кричишь, сейчас все сделаю, - пробормотал он, хотя я и слова не сказала, развернулся и снова скрылся в аппаратной.
Расколола я ее, как же! Ее еще дожать надо, растоптать! По стенке размазать! И плевать мне на последствия! Я отправлю ее на галеры до конца жизни, если подобное наказание еще применяется где-нибудь в галактике!
- Где Романов? – рявкнула я, до смерти перепугав дежурного.
- К-который, - заикаясь, уточнил он, отступая за стойку, - старший, младший?
- Средний! – сбавила я обороты, пожалев дежурного.
- Где-то здесь, - парень неопределенным жестом обвел помещение, - его позвать?
- Да, пусть идет во вторую комнату для допросов. Немедленно!
Направляясь ко второй аппаратной, я лениво подумала, что Романовых в последнее время на станции действительно развелось, как собак нерезаных. Целых пять штук, клан прямо какой-то, а скоро и все шесть будет, если у папани по отношению к Наташке действительно серьезные намерения, а там восемь, девять и так далее, что в принципе, вполне предсказуемо. Что-то ты Аня Дмитриевна отвлеклась. Соберись! Последний акт этой комедии может оказаться драмой.

…Дежурный нашел Влада в архиве, где тот, задумчиво потирая лоб, вчитывался в стенографию допроса. Дело об убийстве банкира. Безнадежное и явно заказное. Самый настоящий «глухарь», если пользоваться сленгом. Глухарь! Мать его! Но что-то в нем, в этом самом «глухаре» не так и ответ на самом верху лежит, только руку протяни. А не получается... Да и три года, прошедшие с момента преступления не предполагали раскрытия по «горячим следам», и ни одной мало-мальски серьезной версии. Влад всю голову сломал, пытаясь найти то маленькое, царапающее несоответствие. Он уже почти нащупал, оставалось совсем чуть-чуть. Но появился дежурный и поломал все стройные рассуждения, сообщив, что Аня требует Влада, и изволит сильно гневаться. Из-за чего, интересно? Быстро перебрав в уме все свои прегрешения за последнюю неделю, не нашел ничего стоящего, из-за чего Аня прилетела бы в участок злая, как черт и устроила разборки на глазах изумленной публики.
Выругавшись сквозь стиснутые зубы, сгреб в кучу документы, безнадежно мешая и путая их, потом и за неделю не разберется, что и откуда! Сунул стопку в специальный ящик, запер его и отправился выслушивать хозяйский нагоняй неизвестно за что.
Да что такое происходит!? Вопрошал себя Влад, идя в допросную, куда его вызвала Аня. Почему с незавидным постоянством начали на голову валиться неприятности, словно из рога изобилия? Сначала Эжен, позвал к себе в кабинет и долго отчитывал за неправильно составленные сопроводительные документы к сданному в архив делу, что было очень обидно, поскольку Влад допустил всего две незначительные ошибки, на которые и внимания-то особого не обращают. Но Эж бушевал долго и когда отпустил свою жертву, у стажера огнем пылали щеки и уши, а между лопаток было противно и мокро от пота. Влад вывалился из кабинета начальника сжимая в руке злосчастную сопроводительную, которую предстояло переписать, заверить и сдать по новой, предварительно предъявив Эжену. Оказавшись за своим столом, заставил себя успокоиться, иначе никакой работы не получится. Едва он смог унять расшалившиеся нервы, убеждая себя, что все не так уж и плохо, как все усилия пошли прахом – мимо прошел Дмитрий Петрович, дружески хлопнул по плечу и поинтересовался, как продвигаются дела. Влад в ответ пробормотал «продвигаются», стыдясь, что врет генералу, ни о каком продвижении и речи не шло, он завис на деле об убийстве банкира, а остальные Влад почти и не открывал.
- Ну, ну, работай, - хмыкнул генерал, - вечером доложишь, что ты там нарыл.
От этих слов Влада бросило в пот. Что он вечером доложит? А кто виноват? Нечего врать было, теперь выкручивайся, если сумеешь. Поэтому и сидел битых три часа в архиве, поэтому и перебирал материалы дела, а тут на тебе – новая напасть! И что Аньке от него понадобилось? Да и место какое выбрала – комнату для допросов, оборудованную аппаратной! Это все равно, что поставить его голым в рабочем зале. Уже через десять минут весь участок будет знать о его унижениях! Ну и ладно! Ну и черт с ними со всеми! Переживем! В конце концов, это всего лишь выговор, а не публичная порка!
Наверное, в жизни просто началась черная полоса и ее нужно пережить, с тяжелым вздохом и покорностью судьбе решил Влад.
Остановившись у серой двери с цифрой два, Влад коротко вздохнул и отважно постучал в серый пластик. Если она думает, что он будет молча слушать, покорно опустив голову, то жестоко ошибается! Все-таки он не сделал ничего такого, чтобы позорить его на весь участок. Вынырнув из своего раздражения, с удивлением посмотрел на закрытую дверь, из-за которой не доносилось ни звука. Влад еще раз постучал и, не услышав ответа, в недоумении толкнул дверь. Какую еще гадость измыслила хозяйка, чтоб поиграть на нервах у своего раба?
Сунув голову в приоткрывшуюся щель, оглядел плохо освещенную комнату, в углах которой сгустились черные тени. Пусто! Может, вышла куда? Еще раз тяжело вздохнув, Влад переступил порог.
Оглядев два стула, стоящих у стола Влад немного помедлив, выбрал тот, что стоял спинкой к зеркальному стеклу. Так, по крайней мере, он сможет хоть немного сохранить чувство собственного достоинства, если кому-то из коллег взбредет в голову заглянуть в аппаратную в момент разговора, да и свет, отраженный зеркалом не будет бить в глаза. Откинувшись на спинку стула и устроившись с наибольшими удобствами, Влад расслабился, закрыл глаза и приготовился ждать…

Влад появился очень быстро, опасливо озираясь, зашел в комнату. Постоял, растерянно глядя на два пустых стула, мимолетно пожал плечами и уселся спиной к стеклу. Что ж, декорация не плоха. Я выглянула из аппаратной и сделала знак Эжену, чтобы тот привел заключенную.

…Все больше раздражаясь, Влад посмотрел на часы. Он сидит в этой темной комнате уже десять минут. Где, спрашивается, ее носит? Или она просто забыла, что приказала ему придти? О том, что это могла быть гадкая шутка коллег, думать просто не хотелось. Нет, они, конечно, на многое горазды, но не до такой же степени!
Нет, ну где ее носит? Что она о себе думает? А если сейчас сюда заглянет Эжен, или, не приведи Бог, генерал и обнаружит своего подчиненного откровенно гоняющего балду, вместо того, чтобы благотворно трудиться на благо Межгалактической полиции? Да его просто мордой по столу начнут возить и уже не в переносном, а в самом прямом смысле этого слова! Черт, когда же закончится этот день? Таких бесконечно долгих дней давно уже не было. А еще и это мерзкое ощущение, будто за ним наблюдают, затылок так и раскалывается.
Поерзав на стуле еще не меньше минуты, Влад решительно поднялся и шагнул к зеркальной перегородке…

Эжен украдкой послал мне разочарованный и какой-то побежденный взгляд. Я попыталась подбодрить друга слабой улыбкой, которую тот вряд ли увидел. Вот уже пять минут мы стояли возле стекла в темной аппаратной и любовались коротко стриженым затылком. Мы не включали света, иначе можно было испортить все представление. Единственный человек, чувствовавший себя победителем, была Карина. Она с видом превосходства поглядывала на своих незадачливых конвоиров, скрестив руки в наручниках на животе и до предела выпрямив спину. «Влад! Мать твою! Сколько ты еще будешь сидеть на одном месте? – мысленно орала я на парня, сверля взглядом его макушку. – Встань, пройдись по этой чертовой комнате! Ну же!»
И словно услышав мой молчаливый призыв, Влад пошевелился, потер пятерней затылок и шею. Встал и шагнул к зеркалу, оказавшись в полоске света перед стеклом. Безжалостный луч выхватил из сумрака его лицо, ярко вычертив каждую черточку фамильного достояния Куприных. Влад чуть подался вперед, близоруко прищурившись, стараясь разглядеть, что делается в соседней комнате. Карина слабо отшатнулась от молодого человека, тихонько звякнули наручники. А он все продолжал стоять прямо напротив нее, отделенный лишь прочным непрозрачным стеклом. Узнала. Я едва сдержала вздох облегчения, все получилось! Теперь ее можно спокойно передавать Эжену, пусть дожимает сам. Клиент полностью созрел.
И тут Влад выдал такое, о чем я и мечтать не могла. Отказавшись что-то рассмотреть за стеклом он гордо выпрямился, сверкнул злющими глазами и тишину аппаратной разорвал его гневный рык:
- Романова! Я знаю, что ты там. Сколько я еще могу тебя ждать!? У меня, по-твоему, в запасе вечность!?
Карина отшатнулась от гневного мужчины и подняла руки в попытке защититься, забыв про стекло и про охрану вокруг.
- Нет!!! Серафим, нет! – истерически закричала она, и голос ее рвался на самых высоких нотах. – Нет! Это не можешь быть ты! Я убила тебя! Я зарезала тебя, как свинью, вот этими самыми руками, и смотрела, как ты подыхаешь, захлебываясь в собственной крови! – теперь это была настоящая истерика, не симуляция и выходила она у мамаши не так красиво, но зато правдоподобно.
- Я видела, как тебя хоронили! – захлебываясь верещала она, прибывая будто в забытьи. – Ты подох, слышишь?! И ублюдок твой подох! Я получила за него целых двести кредов! Серафим! – перешла она на дрожащий шепот. – Ты не мог выжить! Не имел права! Титул и деньги теперь мои, а ты уже двадцать лет гниешь в гробу! Убирайся!

- Увидимся вечером! – зловеще заявил Влад, который естественно не мог слышать вопли Карины.
Он раздраженно взъерошил волосы и круто развернувшись, пошел прочь.
- Стой! Ты ублюдок! – надрывалась Карина, колотясь в прочное стекло. – Я доберусь до тебя, ты слышишь!? Я убью тебя еще раз! Ты не смеешь мне угрожать!
Я-то ожидала простой очной ставки, а тут такой подарок – чистосердечное признание! Я аж глаза закрыла от удовольствия. Черт, да я даже подумать не могла, что Карина признает во Владе убитого отца. Конечно, они похожи, может даже больше обычного, но не как две капли воды же! Некоторые отличия определенно существуют, впрочем, двадцать лет, да и стресс сделали свое дело, Карина не обратила на них внимания. Она просто видела то, что хотела видеть и чего так сильно боялась. Впрочем, я и сама в первый момент перепутала отца с сыном.
Видя, что соседнее помещение опустело, Карина решила перенести гнев с мифического героя на вполне доступные личности, то есть на меня и Эжена. Эж, как и я находившийся в состоянии эйфории от неожиданного признания чуть замешкался, когда Карина повернулась ко мне и зашипела, словно рассерженная змея:
- Это все из-за тебя! Он пришел из-за тебя!
Поняв, что ситуация выходит из-под контроля Эжен бросился Карине на плечи надеясь повалить на пол и утихомирить, совершенно не подумав, что у человека, находящегося в экстремальном для него положении просыпаются не дюжие силы. Майор на мгновенье повис на ней, и тут же отлетел к стене, как тряпичная кукла.
- Я убью тебя, как и всех, кто стоял на моем пути! – прошипела она, надвигаясь на меня, выставив вперед руки с ярко-красным маникюром. – Я выцарапаю тебе глаза!
Делать нечего, придется защищаться. Ну не доводить же дело до абсурда, в самом-то деле! Я подпустила Карину к себе и почти не размахиваясь, врезала ей в челюсть, вложив в удар весь свой небольшой вес. Костяшки пальцев неприятно хрустнули, соприкоснувшись с подбородком герцогини, она отлетела назад, ударилась затылком о стену и сползла на пол.
- Я тоже рада тебя видеть, мамочка, - усмехнулась я, глядя на поверженную противницу и потирая ушибленную кисть.
- Молодец, девочка, - хмыкнул Эжен откуда-то снизу из темноты, - не растерялась.
- Эж, ты где? – позвала я, вглядываясь в темноту, - На полу, что ли?
- Ага, - согласился он, - включи свет. Выключатель где-то рядом с тобой.
Я нащупала на стене кнопку выключателя, по потолку пробежала световая волна, и я, наконец, смогла оглядеться. Герцогиня кучей тряпья лежала на полу, перегораживая собой узкое помещение. Возле входной двери сидел Эжен, лицо его было бледным, на лбу выступили крупные капли пота. Он бережно поддерживал неестественно вывернутую правую руку. Вывих. Я перешагнула через лежащую на полу женщину, брезгливо подумав, как бы ни наступить. Опустилась перед Эженом на колени, быстро расстегнула его рубашку и осмотрела поврежденное плечо.
- Опять выскочило, - пожаловался он, скосив глаза на вывихнутый сустав.
- Вижу.
- А вправить сможешь? – Эж с надеждой заглянул мне в глаза.
- Естественно, вставай, пошли в госпиталь.
- Ань, вправь его так, без госпиталя, а? – заканючил он.
- Эж, плечо надо обезболить, - терпеливо объяснила я, - да и зафиксировать после этого не помешает.
- Ань, ну не могу я пока в госпиталь, - заныл Эж, - мне дело закрывать надо, отчеты писать. Работы выше крыши, понимаешь? Вправь так, чего тебе стоит? Я потерплю, обещаю. Все равно хуже, чем сейчас уже не будет, а завтра я к тебе приду, прямо с утра, честно!
- Сегодня!
- Хорошо, приду сегодня, как скажешь, только сделай что-нибудь, терпеть, сил нет!
Я коротко кивнула соглашаясь. Взяла его одной рукой за локоть, другой за запястье.
- Готов?
- Да.
Я резко потянула его руку, одновременно проворачивая и заставляя сустав встать на место, стараясь сделать это как можно скорее. Эж вскрикнул, послышался тихий щелчок, означающий, что сустав встал, как положено.
- Спасибо, - пробормотал Эж, откидываясь на стенку и вытирая рукавом пот с лица.
- Рукой по возможности не двигай и подвяжи ее каким-нибудь ремнем, чем шире, тем лучше, - наставляла я, - как только освободишься сразу ко мне, я сегодня до одиннадцати. Снимки делать надо. Ты говоришь, это уже не в первый раз?
- Да, третий или четвертый.
- Смотри мне, как бы операцию делать не пришлось!
- Ну, Романова, что ты, в самом деле… - Эж хотел добавить что-то еще, но замолк и быстро поднялся, легко опершись о мое плечо. Взгляд его был устремлен мне за спину.
Я тоже поднялась и оглянулась. Карина следила за нами лежа на полу, не делая попыток подняться. Когда она очнулась? Черт ее знает… потеря сознания, может продлиться от нескольких секунд до часа, а те минуты, что мы с Эжем сидели на полу, на нее никто внимания не обращал. Эжен в один шаг пересек расстояние, разделяющее его с лежащей женщиной, левой рукой он ухватил ее за локоть и рывком поднял на ноги. Я отошла в дальний угол аппаратной, не то чтобы боялась, нет. Просто было противно. Эж, крепко удерживая арестованную, открыл дверь и громко позвал Никиту.
В ожидании Никиты в аппаратной висело густое молчание. Я смотрела через стекло в пустую комнату, где совсем недавно принудила свою мать дать показания против себя самой, возможно подписав ей тем самым смертный приговор. Что самое интересное, это меня ничуть не трогало. Карина все это время сверлила меня пристальным, злым взглядом.
Явился Никита и Эж грубо толкнул к нему герцогиню, коротко приказав: «В камеру!». Никита, ухмыльнувшись, профессионально перехватил женщину в наручниках за локоть, как совсем недавно Эжен и повел ее вон из аппаратной. Они были уже на пороге, когда герцогиня резко повернулась и, глядя в мою спину, я видела ее отражение в стекле и чувствовала жар между лопаток, спокойно произнесла:
- Ты, выходит, моя дочь. Что ж ты хороша, даже лучше, чем я. Это замечательная, хорошо спланированная и осуществленная месть, только расскажи, где ты взяла такого похожего…
Ей не дали договорить, Никита выволок ее в коридор, и захлопнул дверь. Я хотела развернуться, крикнуть вдогонку, что это не было местью, и никто ничего не планировал, что это была случайность, роковое стечение обстоятельств, если угодно. Но, естественно, делать этого не стала. Глупо. Карина все равно не поверит, а мне не хочется ни объясняться, ни оправдываться перед женщиной, которую я ждала почти всю жизнь, но так и не дождалась. Детство рухнуло, словно хрупкая бабушкина ваза, разлетевшись на миллион сверкающих, острых осколков. Внутри было пусто и холодно. На плечо легла ладонь Эжа.
- Ань, ты не расстраивайся, ладно? – тихо попросил он.
- Не буду, - безразлично ответила я и потерлась щекой о его руку, - ты иди, работай, а я тут еще немножко постою и тоже пойду.
- Ань, но ты же не собираешься?… - жалобно проговорил он, выглядывая из-за моего плеча.
- Вскрывать вены, вешаться и травиться? – усмехнулась я, глядя на его отражение, и покачала головой. – Нет, это того не стоит.
- Вот и правильно, вот и молодец, - похвалил он меня повеселевшим голосом, - ну, тогда я пошел?
Я молча кивнула, и через мгновение услышала тихий шелест закрывающейся двери. Я прислонилась лбом к холодному стеклу. На сердце было гулко, как на старом чердаке, где скопилось много ненужного хлама. Да, уж, взрослеть – это всегда больно. Я только сейчас поняла смысл этой фразы. Оказывается, когда остаешься без детских иллюзий, то ощущаешь себя выкинутым на мороз прямо из теплой постели. Голым, дрожащим, жалким. И это только твоя маленькая трагедия вселенского масштаба. Страшная, неотвратимая, как горная лавина, она накрывает тебя с головой и тянет неизвестно куда, бросая на твердые острые камни. Взрослеть, это всегда больно.
Я глубоко вздохнула и нашла в себе силы смести и выбросить вон никому не нужные осколки. Мне понадобиться еще очень много сил. Это еще не трагедия, трагедия будет впереди и я не врала Эжу, сказав, что не стану затевать суицид из-за матери, а вот из-за Влада… не знаю. Но у меня в запасе еще целых три недели, чтобы решить это. Двадцать один день, почти целая жизнь. Тогда, стоя в аппаратной и глядя на свое искаженное отражение в темном стекле, я была уверена в этом. Впрочем, людям свойственно ошибаться.
Iuppiter iratus ergo nefas
Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав!
Аватара пользователя
Радагаст
молька
молька
Сообщения: 359
Зарегистрирован: 04 сен 2010, 23:45

Re: а тут то, что я терпеть не могу, но и не отвязаться от э

Сообщение Радагаст »

Глава 6.

…Выйдя из комнаты для допросов, Влад широкими сердитыми шагами направился к архиву. Он был немного раздосадован на себя за недавнюю вспышку раздражения. Не имел он никакого права раздражаться на Аню, даже если ей взбрела в голову блажь поиграть на его нервах. И даже не потому что она его Хозяйка, это оказывается не главное. Главное то, что он полюбил ее. По-настоящему. В первый раз. Когда сердце замирает от одного ее вида, останавливаясь, набухает и, кажется, ему уже нет места в тесной клетке ребер, а спустя мгновение начинает колотиться, как заполошное. От воспоминания о родинке на ее спине, подсмотренной во время дождя, голова и вовсе шла кругом, и низ живота становится болезненно твердым. Влад мог запнуться на середине фразы, начисто забыв, о чем говорил, от одной только улыбки, мимолетно тронувшей ее губы или взмаха ресниц… Ей совсем не обязательно до него дотрагиваться, хватало пройти рядом, чтоб его обдало горячей колкой волной возбуждения, всякий раз умирая оттого, что не смел к ней прикоснуться. Это больше походило на сумасшествие, но, видят боги, он ни в коем случае не желал выздоравливать, несмотря на болезненность происходящего.
Влад вошел в архив, извлек документы, но потом вспомнил, что сегодня, из-за всех неприятностей не успел пообедать. В ответ на эти мысли желудок требовательно заурчал, работать с подобной музыкой нереально, надо хоть кофе выпить. Влад сложил все бумаги обратно в ящик, запер его и выключил настольную лампу.
Он замешкался в коридоре, запирая дверь, что было непреложным правилом работы – у всех в участке были свои ключи. Его отвлекли тяжелые шаги, прогромыхавшие по соседнему коридору, пересекающемуся с архивным. Он узнал эти шаги, по старой рабской привычке, впитавшейся в кровь, отмечать всякие нужные и не нужные мелочи, так в участке ходил только Никита, он носил высокие тяжелые ботинки, с которыми расставался очень неохотно и только по крайней необходимости.
Влад вскинул голову, желая позвать приятеля выпить кофе в маленьком закуточке участка и пожаловаться на несправедливость жизни и начальства, но в последний момент язык словно присох к небу. Никита конвоировал женщину, и не просто женщину… Аню. Тяжелой волной накатила паника – что могло случиться? Почему?
Усилием воли Влад заставил себя успокоиться, того, что он подумал, просто быть не могло, случись что подобное, весь участок давно стоял бы на ушах. Влад принудил себя еще раз посмотреть вглубь коридора, куда удалялись Никита и арестованная женщина и понял, что ему действительно привиделось. Конечно, привиделось и никак иначе! Просто женщина была одного с Аней роста и телосложения и походка чем-то похожа и волосы у арестованной такие же, как у нее. Влад обозвал себя дураком и даже посмеялся над собой. А потом подумал, что пора бы взять выходной или, в крайнем случае, уйти на больничный. Стоит только попросить, Аня легко изобретет для него какую-нибудь ужасно заразную болячку для отвода глаз строгого начальства.
Он слишком много работал в последнюю неделю с бумагами, вот и мерещится всякая чертовщина. Если так пойдет и дальше, он начнет гонять из-под стола зеленых человечков, а это, как говорит его высокообразованная хозяйка, уже попахивает диагнозом. Несмотря на все эти мысли, Влад все-таки решил дождаться Никиту и расспросить его о странной арестантке.
Ждать пришлось долго. Никита появился в общем коридоре только через пятнадцать минут. Из чего Влад сделал вывод, что арестантка содержится в отдельном боксе за глухими дверями, где содержали особо опасных преступников, что еще больше подогрело любопытство. Никита с удовольствием согласился составить компанию и на несколько минут скрыться от работы в закутке с кофейником.
Сквозь тонкую перегородку был хорошо слышен шум рабочего зала, в котором толклись по меньшей мере человек пятьдесят, но загородка все равно создавала иллюзию отдельного помещения. Влад извлек из шкафчика две чашки, придирчиво заглянул внутрь, проверяя чистоту, подал Никите, уже заварившему кофе.
Расспросив друга о его беременной жене и повздыхав вместе с ним над ее испортившимся характером, Влад как бы между делом спросил о том, что его занимало последние полчаса. Он надеялся, что Никита, закатив глаза к потолку расскажет о несносном начальнике, заставившем его переквалифицироваться в конвоира, вместо этого Никита хмуро смерил Влада взглядом и буркнул: «У тебя, что – своих дел мало? Не суйся, куда не просят!» После этого одним глотком допил остававшийся кофе, со стуком поставил чашку на подставку у раковины и вышел вон.
Влад с открытым ртом проводил друга. Никита никогда не позволял себе грубостей по пустякам, так что Влад от удивления даже обидеться не смог. Потом, разумно рассудив, что дело его действительно не касается, раз Никита рычит из-за простого любопытства, сполоснул обе чашки, поставил их в сушку, отправился разбираться в непонятном деле банкира, намереваясь еще раз пересмотреть показания его дочери. Что-то них не так. По времени, что ли не сходится? Или еще что?..

Эжен, конечно же, не пришел и я, чертыхаясь, отправилась после работы к нему на дом, решив задать хорошую трепку за подобное пренебрежение к собственному здоровью. Конечно, пока все мы молоды, кажется организм будет служить вечно и останется таким же молодым и сильным. А вот когда возраст переваливает за полсотни и вылазят непонятные болячки, о которых и понятия не имел, начинают ныть недолеченые когда-то травмы и суставы крутит на каждую перемену погоды, мы начинаем ругать собственное тело, обзывая его совершенно незаслуженно рухлядью, забывая, как относились к нему раньше.
И вранье это, что врачам доставляет удовольствие копаться в чужом организме, находя разнообразные хвори. Вот радость-то! Меня, допустим, доводят до тихого бешенства запущенные вывихи и переломы. Так уж трудно дойти до ближайшей больницы? Вот вам и загадка человеческой души, над которой бьются психологи и философы уже несколько тысячелетий. Никакой загадки нет, существуют три основных закона человечества, которых оно придерживается строже десяти заповедей: «авось», «небось» и «как-нибудь»! «Авось» пройдет! «Небось», ничего серьезного. «Как-нибудь» потом доктор разберется!
Дверь открыла Вика, увидав мое хмурое лицо, хихикнула, прикрывая рот рукой и, повернувшись, крикнула:
- Все, Санси, смерть твоя пришла!
- Вика, отстань, а? – рявкнул в ответ нежный муж. – Не понимаешь, что ли – мне плохо! Ты таблетку принесешь, или нет?
- Я тебе сейчас принесу! – пообещала я, влезая в супружеский разговор. – Я тебе сейчас такую таблетку принесу, мало не покажется!
Я быстро пересекла гостиную и без разрешения ворвалась в супружескую спальню. Эж быстро натянул одеяло на нос, снаружи остались только глаза, выражающие крайнее недовольство.
- Анька, тебе кто-нибудь говорил, что прежде чем войти в спальню к мужчине нужно постучать?
- Ты не мужчина, ты пациент, - спокойно возразила я, - значит так, у тебя есть около пяти минут, чтобы собраться.
- Куда? – Эжен удивленно сел, одеяло поехало вниз, но он успел перехватить его, прижав рукой к животу. Он был бледен, очевидно, плечо сильно беспокоило.
- Как куда? В больницу. Я кладу тебя в стационар, если ты не хочешь лечиться амбулаторно.
- Аня, я хочу, честно, хочу лечиться абу… аму…, короче не хочу я в больницу, - торопливо заговорил Эжен.
- Я тебе не верю, собирайся, - я взялась за ручку двери, - или я вызову бригаду санитаров. Решайте, господин полицейский, я жду вас в гостиной.
В гостиной работала Вика, развалившись в кресле, болтая босыми ногами, читала дневник наблюдений, поставив кружку с кофе на живот. При моем появлении она откинула потрепанный журнал и сделала приглашающий жест, указывая на соседнее кресло.
- Как ты можешь так работать, это же неудобно? - поинтересовалась я у подруги. - Легла бы на диван.
- На диване оно, конечно удобнее, - согласилась со мной Вика, - да вот беда одна – засыпаю моментально. Ты надолго его забираешь?
- До завтрашнего вечера, дольше держать нет смысла.
- Слушай, - Вика приняла в кресле сидячее положение, и заговорила шепотом, - загреби его на недельку, а? Чего тебе стоит, а Эж хоть выспится толком, а то на его работе отпуска не дождешься.
- Не дождешься, - подтвердила я, - но он нам спасибо не скажет.
- А мы и не просим, - Вика подмигнула мне и лучезарно улыбнулась.
- Хорошо, - пообещала я, - попробую что-нибудь сделать. Неделю не обещаю, а вот дня три устроить можно.
- И на том спасибо, - одобрительно кивнула она.
В комнату вошел Эжен, он так и светился недовольством. Смерив нас подозрительным взглядом, еще больше нахмурился.
- Что вы уже замышляете?
- Ничего, - Вика смотрела на мужа кристально честными глазами.
Она встала проводить нас до двери, поцеловала мужа в щеку и пожелала удачи, правда не понятно кому – ему или мне. Мы вышли из каюты и направились к лифтам. Эж шел впереди, я, отстав на полшага.
- Обычно я вожу людей под конвоем, а меня в первый раз, - хмуро пошутил он, оглядываясь, - неприятное чувство.
В ответ я только пожала плечами и надавила на кнопку лифта госпитального уровня.
Оказавшись в кабинете, я быстро осмотрела плечо Эжена, с недовольством обнаружив, что моим советом о фиксации никто не воспользовался. Намазав сустав обезболивающей мазью, наложила плотную повязку. Эж, смотрел на меня жалостливо и обречено, что ему совершенно не помогло. Я вызвала медсестру и приказала оформлять пациента в общую хирургию. Устроив его в больничной палате со всеми возможными удобствами, пообещала расстроенному парню заглянуть с утра перед обходом. Эж даже не пытался спорить со мной по поводу водворения его в больницу, что было странно, при его-то характере. Я вколола ему обезболивающие и снотворное.
- Он видел твою мамашу, - сообщил мне Эж на прощание.
- Я уже ничего с этим не сделаю, - пожав плечами, ответила я, чувствуя себя канатоходцем, балансирующим на краю пропасти.
По дороге домой заглянула в ординаторскую и попросила дежурного врача присмотреть за вновь прибывшим пациентом, мне пообещали, что глаз с него не спустят. Это радует, в смысле, когда в жизни хоть насчет чего-то ты можешь быть совершенно спокоен.

…Влад еще раз перечитал показания дочери. Да, точно, именно в них и есть загвоздка. Конечно, обычные, законопослушные люди, сталкиваясь в обычной жизни с трупом могут вести себя непредсказуемо, забывать, что и когда делали, но все-таки… Она сказала, что была на занятиях, а когда пришла, сразу же обнаружила тело отца, лежащее в бильярдной. А в протоколах следствия значится, что полицейские, прибывшие на место преступления не более, чем через пять минут после обнаружения тела и проведшие поверхностный обыск в ожидании «неотложки», нашли эту самую школьную сумку в комнате дочери потерпевшего.
Или она после того, как нашла тело, прибывая в состоянии шока, сама отнесла сумку в свою комнату, а потом просто забыла об этом? Или, уже зная, что произошло, не стала сразу заходить в бильярдную? Конечно, аргумент слабоват, но другого-то нет. И она сама сказала, что в свою комнату не заходила. А если так, то зачем соврала? Да и если не заходила в свою комнату, почему встретила полицейского в домашней одежде, запачканных в краске штанах и длинной рубашке, а не в школьной форме?
Ладно, будем думать, что она могла придя из школы, зайти в ванну и переодеться в домашнюю одежду, у Ани в ванной творится черте что – халаты, висящие на вешалках вместе с полотняными широкими штанами и старой Владовой рубашкой, которая Аня велика, но нравиться ужасно и которую она носит вместо халата, считаются вполне нормальным явлением. А было ли в той семье так же? Вряд ли.
В том же самом протоколе обыска описываются комнаты дома, и где касается комнаты, дочери отмечается педантичный порядок. Туфли к туфлям, платья к платьям – никакого беспорядка. Если верить полицейским, то даже нижнее белье было разложено строго по цвету и фактуре ткани. Еще следователь, что вел дело, отметил на полях протокола, что комната не несет абсолютно никакой информации о хозяйке, слишком все безлико. А если так, то почему не обратили внимания на все эти простые нестыковки?
А, ну правильно – дочери потерпевшего было около четырнадцати лет. Почему-то люди думают, что дети в этом возрасте не могут совершить такого тяжкого преступления, как убийство? Даже, если это примерные девочки из хорошей семьи. Вранье! Уж Влад-то знал, насколько жестоки хозяйские дети. По приказу вот одной такой благочестивой, примерной и послушной девочки-паиньки забили до смерти парнишку-раба. Что там уж между ними произошло, Влад не знал, но когда девица обвинила парня в приставании к ней любимой, он ей не на грамм не поверил. Не мог тот спокойный и уравновешенный парень сотворить такое – позариться на хозяйскую дочку! Тем более, что привязался к своей соседке по бараку и ни на кого больше не смотрел. Так-то. Впрочем, тут речь идет о родном отце, хотя…
Ладно, надо обсудить все это с генералом, если одобрит, Влад попросит командировку дня на три не больше, чтобы полностью отработать версию. Собрав показания девчонки, протокол обыска и свои записи в черную папку, закрыл остальные материалы в личном сейфе – архив уже как час не работал – и отправился к кабинету Дмитрия Петровича, из-за неплотно прикрытой двери пробивалась яркая полоска света – генерал работает.
Влад уже поднял руку намереваясь постучать, но остановился в самый последний момент, пальцы застыли в нескольких миллиметрах от пластика двери. До Влада донесся приглушенный голос Наташи.
- Дима, не тяни себе нервы, - просила она успокаивающе, по ее выражению было явственно слышно, что она повторяет это уже не в первый раз, - ничего ведь не случилось.
- Я не тяну себе нервы, ты даже не представляешь себе, насколько это было страшно, я видел все только в записи, - отвечал генерал и Влад мимолетно поразился усталости и безысходности звучащей в его голосе, - но это было все равно страшно. Мозгами я понимаю, что Аня выбрала единственно правильное решение. Она расколола свою мать, как ни один из моих ребят не смог бы, да и у меня так вряд ли вышло. Понимаешь, у нее нет жалости и от этого страшно. Наташ, она сделала все это хладнокровно, без каких-нибудь эмоций. Я осознаю, хоть мне от этого и больно, что она мстила за себя, за свое детство, но Влад-то здесь причем? Его зачем втягивать во все это? Я специально загнал парня в архив и работой завалил, чтобы сидел там безвылазно и не увидел ее! Парню и так досталось выше крыши, зачем еще этот неоправданный риск? С него хватит и того, что вскорости он узнает, что в смерти его родителей и его рабстве виновата эта женщина, Анина мать! А потом еще суд будет. К чему так рисковать, а если бы он ее увидел и узнал?
- Дима, не драматизируй, - послышался в ответ тихий и настойчивый Наташин голос, - ребенок давно вырос и вряд ли что-нибудь вспомнил бы…
Влад осторожно опустил документы на стол, непонятно как оказавшийся у генеральского кабинета. Ощущение беды было настолько велико, что он не сразу осознал до конца, что жизнь рухнула. Наташа говорила что-то еще, но Влад словно оглох, и ее речь доносилась до него сквозь плотную вату. В голове бились слова генерала …она мстила за себя, за свое детство… …в смерти его родителей и его рабстве виновата эта женщина, Анина мать… …Его зачем втягивать во все это… …она мстила за себя, за свое детство…
А он все это время мучился, не понимая, зачем его хозяйка проявляет столько благородства к безымянному рабу. Ответ оказался таким простым, банальным и отвратительным в своей голой правде, что даже затошнило. Раньше пользовались только его телом, и это было не так страшно, сейчас попользовались душой. Вероломно. А он-то поверил! Впервые в жизни поверил! И теперь его предали.
Влад ухватился за край стола, боясь, что ставшие неверными ноги подведут, и он упадет. Мир вокруг неудержимо рушился, и остановить крушение невозможно, как нельзя заставить облака ползти по земле, а не лететь по небу. Жизнь рушилась, разбитым стеклом осыпая беззащитную душу, оставляя на ней тонкие, болезненные раны. И ничего уже нельзя изменить, он все услышал и все уже случилось.
С тихим всхлипом загнал в легкие воздух, оказывается, он не дышал все это время. С тех самых пор, как подошел к кабинету. Зачем он сюда пришел? Чего хотел? Комната закачалась, Влад почувствовал, как сердце вслед за душой рвется на части и боль крепкими волчьими клыками вгрызается в беззащитные кровоточащие ткани, взламывая ребра, разрывает мышцы и высасывает по капли жизнь. Еще немного и от меня ничего не останется. Я сейчас грохнусь в обморок, как какая-нибудь слабонервная барышня, безразлично подумал Влад, пытаясь сфокусировать взгляд на ореховом пластике стола, но глаза почему-то отказывались это делать, все расплывалось.
Поднял руку и нетерпеливо протер глаза, пальцы стали мокрыми, но смотреть стало легче. Влад удивленно уставился на мокрые пальцы. Что это еще такое? Он зло и совсем по-детски вытер глаза рукавом, с силой сглотнул колючий комок, застрявший в горле и не дающий нормально дышать. Комок прокатился по гортани, свалился куда-то в желудок и затаился там до поры. Теперь этот комок будет ждать своего случая, чтобы вырваться в самый неподходящий момент и заставить еще больше болеть кровоточащие осколки, оставшиеся от него, Влада.
Стараясь не обращать внимания на колючку, притихшую в желудке, Влад еще раз потер глаза, заставляя себя отгородиться от всего услышанного. Ему нужно несколько минут, иначе он просто сойдет с ума. Как ни странно, но самым страстным желанием было открутить время, как пленку старого фильма, назад хотя бы на полчаса. Туда, где он был усталым, но счастливым, знавшим, что его любят и ждут, и волнуются, что его так долго нет. Что ему мешало собрать все дела, запереть их в сейфе и спокойно отправиться домой, оставив все до завтра и не слышать этого проклятого разговора? Ничего. Ничего не мешало.
Но время не вернуть и он слышал то, что слышал. Значит, с этим придется жить. Правда, Влад никак не мог сообразить, как это делается. Что надо сделать, чтобы дышать и жить дальше? Что? Наверное, надо придумать что-нибудь, убедив себя, что только это сейчас и важно, от этого зависит жизнь. Так, зачем он сюда пришел? Ах, да командировка! Влад потянулся к документам, но неловким движением столкнул папку и она, тихо шурша, поехала со стола, упала на пол, рассыпав содержимое. Влад тупо уставился на белые листы, валяющиеся у ног. Шум в коридоре привлек внимание обитателей кабинета, дверь распахнулась, и на пороге появились Наташка и Дмитрий Петрович.
- Влад? Ты что здесь делаешь? – удивленно и немного испуганно спросила Наташа.
- Я? – переспросил он. – А, вот материалы дела принес, хотел посоветоваться, что делать дальше. Я только что пришел, - неизвестно зачем добавил он, хотя никто его об этом не спросил.
- Это хорошо, что только что, - пробормотал генерал, - заходи, посмотрим, что ты там нарыл.
Влад быстро сгреб документы в папку и шагнул в кабинет начальника. Получить разрешение на выезд оказалось на удивление просто. Дмитрий Петрович выслушал подчиненного, покивал и выписал командировочный лист и даже сопровождающего не назначил. Впрочем, в этом и надобности не было. Влад прекрасно понимал, что если даже и захочет сбежать, не сможет, его тут же объявят в розыск, делом займется сам генерал, и выловят в два счета, если не раньше.
Идти домой не хотелось. Влад долго бродил по бесчисленным коридорам станции, размышляя, что с ним будет дальше. Если все услышанное под кабинетом Дмитрия Петровича правда, то ничего хорошего ждать от жизни не приходится. Он уже отработанный материал и больше никому не интересен. Аня его продаст, это точно. Кому нужен лишний балласт, которым раб был всегда, а сейчас тем более. Интересно, кому он попадет в этот раз? Хорошо бы на рудник, это будет сродни самоубийству. Он за год привык к хорошей жизни, и снова оказавшись в тяжелых условиях, долго не протянет. От плохого к хорошему переходить просто, а наоборот…
Удивляясь самому себе, Влад думал об этом спокойно без злости и раздражения, с вялым равнодушием человека читающего десятый раз одну и ту же книгу, отлично знающего все повороты сюжета, главных героев и злодеев, которые уже не кажутся такими коварными, как в первый раз. Сейчас у него не хватало сил даже на ненависть, настолько опустошенным себя чувствовал.
Чувствуя боль при каждом вдохе, будто у него действительно существовала душа, а минуту назад ее вырвали и оставили истекать кровью открытую рану, Влад брел по долгим коридорам.
Аня, Аня, что же ты со мной сделала? Господи, зачем же так жестоко? Почему не сказать всю правду с самого начала? Зачем заставлять учиться любить и верить, если всего этого нет? Зачем защищать от кошмаров, если сама же вскоре станешь самым главным из них? Сказочная фея, обратившаяся страшной каргой со спутанными космами и крючковатым носом. Конечно, он раб, но зачем же так!? За что? Никто и никогда не заслуживает т а к о й жестокости!
Мысль о возвращении домой, где ждала хозяйка, вызвала самый настоящий приступ тошноты. Он сейчас не мог встречаться с ней. Не мог видеть ту, которую полюбил, и которая предала из-за какой-то жалкой мести. Но возвращаться все равно надо, иначе она поднимет на уши станцию, а зачем Владу еще и эти проблемы? Тем более все равно надо проверить, услышанное от генерала. Для себя. Чтобы знать. Чем ему поможет это знание Влад понять не мог. Он все еще не хотел в это верить, глупо надеясь, что все вокруг ошибаются.
Зайдя в каюту, сразу же столкнулся с Аней, дожидающейся его возвращения.
- Ужинать будешь? – тихо спросила она, не выказывая недовольства поздним приходом.
- Нет, - буркнул он и уже хотел пройти мимо нее в свою комнату, но она остановила его, положив руку на локоть.
Влад отшатнулся от ее прикосновения, хотя и дал себе слово держаться ровно, пока своими глазами не убедиться в ее предательстве.
- Нам надо поговорить, - медленно проговорила Аня, разглядывая его с внимательной настороженностью.
- Я не могу сейчас ни о чем разговаривать, - резче, чем хотелось, ответил он, стараясь не смотреть на хозяйку, - я устал и мне завтра вылетать в командировку, так что я пойду спать.
- Хорошо, - с облегчением, не ускользнувшим от Влада, ответила она, - поговорим, когда вернешься. Будь, пожалуйста, осторожен. Спокойной ночи.
На ее губах появилась несколько потерянная улыбка, и хозяйка скрылась в своей комнате. Влад пошел к себе и, плотно закрыв дверь, включил компьютер. Влезть в закрытую базу данных полицейского отдела не составило труда. Влад легко обошел все коды и вскоре перед глазами оказался нужный файл. Ошибки здесь быть не могло, все услышанное - правда. Влад разглядывал фотографии своих родителей, и в выжженном сердце черной волной поднималась ненависть к Аниной матери, лишившей его жизни и к дочери, лишившей его души. И еще неизвестно, что было тяжелее пережить первое или второе.
Влад так и не смог уснуть этой ночью, чувствуя, как горящая огнем рана находящаяся покрывается коркой льда, сердце перестает больно и тяжело ворочаться в груди, потихоньку успокаиваясь подо льдом. И боль постепенно отступает, прячась где-то очень глубоко, и уже даже можно дышать. Влад широко раскрытыми глазами глядел в темноту, молча переживая свою самую страшную потерю и отсчитывая про себя секунды, оставшиеся до утра.
Утром он собрал необходимые вещи и, поняв, что не может есть в этом доме, отправился в командировку, надеясь найти в порту приличное кафе, где можно перекусить…

Влад отсутствовал пять дней, за которые я успела убедить себя, что ничего страшного не произошло. Ну и что, что он увидел мою мамашу. Люди часто похожи друг на друга как две капли. Конечно, не очень приятно сознавать, что по миру бродит добрая сотня твоих двойников, но с этим ничего не поделаешь, ведь ему же никто не рассказал, кто эта женщина. Я устроила Никите допрос, с которым разговаривал Влад после того, как увидел Карину. Капитан меня успокоил, заверив, что просто послал Влада к черту едва тот начал свои расспросы. Не верить другу у меня не было никаких оснований, так что я уговорила себя не подгонять события и рассказать ему обо всем насколько можно позже.
Но вернувшийся Влад полностью разрушил все мои планы. Он вел себя более чем странно, от меня шарахался, как от прокаженной, домой являлся далеко за полночь и частенько не совсем трезвым. Так мы прожили еще неделю, за которую не перебросились и парой слов. Вконец издергавшись, решила поговорить с ним, дольше успокаивать себя не осталось сил. Я несколько часов настраивала себя на предстоящий разговор, пораньше отпросилась с работы, отправила Олега ночевать к папане, нечего мальчишке присутствовать при наших разборках, да и Влад может явиться по своему обыкновению после часа ночи.
Оказавшись дома в полном одиночестве, поняла, что на месте ни за что не усидеть, тут уж не помогут ни книга, ни сигарета, ни кофе, тем более я как огня боюсь предстоящего разговора. Бесцельно бродить по каюте верх глупости, так что я решила заняться уборкой. Физическая работа всегда разгоняет из головы ненужные мысли.
Убрав каюту, устало опустилась в кресло и огляделась вокруг. Ну и где обещанное чудо? Многие мои подруги с восторженным видом убеждают меня, что стоит им убраться в доме, так их сразу же посещает небывалый прилив сил и на душе становиться хорошо до идиотизма. Что-то никакого прилива сил и благодушия я не ощущаю, лысо только стало, а так – никакого удовольствия. Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, старательно отгоняя сон, норовивший заарканить меня в кресле гостиной. Скоро придет Влад. Но время шло, а он не приходил, и бороться со сном становилось все тяжелее и тяжелее. В конце концов, я позволила себе задремать, решив, что все равно не пропущу его появления.
Громкий хлопок двери со всего маху врезавшейся в косяк вырвал меня из дремы и я, резко выпрямившись в кресле, несколько секунд глупо моргала, пытаясь осознать, что я здесь делаю. Когда осознание пришло, а зрение сфокусировалось я смогла лицезреть Влада, стоящего передо мной, недвусмысленно покачивающегося, для пущей уверенности вцепившегося в косяк. Щеки горят, взгляд блуждающий и пустой.
- Ты опять пьян, - со вздохом озвучила я увиденное, мимолетно удивляясь, где только он достает спиртное, если я договорилась ему не продавать!?
- И что? Кто мне запретит, не ты ли, хозяюшка? – с вызовом поинтересовался он.
- Пойди, пожалуйста, в ванну и приведи себя в порядок, - стараясь говорить спокойно, попросила я, - нам надо серьезно поговорить.
Влад глупо усмехнулся, пожал плечами, но просьбу мою выполнил и на нетвердых ногах прошагал почему-то в мою ванну. Я проводила его тоскливым взглядом. Ну, что, доктор? Может, уже пора взглянуть правде в глаза и понять, наконец - парень все знает! Да, да, именно все, кто-то постарался в его просвещении, потому он и ведет себя так отвратительно. И так дальше продолжаться не может, иначе или он или ты, а может, и вместе, сойдете с ума! Нужно наконец выяснить отношения, только это надо делать спокойно и корректно, ему и без того сейчас очень трудно. Он обязательно решит, что я его бросаю, и слушать не захочет, нужно объяснить… Что объяснишь?! Да он уже все решил! Попытайся просто выкрутиться…
Я успокаивала себя изо всех сил, при этом отдавая себе отчет, что объяснить я ничего не сумею, а если и буду что-то лепетать в свое оправдание, он все равно ничего не услышит, таким уж упрямым уродился. Но и представить не могла, что все что я придумывала, стараясь предугадать наш самый резкий разговор было просто детским лепетом, по сравнению с реальностью.
Мне вдруг стало очень холодно и, решив, что Влад провозится в ванной еще немного, пошла к себе накинуть теплую кофту – от нервного перенапряжения пальцы стали ледяными. У меня не должно быть таких пальцев.
Из ванны появился Влад, он шагнул в мою комнату, забыв спросить разрешение я рассеянно опустилась на кровать так и не найдя кофты. Влад был почти трезв в одних штанах и босиком, на шее болталось полотенце, а с мокрых волос струйками стекала вода, по полу волоклась рубашка, которую он сжимал в кулаке. Влад подтащил стул, уселся верхом напротив меня, положил подбородок на сложенные руки, с независимым видом пошевелил пальцами босых ног. Проделав все это, снизошел до вопроса.
- Итак, что ты хочешь мне сказать? – в его голосе слышалась насмешка.
- Я хочу, что бы ты выслушал меня очень внимательно и без психов… - собравшись с духом начала я, уговаривая себя не обращать внимания на его тон.
- Что нового ты можешь мне поведать? – резко перебил он меня, теперь в его голосе кроме насмешки появилось презрение, помешенное на чем-то подозрительно похожем на ненависть. – Что твоя мать шлюха и убийца? Так я это и так знаю. Что глазки на лоб полезли? Да, я все знаю. А вы неплохо с мамашей придумали – сначала вырезать семью, а потом продать в рабство беспомощного ребенка. Высший пилотаж! Мои поздравления, - Влад дурашливо поклонился и, не дав сказать мне ни слова, продолжил. – А потом что случилось? У младшенькой совесть взыграла, да? Или с мамашей решили еще денежек поиметь? Ах, нет, ни каких денег! Простите, благородная госпожа, я запамятовал, вы сказочно богаты, так что – месть, да?
- Я даже не знаю свою мать и увидела ее впервые всего… - попыталась возразить я.
- Только вот этого не надо! – презрительно скривился Влад. – Ты такая же, как она. Нет, ты хуже, она хоть знала, чего хочет, а ты и этого не знаешь!
- Я понятия не имела кто ты такой, когда случайно купила тебя. Это была нелепая случайность, понимаешь? – тихо проговорила я и прикусила губу, боясь, что сейчас из глаз польются слезы и, злясь на себя, что стараюсь оправдаться.
- Вот, вот, я об этом и говорю, - не унимался Влад. – Да что тебе вообще от меня надо?!
- Ничего.
- Врешь! – заорал он, вскакивая, стул полетел в сторону, а разъяренный мужчина навис надо мной грозовой тучей. – Выкупила и паришь мозги целый год своим занудством! Носишься со своим человеколюбием, как с писаной торбой! Засунь ты себе его в задницу! Ты же ни черта не можешь сделать толком, даже когда пороть меня взялась, представление из этого устроила, только чтоб тебя пожалели! Кому ты, вообще нужна, дура набитая?! Да что ты о жизни знаешь, идиотка тепличная?! Все время лезешь ко всем со своими советами и сочувствиями, а ты не задумывалась – это кому-нибудь нужно? Да всем бы жить легче стало, если бы ты провалилась к чертям собачьим! Ты что, так и не поняла, что никому не нужна и всем только мешаешь?
- Замолчи, пожалуйста, - тихо попросила я, - ты же об этом потом жалеть будешь…
- О, ты меня затыкаешь? – злорадно заключил он. – Что, правда глаза колет и слушать невозможно?
- Влад, ты не боишься меня обидеть? – неожиданно для себя самой спросила я, чувствуя, что проваливаюсь в черную бездну.
- Тебя? Обидеть? – он аж выпрямился от удивления, потом расхохотался зло, громко и обидно. – Да от тебя же все отскакивает, как от стенки! Ты не пробиваемая! У тебя и души-то нет, потому что будь она у тебя, ты уже давно удавилась от сознания собственной вины. Но ты не удавишься, ты ж у нас блаженная!
- Влад, замолчи, прошу тебя, - предприняла я последнюю попытку прекратить весь этот абсурд.
- Да, кстати, хозяюшка, покупателя уже нашла? – невозмутимо продолжал он, будто и не слышал моей просьбы. – Или, как обычно у тебя, все случайно выйдет? Так ты поищи, сделай хоть раз в жизни благое дело, да такого, чтоб позабористей, чтоб в первый же день мне ремней из шкуры нарезал… Ты все время задаешься вопросом, почему я набираюсь каждый вечер? Я тебе отвечу, чтоб морды твоей не видеть…
- Пошел вон, - спокойно, но твердо приказала я, стиснув зубы, ощущая вполне реальную боль в сердце.
- Что? – опешил он.
- Пошел вон! – повторила я, указывая пальцем на дверь.
- К-куда? – такого поворота он не предполагал, впрочем, и я тоже, но мне уже было наплевать на то, куда он пойдет и где проведет ночь и всю ближайшую жизнь. Я устала.
- Мне плевать, - с ноткой горечи ответила я, хотя заставляла себя не проявлять никаких эмоций, чуть пожав плечами, - я же непробиваемая шлюха и убийца, совсем, как моя мать.
Влад вперился в меня мрачным взглядом, затем тяжело развернулся и, накинув на плечи измятую рубашку, вышел из моей комнаты. Через некоторое время послышался шум закрываемой двери. Влад ушел не только из моей комнаты, но и из дома.
Держаться теперь смысла не было, и слезы горячим потоком хлынули по щекам, обжигая, как на морозе. Я нашарила подушку и как в детстве плотно обхватила ее руками, прижала к животу и медленно сползла на пол. Рыдания застревали в горле не давая дышать. Господи, за что? Я раскачивалась из стороны в сторону, обнимая подушку – единственную непреложную реальность в окружающем мире – ощущая себя брошенной и никому не нужной. Скрипнула дверь.
- Я тебе сказала – пошел вон! – напомнила я, не поднимая головы, а на сердце на миг стало легче – он вернулся! Он пришел, и сейчас попросит прощения за все те гадости, что наговорил в порыве гнева и обиды и я его, конечно же, прощу, а потом мы будем пить чай и смеяться над всем произошедшим, и я ему все-все расскажу и про себя, и про мать, и про вольную…
- Аньк, я не вовремя? – в комнату осторожно просочился Никита, не подозревающий, что я готова его убить. Он действительно не вовремя и не тот, кто нужен. Тот, без кого жить нельзя ушел навсегда и с этим придется существовать, а Никита ни в чем не виноват. Я быстро вытерла лицо о подушку и посмотрела на друга.
- Что ты хотел? – я поднялась, швырнула подушку на кровать, всем сердцем желая выпроводить гостя и в одиночестве продолжать предаваться жалости к себе и постигшему меня горю.
- Нас на труп вызвали, а наш эксперт ногу сломал, остальные заняты, а ты не дежуришь, да и знаешь, что делать надо, вот я и… ну, ты понимаешь?
- Хочешь, что б я вылетела с бригадой? – через силу улыбнулась я, Никитина просьба опровергала все, что говорил Влад – во мне нуждались, вот прямо здесь и сейчас и кроме меня это решить никто не сможет.
- Если не трудно, - облегченно выдохнул Никита, обычно я так просто не соглашалась, ведь это не моя работа.
- Хорошо, дай мне пять минут, - мои губы более уверенно растянулись в улыбке, вот она моя жизнь и никто мне не нужен ни любовник, ни тем более муж, как-нибудь обойдусь. Я провела рукой по волосам и направилась в ванну переодеться в более подходящую одежду.
Никита схватил меня за руку, когда я уже открыла дверь, резко развернул к себе и внимательно посмотрел глаза.
- Аня, что с тобой? Ты плакала?
- Нет, всего лишь аллергия, - покачала я головой, преисполненная благодарностью к другу за участие.
- Хочешь, я твоей аллергии морду набью? – с унылой серьезностью спросил он.
- Не стоит, все нормально.

…Влад еле передвигая ноги притащился в участок. Ему больше некуда идти и что делать дальше он определенно не знал. Его впервые в жизни выгнали из дома. И что теперь с ним будет? Где он будет ночевать? Жить? Он вдруг понял, что совершенно не умеет самостоятельно о себе заботиться. Всегда был кто-то, кто решал, где ему спать, сколько работать, что есть. От него требовалось всего лишь выжить и не свихнуться, а обо всем остальном позаботятся хозяева. Владу в жизни они попадались всякие, жестокие и не очень. Его могли избить почти до смерти, оставить висеть на кандалах столба под палящим солнцем, когда кажется, что кожа вот-вот лопнет от жарящих лучей. Или кинуть подыхать на сырой каменный пол подвала, где по углам таятся полчища крыс, но что бы выгнали из дома такого просто не случалось. А если еще учесть, что при этом проявили ледяное равнодушие, это вообще что-то выходящее за пределы понимания, это не поддается никакому объяснению.
Влад очень жалел, что ему слишком быстро удалось справиться со своими эмоциями, и он сумел выйти из благословенного летаргического сна, в который он, казалось, попал после подслушанного разговора. Теперь на него все чаще накатывал самый обычный животный страх, справиться с которым все сложнее. Он не врал своей хозяйке, когда говорил, что не может и не желает ее видеть, но это была лишь часть правды. Больше всего он боялся того момента, когда его продадут кому-то чужому и страшному, совсем как в детстве, когда продавали маленького, худенького мальчонку.
Он хорошо помнил, как его продали в первый раз. Как он цеплялся за чью-то ногу, обутую в высокий кожаный сапог кричал, плакал, умолял, и как его отшвырнула эта самая нога, словно никому ненужный мусор, и как задохнулся от боли, когда на худенькие плечики с силой опустилась плетка. А потом его грубо зашвырнули в кузов высокой машины, и он больно ударился головой, падая на металлический пол, на несколько секунд потеряв сознание. Больше никогда в жизни он никого ни о чем не просил и не умолял, все свои беды сносил молча, с тупым упрямством и ненавистью разъедающей душу, глядя перед собой и не обращая ни на кого внимания.
В бараках и на арене его боялись не только рабы, надсмотрщики, но даже некоторые хозяева. Влад считался неуправляемым и немного бешеным. Он вполне мог позволить себе сломать плеть надсмотрщика, если тот уж очень сильно досаждал, совершенно не задумываясь о последствиях. Ему было плевать и хотелось умереть. Теперь было не плевать и умирать не хотелось. Умирать стало страшно, когда он понял, что означает жить нормальной жизнью. Сейчас было страшно даже подумать, что в скором времени шею перетянет тесный удушающий ошейник, руки закуют в кандалы и продадут первому встречному.
Влад никогда еще не оказывался в столь тяжелом положении. У него не осталось надежды. О том чтобы сбежать, даже думать не стоит. Он за год изучил Аню, она все и всегда делает основательно. Он пока еще думает, как провернуть побег, а она уже перекрыла все пути к отходу. Вокруг ее друзья, они Владу и шага ступить не дадут. На его счету осталось всего четыре креда, на эти деньги и чашки кофе не купишь. Поступление на счет должно быть только на следующей неделе, но Владу почему-то казалось, что этим счетом он больше никогда не воспользуется. И куда он денется без денег и документов? Будь он свободным, другое дело, а так он даже с пассажирами из порта выйти не сможет – детектор на таможне сработает на металл, впаянный в клеймо. Ему остается только смириться и ждать развития событий, все равно он ничего изменить не может.
От этих мыслей начала раскалываться голова. Сейчас ему хотелось только одного – где-нибудь прилечь и поудобней устроить голову с пульсирующей внутри болью. Влад огляделся, сознавая себя в участке, сидящим за своим столом. Конечно, в рабочем зале улечься негде, но ведь существуют еще пустые камеры. А что? Там есть хоть и не удобные, но кровати, а он сейчас согласен на все что угодно, даже на подстилку в углу. Поздравив себя с удачной мыслью, поплелся в сторону тюремного отсека…

Когда мы злые и усталые возвращались с происшествия ко мне подсел Эжен. Я приготовилась к пристрастному допросу, решив ничего другу не рассказывать, не зачем. Но Эжен пытать меня не стал, только сказал нарочито безразличным тоном, констатирующим свершившийся факт:
- Я слышал, у тебя проблемы, - я только кивнула в ответ, не стоит впутывать друзей в свои личные дела, помочь все равно никто не сможет, - если станет совсем худо, ты знаешь, где меня искать.
- Спасибо, - пробормотала я. Вот в этом весь Эжен. Он никогда и никому не навязывает свою помощь, но при этом оставляет место для шага назад.
- И еще, - Эж нахмурился и, глядя куда-то в сторону, покаянно проговорил, - я хотел попросить у тебя прощения, ты была права, а мы все зря лезли в твои дела.
- Да ладно, чего уж тут, - через силу улыбнулась я.
Эжен молча кивнул и переместился на свое прежнее место. Салон мирно дремал, я отвернулась к иллюминатору и невидящим взглядом уставилась в пространство. Нет, рыдать и рвать на себе волосы я сейчас не стану, для этого у меня еще будет целая жизнь, сейчас надо заканчивать все дела связанные с моей движимой собственностью. Сперва надо связаться с его родственниками. Еще не факт, что они захотят видеть этого засранца. Вполне возможно, там существует куча родственников, которые с превеликим удовольствием поделили между собой наследство и титул, и делить все это еще с одним нахлебником, будь он хоть трижды полноправным и законным, не захотят.
Тогда придется выдумывать новую жизнь где-нибудь на краю света. Заниматься переводом денег в нужный банк, покупкой более ли менее приличного жилья, не могу же я выкинуть его на улицу, в чем мать родила! Много денег я ему не дам, так на первое время, плюс его зарплата за те месяцы, что он работал у нас. А дальше пусть сам себя обеспечивает, он и так попил у меня слишком много крови. Ладно, впереди еще целых десять дней и этим я займусь завтра, сегодня я хочу только спать.
Iuppiter iratus ergo nefas
Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав!
Аватара пользователя
Радагаст
молька
молька
Сообщения: 359
Зарегистрирован: 04 сен 2010, 23:45

Re: а тут то, что я терпеть не могу, но и не отвязаться от э

Сообщение Радагаст »

Глава 7.

Собираясь на дежурство, я по привычке обошла помещения, проверяя, все ли оборудование выключено. Последней в моем списке значилась кухня – самое взрывоопасное место. Проверив бытовые приборы, на секунду задержалась на пороге, в последний раз оглядывая помещение. Мой рассеянный взгляд выхватил одинокую чашку с ободком кофейной гущи на стенке, стоящую на краю обеденного стола. И так теперь будет всегда, пронеслась в голове тоскливая мысль, донимающая своей безысходностью, вот уже целую жизнь. Да, наверное, именно так. Одинокая чашка, одно полотенце в ванной, всегда сухое, ты никогда не забываешь повесить его после того как вытрешься, на теплый радиатор и не бросаешь смятой сырой тряпкой на пол в рассеянности промахнувшись мимо. И ботинок сорок пятого размера посреди малюсенькой прихожей, о которые вечно спотыкаешься едва не разбивая нос тоже не будет. И носков, с удивлением обнаруженных скомканными под диваном в гостиной и еще сотни мелочей, подтверждающих, что рядом с тобой обитает расхлябанное и такое необходимое для твоей жизни существо мужского пола, именуемое Владислав Романов… Нет, Куприн. Уже Куприн. Будет тихо, чисто, сухо и одинокая чашка на обеденном столе. Интересно, почему стол именно «обеденный»? Я лихорадочно ухватилась за эту глупость, лишь бы не позволить снова навалиться тоске.
Так почему же стол «обеденный»? Ведь за ним еще завтракают, ужинают, бесконечно пьют чай и кофе, спешат, ругаются, мирятся и делают еще массу разных дел нужных и не очень, вместе и поодиночке… поодиночке… Забудь! Вот прямо сейчас, возьми и забудь! Открестись!
Но уже поздно. Поздно. Я это поняла лишь два дня назад, что действительно поздно. Натурально! Явственно! Навсегда! На миллионы лет вперед и назад. Поздно открещиваться и забыть никак, хотя до этого все казалось так просто. По крайней мере, я пыталась себя в этом убедить.
Эжен пришел ко мне на работу два дня назад и язвительно сообщил, что Влад, видите ли, переселился жить в участок и ночует в одной из пустующих камер, как последний бомж. А еще он попросил меня не волноваться, заверив, что за бомжом присмотрят и не позволят натворить глупостей. Эжен и Никита полностью на моей стороне и поддержат любое мое решение, каким бы абсурдным оно не казалось с первого взгляда.
Я рассеянно поблагодарила друга, стараясь не выказывать эмоций. Я-то надеялась, что вернувшись тогда с вылета, найду Влада в его комнате, несмотря на нашу ссору, но его не было. Не пришел он и на следующий день. Только Эжен заглянул в неуклюжей попытке успокоить, а я, вместо того что бы пожаловаться другу продолжала смотреть в медицинские назначения, прекрасно зная, что по первому же моему слову Влада доставят домой, даже если при этом придется его заковать в наручники и тащить за шиворот. Но как бы мне этого не хотелось, изо всех сил делала вид, что Влад меня совершенно не интересуют. Вот только всегда понятные буквы расплывались странной вязью, а сердце сжималось тоскливой безысходностью. И эта самая безысходность сообщила, что не забыть, ни откреститься и отпустить полностью его я не сумею, и предстоит жить с этим оставшийся миллион лет, в которые вдруг превратилась обыкновенная человеческая жизнь.
А инстинкт самосохранения, ответственный за мое психологическое здоровье, подсказал безрассудную мысль, искрой мелькнувшую в мозгу: «А если все оставить как есть? Он ведь твой и деваться ему некуда! Ты его любишь и незачем обрекать себя на все круги ада, отпуская его! Перебесится, остынет, вернется. Ему же идти некуда, кроме как к тебе!» «Вернуться-то вернется, но простить – не простит, а так мне не надо!» Остудила я свой инстинкт самосохранения и он молча досадуя на мою глупость уполз в дальний угол сознания. Прости.
А Эжена участливо хмурящегося, и не знающего чем еще помочь я поблагодарила и отпустила с миром. Напоследок друг предложил притащить Влада домой силком, я лишь отрицательно покачала головой. Он, тяжко вздохнув, ушел.
Ну как я могу объяснить все другу, если не могу объяснить самой себе путаясь в собственных оскорбленных чувствах, жалости к себе и к своей любви, которой суждено долго и болезненно умирать? А Влад, что ж, он не виноват ни в чем и этого я тоже никому не сумею объяснить. Не поверят. Просто Влад вырос из наших отношений, как ребенок вырастает из коротких штанишек, а я и не заметила. И думать о будущем стало вдруг слишком поздно. Просто ему нужен воздух, тесно стало вот и все, и не остается ничего другого, как отпустить его. Я сумею. Я это уже почти сделала.
И вот теперь одинокая кружка с остатками кофе на почему-то именно обеденном столе. И тишина. Даже Олег и тот сбежал от меня к папе, а точнее к Нике, почти сразу за Владом, под предлогом интенсивной подготовке к экзаменам. Они с Никой решили закончить год экстерном, погулять на папиной свадьбе, родитель назначил ее на конец месяца, дня через два после запланированного мною отъезда Влада, и вместе с Сахой и Васькой полететь на Бору на каникулы. Но мне почему-то казалось, что экзамены только отговорка – Олег Владу симпатизирует, и меня осуждает изо всех своих подростковых сил. Ника не так категорична, но также не одобряет, даже заходить перестала. А впрочем, может я все это надумала и у подростков действительно идет серьезная подготовка к экзаменам, к тому же их отношения только в самом начале и они естественно хотят как можно больше времени проводить вместе.
Но почему же все-таки стол «обеденный»? Я еще раз оглянулась на кружку, раздумывая, стоит ли ее поставить в мойку или так сойдет. Но потом решительно развернулась на пятках и покинула каюту, пусть, когда вернусь, меня ждет хоть какое-то напоминание, что я еще есть. Ну, ничего. Последний марш бросок. Освобожу и устрою Влада, и можно будет отдохнуть. Как же я устала за этот год! Я вошла в лифт и нажала кнопку госпитального отсека. Впереди долгое и надеюсь тяжелое дежурство. Иначе я просто свихнусь за ночь.

…Влад покрутился на жесткой койке аккуратно застеленной тонким казенным одеяльцем слишком узкой для такого большого мужчины, стараясь удобнее устроиться. Раздеваться не стал, только скинул обувь, не лежать же на кровати в ботинках, неудобно как-то. Да и ребята из ночной смены могут притащить какого-нибудь постояльца, а тут он, Владислав Романов, собственной персоной развалился в неположенном месте, да еще и в ботинках! А разденешься и вовсе насмешек не оберешься, на него и так удивленно поглядывают, что живет в участке. До генерала, слава Богу, это пока не дошло, иначе заставил бы вернуться к Аньке, а этого Влад сделать никак не мог. По этическим соображениям. Хотя очень хотелось вернуться в свою комнату, в свой первый и последний дом. Барак домом не считается.
Конечно, в участке жить тоже не плохо, но до зубного скрежета надоело стирать трусы и носки в раковине душевой и сушить их под мощным феном, висящим на стене, поминутно оглядываясь, как бы кто не заметил. А потом вешать в шкафчике, досыхать, а с утра натягивать сырую ткань. Ему еще повезло, что в шкафчике болтался на случай командировки запасной комплект белья, иначе пришлось бы совсем туго. Влад усмехнулся и покачал головой, ишь, какой стал привереда! А давно ли считал за счастье, если на теле оставался маленький клочок ткани, едва прикрывавший наготу? Избаловала его хозяйка, ох, избаловала. А сейчас продаст.
Влад уже не раз корил себя за несдержанный разговор. Надо было сначала узнать, что она собирается с ним делать, а уж после взбрыкивать. И орать на нее не следовало, ведь она лучше, чем кто другой знает все его страхи. Вот сейчас возьмет и продаст какой-нибудь богатой идиотке и тогда прощай естественное мужское украшение. От этой мысли Влада прошиб холодный пот и он, вздрогнув, потряс головой, надеясь прогнать вылезший откуда-то с самого донышка души страх. Чтобы отвлечься он обвел глазами скудную обстановку камеры, в который раз подивившись, что его выгнали из дома. Он уцепился за эту мысль, обдумывая ее, можно на некоторое время забыть о неопределенности будущего. Итак, пошли уже пятые сутки, как его выгнали, а хозяйка так и не проявила интереса, куда он ушел. Это было более чем странно, раньше отслеживала каждый шаг. Пришлось признать очевидное – ей действительно плевать.
Но все же, что теперь делать? Он не может прожить остаток жизни в тюремной камере! Конечно, можно попроситься пожить у Эжена или Никиты, но Влад почти сразу отверг эту заманчивую идею, прекрасно понимая, что и тот и другой терпели его исключительно из дружбы к Ане и не больше. Генералу сейчас не до Влада, у него скоро в доме появиться молодая жена, да и в его каюте не осталось места. Влад тяжело вздохнул. За этими грустными мыслями он не заметил, как уснул. Разбудил его грубый толчок в плечо. Влад открыл глаза, по ним больно резанул слишком яркий свет, заставивший зажмуриться.
- Слышь, Романов, освобождай помещение! – услышал он над собой насмешливый голос Никиты. – Я тут законного постояльца привел.
- Хорошо, я сейчас, - пробормотал Влад, сонно моргая, сел на нарах и принялся слепо нащупывать ногами ботинки.
Он выбрался из камеры, куда тут же затолкнули арестанта не потрудившись снять наручники. Влад не стал расспрашивать, в чем дело, хотя такое поведение было не свойственно его коллегам. Поплелся к своему столу, потирая ноющую от неудобного положения во время сна шею. Ну вот, теперь ему и спать негде, это была последняя пустая камера. Влад тяжело опустился на вращающийся стул и посмотрел на часы, бесстрастно показывающие половину четвертого ночи. И что ему теперь делать? Работы совсем нет, Эж отстранил его от всех дел, хотя и назвал это по-другому. Влад теперь занимался перепечаткой допросов и отчетов по делам, которые вела бригада. Хороша работа для квалифицированного полицейского, всю жизнь только о такой и мечтал! Секретарша, мать твою!
Сложил на столе руки и уткнулся в них лицом надеясь подремать. Не успел толком устроиться, как его опять потрясли за плечо. Влад оторвал голову от скрещенных рук и его взгляд уперся в генеральский китель. Этого только не хватало, досадливо промелькнуло в голове, и Влад поспешил подняться.
- Ты сиди, сиди, - остановил его Дмитрий Петрович, устраиваясь на соседнем стуле, Влад послушно сел, - не хочешь рассказать мне, почему ты здесь?
- Я… э… - неуверенно забормотал Влад, на ходу выдумывая вескую причину своего пребывания в участке и кляня себя, что не озаботился этим раньше, но генерал не дал ему шанса соврать.
- Я знаю, что ты уже несколько дней ночуешь, а точнее живешь, в участке. Что стряслось?
- Аня выгнала меня из дома, - Влад решил, что сказать правду безопаснее, - признаться, я вел себя перед этим не очень хорошо, так что, наверное, она…
- В любом случае, каким бы плохим ни было твое поведение, это не дает ей права вышвыривать тебя из дома, - хмуро прервал его Дмитрий Петрович. – Значит так, сейчас иди в мой кабинет и ложись на диван, подушка с одеялом в нижнем отделении шкафа, у меня еще пара дел, когда закончу, схожу к ней и серьезно поговорю.
- Не надо, пожалуйста, - тихо попросил Влад, - вернуться она не разрешит, да и я, если честно, обратно не рвусь, мне и здесь неплохо…
- Влад, у тебя есть дом и ты на него имеешь не меньше прав, чем моя дочь, - еще больше нахмурился Дмитрий Петрович, - а ночевать в участке я тебе больше не позволю, так что отставить разговоры и вперед в мой кабинет.
- Спасибо, - пробормотал Влад, поняв, что генерал все равно сделает так, как считает нужным.
Кожаный диван в кабинете Дмитрия Петровича оказался достаточно широким, чтобы комфортно уместить Влада, подушка мягкой, а одеяло теплым. Всего ничего. Но так удобно Влад устраивался впервые с момента своего изгнания. Он натянул одеяло на голову, чтобы не мешать генералу работать, закрыл глаза и тут же провалился в глубокий спокойный сон…

От дежурства остался всего час. Надо поспать пару часов и связаться с нотариальной конторой, тянуть уже некуда, остается всего четыре дня до истечения года. Впрочем, если расстаться с некоторым количеством денег, то на оставшиеся дни никто не обратит внимания и можно будет избавиться от доброй половины моей проблемы на пару дней раньше. Еще предстоит связаться с герцогским семейством и разведать обстановку.
Я потянулась до хруста и принялась подготавливать дежурство к сдаче. Работы хватило минут на двадцать, ночь прошла до отвратительности спокойно, набралось всего шесть человек жаждущих моих услуг и ни одного интересного случая, обычная рутина и документов оказалось немного.
У меня было еще сорок минут перед приходом новой смены, я решила употребить их с пользой для себя. Влезла в справочную базу, отыскивая нужные адреса. Адрес герцогской семьи, вписанный в полицейский протокол, не изменился. Разыскать же подходящего нотариуса оказалось сложнее. Почему-то мало кто из стряпчих занимался движимым имуществом. Набралось всего семнадцать адресов, находящихся в районе пребывания станции, шесть были адресами крупных компаний. Их я отмела сразу. Не хочу связываться с большими конторами – они берут не в пример дороже, да и предпочитают до последнего следовать букве закона. Остальные одиннадцать находились в разных концах района, так что предстоял нудный отбор, грозивший затянуться на полдня. Сверившись с часовыми поясами, я с неудовольствием отметила, что могу позвонить всего в семь контор, остальные придется откладывать на вторую половину дня – в тех районах сейчас глубокая ночь.
На удивление мои тоскливые предчувствия не оправдались. Во второй же конторе ответили, что вполне могут справиться с моей просьбой. Нотариус оказался с благородной сединой на висках и понимающим сочувствием, светящимся в неопределенного цвета глазах. Таким, наверное, и должен быть стряпчий – в меру услужливый, в меру понимающий и безмерно хитрый с открытыми и невинными глазами прожженного мошенника. Он заверил, что отсутствие моего клейма на имуществе, вовсе не помеха, как и несоответствие сроков, хотя по первому набранному номеру из-за этого наотрез отказали. Я заулыбалась, слушая заверения стряпчего и, конечно, пообещала накинуть три сотни за беспокойство. Нотариус благосклонно закивал и назначил время на семь вечера сегодняшнего дня. Я немного помедлила с подтверждением встречи. Мне бы радоваться, а на душе отчего-то стало совсем паршиво и захотелось по возможности оттянуть этот момент, словно у меня еще оставалось место для шага назад. Нотариус не торопил, он спокойно ждал, наблюдая за моими колебаниями. Пауза затягивалась.
- Если ваше решение еще окончательно не оформилось, не спешите, подумайте еще раз, - услышала я его мягкий успокаивающий голос, - у вас достаточно времени до окончания законного времени, да и потом вы можете осуществить свое желание в любой момент. Никто вас не торопит, - он улыбнулся, - я надеюсь, наша контора простоит на своем месте еще достаточно долгое время, чтобы вы могли обратиться к нам.
- Извините, - улыбнулась я в ответ, - я просто целую ночь отдежурила и немного устала. Конечно же, мое решение полностью оформилось, я просто не знаю, какой у меня на сегодня график, - нагло соврала я, нотариус понимающе кивнул.
- Давайте сделаем так, - задумчиво проговорил нотариус, - я сделаю на сегодня предварительную запись, а вы в течение дня созвонитесь с моим секретарем, и сообщите окончательное решение.
- Да, пожалуй, вы правы, - я продиктовала поверенному свои данные и данные Влада, нотариус все записал, перечитал вслух, чтобы удостовериться в правильности написанного, и мы попрощались.
Я откинулась на спинку стула, устало закрыла глаза, намереваясь просидеть так оставшиеся от дежурства десять минут. Нужно было время, придти в себя, оказывается, я до последнего момента не верила, что все это всерьез.
- И что все это означает? – раздался над моей головой резкий от недовольства голос отца.
- Что именно? – чертыхнувшись про себя, переспросила я, не открывая глаз. Сколько он здесь простоял? Что именно успел услышать? Да и что мог услышать? Что я о чем-то разговаривала с нотариусом? Ну и что?
- Мне не нравиться то, что ты вытворяешь с Владом, - проинформировал он.
- А что я с ним вытворяю? – невинно поинтересовалась я. – Я его почти неделю не видела…
- Вот-вот я о том же, кто, скажи мне, дал тебе право гнать человека из дома?
- Из дома я его не выгоняла, - безразлично пожала я плечами.
- Он сказал совершенно другое!
- Из дома я его не выгоняла, - с упрямым спокойствием повторила я, чувствуя, как внутри нарастает обида вперемешку со злостью, он, мой отец, даже не потрудился выслушать мою точку зрения, - я его выгнала из своей комнаты, но не из дома, а это совершенно разные вещи!
- Это софистика!
Я с некоторой долей разочарования и сожаления взглянула на отца. Вот оно до чего дошло. Что ж, спасибо, за доверие и любовь. Я с минуту молчала, продолжая изучать родное лицо до недавнего времени самого главного мужчины в моей жизни, решая, обидится мне, рассмеяться или ответить колкостью вертящейся на языке. Отец принял мои размышления за признание вины.
Да уж, генерал, стареешь ты, стареешь, дальше носа своего не видишь, преступников колешь, с умным лицом рассуждаешь об их психологических портретах и обо всей остальной ерунде, о которой и знать-то не обязан, а дочь понять не сумел.
- И не думай, что я не слышал твоего разговора с нотариусом, - мрачно заявил он. - Что ты собираешься делать с Владом?
- Пока ничего, - задумчиво ответила я, а про себя добавила, по крайней мере, до семи часов вечера.
- Я тебя предупреждаю, – если ты его продашь, я от тебя отрекусь! - угрожающе отчеканил отец.
- Отречешься? – заворожено повторила я, удивленно глядя на него снизу вверх и пытаясь отгадать, шутит он или говорит серьезно, губы плотно сжаты, между бровей складка, нет, похоже не шутит.
И тут я разозлилась. Серьезно. Да так, что даже не стала спрашивать, откуда у него подобные мысли. И черт мне стал не брат. Мне некого бояться. Я уже несколько лет никого и ничего не боюсь, и никогда не буду бояться впредь. Так уж я устроена.
- Отречешься, – с легкой насмешкой проговорила я, и подалась вперед в своем кресле, положив расслабленные пальцы на подлокотники, - что ж, это твое право. Можешь начинать прямо сейчас.
- Аня, я не шучу, - добавил он в голос суровости.
- А я и не смеюсь, - холодно парировала я.
- И Влад сегодня же вернется домой! – поставил он точку в нашем разговоре и круто развернувшись, пошел прочь, не собираясь выслушивать ни моих протестов, ни колкостей.
- Пусть возвращается, - пробормотала я себе под нос, независимо дернув плечом, и потянулась к видеофону намереваясь подтвердить встречу.

…Кто-то потряс его за плечо, глаза тут же открылись и Влад сонно уставился на человека, склонившегося над ним. Генерал отступил, позволяя Владу сесть. Парень опустил ноги на пол, уперся локтями в колени и потер ладонями лицо, окончательно прогоняя сон. Генерал сунул ему в руки чашку кофе и Влад благодарно кивнул, делая первый обжигающий глоток.
- Я поговорил с ней, - без предисловий сказал Анин отец, - ты можешь возвращаться домой, она не возражает.
- Спасибо, - пробормотал Влад, прячась за чашку и стараясь скрыть досаду на действия своего начальника, ведь он же просил!..
- Пожалуйста, - любезно ответил тот, - но впредь я попрошу не выставлять свои ссоры на всеобщее обозрение, мне не нравиться, когда мои подчиненные молча потешаются над членами моей семьи.
Владу очень хотелось сказать, что он уже не член их семьи и никогда им не был; что все затеянное хозяйкой было только ради мести, и ссор больше никаких не будет, потому что его, Влада, в скором времени продадут, так что хлопоты Дмитрия Петровича были напрасны… Но ничего из этого не сказал, строго приказав себе заткнуться едва собрался раскрыть рот. Не стоит расстраивать этого доброго человека, который относился к Владу очень хорошо и терпеливо на протяжении всего года, заявлением, что его единственная дочь оказалась сволочью.
Конечно, Дмитрий Петрович узнает, когда Влада продадут, и очень рассердиться, и может даже попытается найти его и перекупить, но пусть он о своей дочери все узнает сам, а не Влад ему расскажет. Потому как рассказ будет выглядеть не менее отвратительно, чем то, что делает Аня, а именно он будет выглядеть мелкой местью, на большую у раба нет возможностей. Влад не хотел мести ему, может только хозяйке, но не ему, генерал ни в чем не виноват.
Еще раз поблагодарил генерала за хлопоты, поднялся с дивана, еще хранящего сонное тепло, обулся и пошлепал в душевую, надо привести себя в порядок. Зачем? Он не хочет появляться перед хозяйкой заспанным, с нечесаной головой и щетиной на щеках? Какое ему дело, что именно она об этом подумает? Или это самое дело ему еще есть? Влад прислушался к себе. Неужели, он еще продолжает любить эту тварь и его до сих пор заботит, что она о нем подумает?
Не-ет! Естественно нет! Влад разглядывал свое отражение в казенном зеркале, осторожно водя бритвой по подбородку, наблюдая, как из-под лезвия появляется чистая кожа, и хлопья пены, смытые с бритвы, утекают в сливное отверстие. Просто Влад не может позволить себе появляться на людях с заросшей физиономией, а на хозяйку ему абсолютно плевать. Надо показать, что ему все равно. И нет никакого дела до того, что будет с ним потом.
Пусть хоть тридцать раз продает, Влад, теперь знающий о своем происхождении свободного человека, не сможет стать снова рабом. Он будет предпринимать новые попытки бежать, пока его просто не убьют за это. Рабом он больше не будет! Кажется, он уже когда-то думал о чем-то похожем. Да, это было ровно год назад, когда он трясся в душном и вонючем трюме рабовладельческого транспорта. Тогда в его жизни еще не было ничего. Ни Ани, ни любви к ней, ни ее предательства. Ничего. Да и сейчас нет уже ничего. Но почему же тогда так пусто и муторно на душе? Почему он постоянно забывает о том, что должен делать. И пялится в компьютерную заставку или в пустую кружку, или смотрит в документы, совершенно не понимая, что там написано четкими ясными буквами? А еще чаще сидит, упершись глазами в пространство, не видя ничего вокруг? Зачем ему все это, если ему на нее совершенно и абсолютно плевать, а ей на него тем более?
Рассеянно прислушиваясь к своим лихорадочно скачущим мыслям, Влад обнаружил, что уже несколько минут стоит у дверей в каюту хозяйки. Он медленно поднял руку и прижал ладонь к ключу, замок весело щелкнул. Влад недоуменно уставился на приоткрывшуюся дверь удивляясь, что ее дом по-прежнему гостеприимно встречает его, словно ничего и не случилось. И на какой-то безумный миг показалось, что все случившееся всего лишь отвратительный сон, приснившийся из-за переутомления на неудобном диване генеральского кабинета, и Аня встретит его сейчас и с улыбкой пожурит за долгое отсутствие. Но это чувство промелькнуло очень быстро, и диван в генеральском кабинете был удобный, и время вспять не повернуть.
Влад тряхнул головой и, толкнув дверь, оказался в тесной прихожей. Разулся, огляделся по сторонам, намерено оттягивая момент, когда придется переступать порог гостиной. Будет очень хорошо, если хозяйки не окажется дома, тогда можно будет спокойно позавтракать и спрятаться в своей комнате. Владу тяжело было даже думать о ней и что будет, когда ее снова увидит он и представить себе не мог. Дольше стоять в прихожей не было смысла, собрав в кулак всю свою смелость, шагнул в каюту. Если она дома он ни за что не покажет ей, как боится своего будущего.
Хозяйка, конечно же, была дома. Она сидела на диване в гостиной, изучала какие-то документы и не подняла головы, когда Влад вошел в комнату. Все неясные и глупые надежды, которые, как оказалось, еще теплились в душе, разбились о ее равнодушие, а сознание захлестнула новая волна горечи, помешанная на унизительном страхе. И успокоившаяся было ненависть, вспыхнула с новой силой. Он независимо и гордо вскинул голову прошел в свою комнату и тихо прикрыл за собой дверь.
Рассеяно оглядев помещение, с разочарованием убедился, что все как всегда и на своих местах. Ему было бы легче, окажись привычные вещи исчезнувшими, без них помещение станет таким же чужим и безликим, как год назад. Тогда было бы не так больно от предстоящей продажи. Влад закинул голову и приткнулся затылком к холоду металлической двери. Жить совсем не хотелось…

Я перевела дух и откинула голову на мягкую спинку любимого дивана, давая шее отдохнуть. Из ослабших пальцев с тихим шорохом вылетел список документов, продиктованный нотариусом, которые я должна предоставить вместе с заявкой на освобождение движимого имущества. Следуя этому списку, мне нужно принести в контору свидетельство о том, что освобожденному рабу будет гарантирована жилая площадь, небольшой счет в местном банке, медицинская карточка, карточка прививок, свидетельство о том, что ему без проблем оформят паспорт свободного гражданина освоенных миров и чек об уплате налога на освобождение. Все правильно. Иначе получается, что я выставляю человека на улицу голым и босым и он, непременно, пополнит ряды, хоть и свободных граждан, но бомжей и бандитов. Все правильно, кроме налога на освобождение, составляющего триста кредов. Триста! Это же с ума сойти! Да он при покупке обошелся мне ровно в двадцать раз дешевле! Это мне еще повезло, что я не стеснена в средствах и вполне в состоянии оплатить грабительский налог. Впрочем, чего только не сделаешь ради собственного спокойствия!
Но с другой стороны, законодательства галактиона делает все возможное, чтобы рабов не освобождали. При покупке от вас не требуют ничего и вы можете поступать со своим движимым имуществом (это Влад-то имущество!? С его обидами и гордостью? Смешно и неудобно!), как вам заблагорассудиться. Вы можете забить его до смерти, содрать с живого шкуру и повесить над своей кроватью вместо ковра, заставить корчиться у ног от боли и унижения и за это ничего никому не будет. А если вы, Боже избави, решили освободить своего раба, законодательство тут же выдаст вот такой список и сдерет с бывшего хозяина умопомрачительный налог! Поэтому никто и не освобождает рабов по собственной воле, только в случае крайней необходимости. Вот как у меня, к примеру.
Я сердито сложила список и сунула в нагрудный карман. Может податься в парламент галактиона? Стать парламентарием, или как там они называются, пролезть в законодательное собрание и переделать всю прогнившую систему к такой-то матери? Тьфу, черт, какая глупость с утра пораньше в голову лезет! Какое к такой-то матери собрание!? У меня дел невпроворот! До семи часов нужно собрать все бумажки и связаться с герцогским семейством, еще неизвестно захотят ли они принять блудного сына в свои чертоги или лоно, а может логово?
Приготовив завтрак на двоих, быстро проглотила свою порцию, а еду для Влада оставила на столе, не сомневаясь, что как только выйду за порог, он пойдет промышлять по кухне. Не завтракал, небось. Допивая кофе, посмотрела на часы, половина десятого. Что ж, время пошло. И осталось у меня его всего ничего - девять с половиной часов.
Iuppiter iratus ergo nefas
Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав!
Аватара пользователя
Радагаст
молька
молька
Сообщения: 359
Зарегистрирован: 04 сен 2010, 23:45

Re: а тут то, что я терпеть не могу, но и не отвязаться от э

Сообщение Радагаст »

Глава 8.

Я направилась к Эжену. Придется менять внешность, иначе со мной просто разговаривать не станут. Почему-то я была уверена – мою родственницу в высоком семействе не жаловали, и близкое сходство с ней оказывалось неприятной проблемой. Впрочем, не смертельной. Эж выслушав, со мной полностью согласился и без лишних разговоров отвел к штатным гримерам.
В комнатенке до отказа набитой париками, костюмами и остальным, безусловно, необходимым хламом меня быстро преобразили. На голову нахлобучили соломенного цвета парик с длинными волосами, в глаза вставили контактные линзы коричневого цвета, а на правую скулу налепили овальную черную родинку.
Эжен увидав мое новое обличье, кивнул и проводил в специальную комнату, где главным предметом мебели был огромный, во всю стену экран видеофона. Я уселась в продавленное кресло, дождалась, когда за Эжем закроется дверь. Глубоко вздохнув, как перед прыжком в ледяную воду, набрала нужный номер, заботливо добытый Никитой и не значащийся ни в одном справочнике. Прямой номер герцогини. Оставалось надеяться, что она безвылазно сидит в своем кабинете и сама ответит на звонок. Так и случилось.
Экран видеофона выхватил кусок комнаты выполненной в темно-бордовых тонах, тяжелый стол и кресло с высокой спинкой, камин, прикрытый декоративным экраном, да высокий стеллаж с книгами, больше ничего рассмотреть не удалось. За столом восседала женщина, взирающая на меня с высокомерной брезгливостью, в жестких серых глазах на мгновение мелькнуло удивление, тут же сменившееся холодным безразличием. Она не проронила ни звука, оставляя мне честь начать разговор. Я тоже не спешила, во-первых, из-за вульгарного любопытства, а во-вторых, дедушка всегда учил, что на важных переговорах нужно уметь держать паузу, дабы собеседник проникся к тебе должным уважением.
Я как можно безразличнее разглядывала ее. В конце концов, я впервые в жизни видела живую герцогиню, имею полное право поинтересоваться. Седые волосы, уложенные в высокую прическу, холод серых глаз, умело подкрашенные губы, сжатые в тонкую полоску, нитка жемчуга на старческой шее, темно-синий шелк платья и узкие кисти, лежащие на бордовых подлокотниках. На аристократически длинных пальцах, никогда не ведавших физического труда поблескивают драгоценными камнями кольца. Неброские, но баснословно дорогие.
- Все так же будите молчать или вы не туда попали? – все-таки не выдержала герцогиня, голос которой оказался не по возрасту глубоким и властно ледяным.
- Туда, туда, - заверила я ее, - если, конечно, благородная леди вдовствующая герцогиня Куприна.
- А вы смеете в этом сомневаться? – сухо спросила она.
- Боже упаси, я просто уточняю, - растянула я губы в сладкой улыбке.
- Да, я герцогиня, - согласилась она и добавила с ноткой неприязненного удивления, - откуда у вас этот номер? Я предупреждаю, если вы журналистка и замышляете взять интервью, у вас ничего не выйдет! А если посмеете настаивать, ваш номер вычислят в считанные секунды и тогда вам не поздоровиться.
- Никакая я не журналистка и предупреждать меня о чем-то подобном не в ваших интересах, - не менее высокомерно заявила я, выслушав этот бред, впрочем, не лишенный некоторого смысла для моей собеседницы. - Журналисты добывают информацию, я же ее раздаю, и прошу заметить совершенно безвозмездно, то есть, как говаривал герой одной старинной детской книжки, даром.
- Даром ничего не бывает! – ее неприязнь ко мне еще больше возросла, и температура упала еще на несколько градусов. Ей бы в местном морге работать, с уважением подумала я, не нужно было бы тратиться на электроэнергию для морозильников. Экономия, мать ее!
- Придется поверить на слово. Впрочем, вы можете прямо сейчас отключиться и тогда никогда не узнаете, где находится ваш внук, – безразлично и с некоторой скукой проговорила я. - Вам решать.
- У меня нет внука! – резко бросила она. Я подумала, что наш разговор для нее походит на глупый фарс. Моей собеседнице ведь ничто не мешает прямо сейчас последовать моему совету и отключиться. Однако, так этого и не сделала, похоже, ее все-таки зацепило. За Влада стало обидно, впрочем, она его давно заочно похоронила.
- Разве? – вскинула я брови в снисходительном удивлении, обида победила все другие чувства. – А как же Владислав? Или вы уже о нем успели позабыть?
- Владислав мертв! – ее спокойная холодность на миг поколебалась.
- На вашем месте я не была бы столь категорична, - пожала я плечами. – Вот Серафим, ваш старший отпрыск, тот действительно мертв. Его убил ваш младший сын, имя, извините, запамятовала, но это не важно. А история действительно вышла забавная, знаете ли, как в библии, там что-то подобное тоже было. Каин и Авель, если не ошибаюсь. Правда, там все было несколько прозаичнее, а точнее не было лакомого куска наследства и кричащего титула. А так…
- Да кто ты такая, чтобы… - задохнулась герцогиня в праведном гневе, обнаруживая прорехи в воспитании.
- Такая взрослая тетя, а прерывает! – скривилась я, пользуясь одним из приемов Никиного хамства. – Если хотите знать кто я, охотно отвечу – никто и больше вам знать не надобно. Давайте вернемся к вашему пропавшему внуку. Я хочу сразу предупредить - предлагаемый мною экземпляр экспертизы, который я чуть позже вам предъявлю, подлинный, в этом никаких сомнений быть не может, если желаете, могу переслать вам удостоверяющие его личность документы. Спектральный анализ ДНК и все остальное. А чтобы вы мне поверили до того как придут остальные официальные документы покажу несколько снимков сделанных совсем недавно.
Я поднялась и, подойдя к экрану, чтобы моей собеседнице было лучше видно, показала обещанный отчет экспертов и несколько последних снимков Влада, на которых он выглядел очень даже ничего. Я перетасовывала снимки как колоду карт. Одним из последних была заснята и увеличена родовая татуировка герцогского семейства. Она-то и добила герцогиню, подмяв возражения готовые сорваться с ее губ.
- Теперь встает вполне закономерный вопрос, - продолжила я, - желаете ли вы вернуть его назад в родовое гнездо?
- Конечно, желаю, - ошарашено проговорила она, теперь на ее лице не было ни тени безразличия.
- Вот и отлично, - подытожила я, - значит, ровно через пять дней примерно в это же время вы прилетаете вот по этим координатам, - я продиктовала координаты станции, - там будет инспекторская станция «Алкиона», откуда вы заберете дражайшего наследника. Просьба не опаздывать. А теперь прощайте.
- Но подождите! Гарантии…
- До свидания, - повторила я, выключая связь.
Не знаю, сколько я сидела, тупо уставившись в пустой черный экран. От этого занятия меня оторвал деликатный стук, я ответила, в небольшую щелку открывшейся двери просунулась голова Эжена.
- Ну, как – поговорила? – скрывая мучившее любопытство, с наигранным равнодушием спросил он.
- Да, поговорила, - рассеянно кивнула я, ощущая подступающую опустошенность. Наверное, так и должен чувствовать себя человек прекрасно осознающий, что мосты сзади горят, рушатся и вернуться назад нет никакой возможности.
- И что она ответила? – все так же осторожно поинтересовался друг. – Они его заберут?
- А?.. Да, заберут.
- Анька, я тебя что-то не пойму, - выглянул из-за его плеча Никита до этого топтавшийся в коридоре. - Ты, по-моему, хотела, что бы он уехал. И поссорились вы смертельно. Так отчего, сейчас у тебя такой вид, будто ты кого-то похоронила? – и тут же тихо охнул, локоть Эжа ощутимо въехал ему под душу. – За что? – обиженно протянул Никита.
- Думай, что ляпаешь, - сквозь зубы пояснил свой поступок Эж.
- Ребята, вот только драться не надо, глупости все это - с улыбкой попросила я, - да, Никита я сама этого хотела, только вот маетно что-то.
- Ничего, это пройдет, - ободрил меня Эж, - ты, когда к нотариусу?
- Сегодня, - вздохнула я, стягивая с себя надоевший парик.
- Как, уже? – изумился Никита.
- Да, уже, - я поднялась с кресла, пытаясь отлепить с лица родинку. - И я хочу вас попросить еще об одной услуге. Надо подготовить ему паспорт на настоящую фамилию. За четыре часа это возможно?
- А чего ж невозможного? – делано рассмеялся Никита. – Я предвидел, что ты это попросишь и поэтому уже все сделал.
Никита оттеснил Эжа и вошел в комнату, протягивая новенький паспорт свободного гражданина галактиона с открытой пропиской и деловой межгалактической визой, позволяющей обладателю свободно передвигаться по открытым мирам. Я осторожно взяла в руки маленькую книжечку в изумрудной кожаной обложке, перелистала непромокаемые листы, еще клеящиеся друг к другу, настолько были новыми. Нашла гала-фотографию, с которой на меня смотрел уже Владислав Серафимович Куприн, а не Владислав Дмитриевич Романов. Руки противно подрагивали. Чтобы этой дрожи никто не заметил, сунула паспорт в нагрудный карман и спрятала руки за спину.
- Спасибо, Никита, что бы я без тебя делала? – я обняла друга и поднявшись на цыпочки чмокнула в щеку, отчего парень густо покраснел и забормотал какую-то сумятицу, мол, не стоит благодарности.
- А без меня? – симулируя обиду, тут же встрял Эжен.
- И без тебя тоже! – рассмеялась я и поцеловала подставленную Эжем щеку.
- Да, вот еще что, - крикнул мне вслед Никита.
Я обернулась на пороге, и он протянул мне электрический ошейник, какие полицейские обычно используют для особо ретивых клиентов, к ошейнику прилагался небольшой пульт с одной кнопочкой посередине, включающий милое приспособление. Видя, что я колеблюсь, Эжен меня подбодрил:
- Бери, бери, нечего на него так смотреть, он не кусается, это так, для страху – не известно еще какие номера твой Влад начнет выкидывать, когда поймет, что окончательно загнан в угол.
Подавив тяжелый вздох и признав правоту более опытных в этом отношении друзей, я осторожно взяла ошейник и, еще раз поблагодарив их, отправилась обратно к гримерам. Надо переодеться в свою одежду, да и родинка, зараза, прилипла намертво, самой мне не справиться.
Вернувшись домой, я направилась на кухню - глаза слипались и кофе хотелось немилосердно. Заглянув в накрытую салфеткой тарелку, обнаружила, что Влад к еде не притронулся, мне оставалось только усмехнуться. Гордец! Ну, черт с ним, пусть сидит голодным. Напугал ежа голой задницей! Я заставлять не буду. Сейчас еще! Не хватало официанткой к нему наниматься. Жрать захочет сам приползет!
Сварив кофе, я демонстративно устроилась в гостиной на диване с книгой и сигаретой, не сомневаясь, что доставляю Владу лишние неудобства. Сквозь приоткрытую дверь в его комнату я видела, как он сидит на полу, опершись спиной о кровать, делая вид, что тоже читает. Это ему удавалось с трудом, поскольку дразнящий запах кофе уже расползся по каюте. Совсем скоро Влад начал ерзать на своем месте, украдкой поглядывая на дверь, через которую мог прекрасно меня видеть, с явной надеждой, что я скоро уберусь к себе. Фигушки! Месть была так себе, можно даже сказать мелочная, но мне все же стало приятно от такой вот пакости, совершенно не потребовавшей с моей стороны никаких усилий.

…Влад уже успел упрекнуть себя и не один раз за внезапный приступ гордости. И чего добился? Теперь в животе урчит на всю комнату. Остается только вздохнуть и отвернуться от двери, за которой его хозяйка с явным аппетитом поедала сложный бутерброд. Она над ним издевается это точно. Вон целый термос кофе себе приперла! Как же он ее ненавидел. Впрочем, пора привыкать к постоянному чувству голода, коль ему все равно быть проданным.
Влад прикрыл глаза и попытался спокойно обдумать сложившееся положение. С одной стороны настораживало Анино бездействие, а с другой оно же рождало глупую надежду, что он ошибся и все еще образуется. Но этого нет и быть не может. Да уж, с какой стороны не поверни все одно – край. Но почему она так долго тянет с продажей? Чего ждет? Не нашла покупателя? Чушь! Такого здорового раба с руками оторвут, стоит только клич кинуть. Или просто на нервах играет? Куда ей понадобилось идти сразу после дежурства? Она никогда никуда не ходит после бессонной ночи, предпочитая отсыпаться, все дела, даже самые важные откладывая на потом. А может уже нашла покупателя и время у Влада вышло?
От этих мыслей и голода начала болеть голова. Напившись воды из-под крана, стараясь обмануть этим голод, улегся на кровать лицом к стене. А что еще мог сделать? И когда хозяйка тронула его за плечо, спокойно встал и пошел за ней. Было все равно, что будет, только бы поскорее закончилось…

Около четырех часов пополудни я запросила разрешение на вылет. Влад вел себя на удивление спокойно, я, признаться ожидала откровенного хамства с его стороны. Это спокойствие немного пугало, не так должен вести себя человек, которого вот-вот могут, по его же словам, отправить в разряд скота. Да и не в его характере спокойно наблюдать за собственным крахом. Обычно Влад за себя борется. Но он покорно уселся в кресло во время взлета, да и дальше никаких признаков агрессии не проявлял. Впрочем, путешествие только началось, и не известно с каким результатом закончится.
Может последовать давнему Наташкиному совету и заковать его в наручники? Ради собственного спокойствия. Глупо. Он же не преступник. Однако я сочла нужным предупредить, что вздумай он выкинуть какую-нибудь гадость, сразу будет лишен свободы передвижений. В доказательство своих слов продемонстрировала наполненный прозрачной жидкостью шприц, сообщив, что там хитрый препарат – парень будет все видеть, слышать и чувствовать, вот только не сможет двинуть ни рукой, ни ногой. Влад ничего не ответил и вышел вон. Чутко прислушиваясь к его передвижениям, поняла, что он направился в сторону кают и, признаться, почувствовала себя спокойнее. Как оказалось рано.

…Влад наблюдал за ней стоя на пороге кабины, привалившись плечом к низкому стальному косяку. Лицо хозяйки ярко, до последней черточки отражалось в черном зеркале стекла главного иллюминатора. Бледное, с закрытыми глазами и сжатыми до боли челюстями. Он перевел глаза чуть ниже и увидал, как ее тонкие пальцы стискивают подлокотники кресла. А ведь ей трудно, вдруг с каким-то сочувствием понял он. Все верно - не каждый день приходится продавать ближнего, а ведь это почти как убийство! Как твоя нежная душонка это выдерживает?
Влад едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Легко иронизировать стоя на самом краю жизни! Над собой, над ней, над всем миром. Иронизировать и молча смеяться до злых слез.
Как хотелось подкрасться к ней, совсем тихо, как учил Саха, схватить за шиворот, выдернуть из кресла и хорошенько приложить рожей по стене. Так, чтобы все то, чем любовался весь год, и что не досталось бы никогда, превратилось в кровавую маску! Останавливало только то, что она его непременно обнаружит, стоит ей лишь открыть глаза и тут же всадит куда-нибудь тонкую иголку, и он потеряет сознание, и его продадут, а он даже не будет знать, куда и кому. Или нет, она говорила что-то про паралич, а Влад вполне еще может побарахтаться, если попытается сбежать в порту, так что голова должна быть трезвая и руки с ногами на месте.
Влад сцепил за спиной ладони и сделал шаг назад вглубь коридора, не позволив себе воплотить в жизнь безумное желание. Господи, что она с ним сделала? И как теперь выживать? Ведь продаст же! Продаст, не задумываясь, как надоевшее в шкафу платье. Остается последняя надежда на порт. Надо пробовать бежать.
Зажмурился и, прислонившись щекой к прохладной переборке, сполз вниз, у него есть еще немного времени, пожалеть себя. От этой мысли он внезапно разозлился. И чего скис, спрашивается? Из-за сучки какой-то? С чего это он, интересно решил, что не выживет? Смешно! Он двадцать лет выживал и сейчас, бог даст, не сдохнет! Тоже мне, проблему нашел! Глупости, какие! Просто жизнь дала ему маленькую передышку, а теперь надо собраться и подумать, как лучше убежать, порты они везде одинаковые. Это раньше он был глупый и не умел ничего, а сейчас совсем другое дело…

На меня нахлынула настоящая паника, когда увидела его отражение в стекле иллюминатора, изо всех сил заставляя себя сидеть спокойно, прикрыв глаза и отсчитывая секунды. Взглянув на Влада с новой стороны, я вдруг осознала, что ничего не успею, даже вскочить и занять оборонительную позицию. Чтобы преодолеть разделяющее нас расстояние ему достаточно одного не очень большого прыжка, это секунды полторы не больше. Черт, вот влипла, так влипла! Сейчас он подкрадется ко мне и даст по затылку чем-нибудь кривым и тяжелым, по всем правилам науки криминалистики, чтобы встать больше не смогла. Значит, в случае нападения, надо спокойно сидеть, до самого последнего момента. Пусть думает, что я его не заметила. А потом, когда приблизиться вплотную, воткнуть иглу в мягкое теплое тело. Там уж будет легче, всего двадцать секунд пережить, пока препарат начнет действовать. За это время надеюсь, он меня не убьет. Черт, почему же я не сковала ему руки?
Я сидела в кресле командира экипажа и до боли вслушивалась в каждый звук, боясь открыть глаза и обнаружить себя. Шприц лежал под правой ладонью. Но спустя несколько минут все кончилось, так и не начавшись. Влад ушел. Я расслабилась, услышав удаляющиеся шаги. И если до этого у меня была шальная мысль рассказать ему о цели нашего путешествия, то сейчас я от нее наотрез отказалась.
А я еще жалела его! Сидела над ним спящим, упиваясь жалостью к нему и себе! Как это он будет без меня? Как, как? Да, нормально он будет! Как с тобой, так и без тебя! Легко и нормально! Вон уже и башку тебе свернуть собирался, так что, душевные терзания ни с какой стороны его не одолевают! Вольется он в свою новую жизнь, заведет себе длинноногую и глупую блондинку и все! И ты будешь нормально! Нормально ходить на работу, лечить людей, ковыряться в чужих внутренностях и все! И не нужен он тебе ни на грамм, ни на йоту не нужен. Ни он, ни кто другой! Вот так вот. Ведь жила без него двадцать лет и еще столько проживешь!
Да, вот так. Пусть лучше злость, чем сидеть и жалеть себя все равно легче от этого никому не будет. Да, правильно, злиться это намного лучше.
Старательно распаляя себя злостью, какой-то частью сознания понимала, что это просто спектакль. Показательное выступление актера погорелого театра. Обманывать себя занятие глупое и бесперспективное. Не получается.
На бортовом компьютере зажегся сигнал принимающего порта. Я ответила, назвалась и попросила разрешения на посадку. Пока искали посадочную площадку, я сидела, обхватив себя руками, с ужасом думая, что мне предстоит еще обратная дорога в обществе Влада. Остается только надеяться, что после увлекательной процедуры выставления клейма он будет ни на что не годен. Теперь за ним нужен глаз да глаз он обязательно попытается сбежать в порту. Самый удобный для этого момент, когда выйдем из пограничного и карантинного контроля. А значит…
Мне ответил порт, и я поинтересовалась у диспетчера, могу ли я прямо сейчас заказать на прокат машину. Диспетчер ответил, утвердительно сообщив, какую посадочную площадку для меня приготовили и что ключи от машины, будут ждать меня на пограничном контроле.
Посадка прошла без осложнений. Перед тем как покинуть корабль я приказала Владу переодеться в заранее приготовленную для него одежду, более подобающую рабу. Он без всякой охоты взял у меня вещи и скрылся в ванной. Появился в рекордно короткие сроки одетый в брюки с боковой застежкой из грубой материи темно-серого цвета, перехваченные по внешнему шву всего пятью стежками, такого же цвета и качества свободную куртку, спортивные закрытые тапки на резиновой подошве парень тащил в руках. Больше к его костюму ничего не полагалось, даже нижнего белья. В прорехах одежды светилось голое тело. Какая там погода? Не замерз бы, не простудился.
Во избежание возможных осложнений, приказала наклониться и застегнула на его шее ошейник. Влад еще ниже опустил голову, скрывая от меня свой гнев и раздражение, тем самым молча признавая, что планы о побеге я бесцеремонно попутала. А мне оставалось только мысленно похвалить Никиту за предусмотрительность. Что ж капитан оказался совершенно прав.
- Это не положено, - тихим бесцветным голосом сообщил Влад, протягивая мне тапки, глядя при этом куда-то в пол.
- Обуйся, - попросила я так же тихо.
Влад бросил на меня быстрый взгляд, в котором сквозила насмешка, но тут же опустил глаза и более не прекословя, натянул тапки. Сколько же всего лестного я могла о себе услышать, не будь у него на шее надежного сдерживающего фактора в виде электронного ошейника, вещи для меня, безусловно, полезной – убить не убьет, но неприятностей ему наделает достаточно.
Я достала плотный пакет с документами и распахнула перед Владом люк, позволяя идти первым. Он впереди я, на полшага отстав и сторожа каждое движение.
Планета встретила хмурой погодой. Тяжелые серые тучи, брюхом задевающие высокую антенну на башне порта грозили вот-вот разразиться долгим злым дождем. Пронизывающий ветер дул, казалось, со всех сторон, заставлял Влада ежиться от холода и придерживать распахивающиеся полы короткой куртки, на которой не предусматривалось ничего похожего на замок. Что поделаешь – специальный фасон.
Пограничный, а затем и карантинный контроль прошли без осложнений, только хмурый страж порядка посоветовал присовокупить к ошейнику еще и поводок. От греха подальше, как он выразился. Я, покосившись на хмурого Влада, от подобного предложения отказалась, подписав бумагу заверяющую, что в случае потери либо побега моего движимого имущества не буду к властям в претензии. Оформив документы и внеся оплату за арендованную машину, получила ключи от транспортного средства.
На улице моросил холодный дождик. Вымокнуть не вымокли, но одежда, пока добрались до машины, стала противно сырой. Электромобиль, сданный в аренду выглядел не то чтобы совсем древним, но в антиквариат его можно было записывать, не боясь прослыть мошенником. Салон внутри, в противоположность внешнему облику оказался достаточно современным, и печка работала безотказно, это успокаивало. Влад смотрел строго перед собой, являя тем самым образец безразличия.
Все сорок минут, что занял путь до конторы, проделали молча, впрочем, я не возражала о таком повороте дела, на перепалку не было ни сил, ни настроения. Поплутав по унылым, серым от дождя улицам добрались до высокого трехэтажного здания, выстроенного из красного скверно отесанного камня, хотя, кто знает, может это задумка дизайнера.
Возле здания располагались всего три машины, так что я припарковалась без особого труда. Вылезать из нагретого печкой салона под промозглый дождик не было никакого желания, но сделав над собой усилие, выбралась на мокрую дорогу. Влад покорно последовал моему примеру. Я, не оглядываясь поднялась по лестнице уверенная, что он следует за мной.
К поблескивающей черным лаком двери вели широкие ступени, штук десять, никак не меньше. Оказавшись на площадке перед дверью, я оглянулась. Влад замешкался на середине лестницы, унылым взглядом обводя улицу и скорее всего раздумывая над побегом, чем заставил меня заметно напрячься. Что я буду делать, если он действительно решит бежать? Хватит ли духу нажать на кнопку, чтобы разряд электричества остановил его, кратковременно парализовав беглеца? Влад не дал придти мне к какому-то окончательному решению, его взгляд уткнулся в меня, глаза тут же опустились и он продолжил свое восхождение, имея смиренный вид Христа поднимающегося на Голгофу. Я, облегченно выдохнув, нажала на кнопку звонка.
Дверь мне открыл взлохмаченный молодой человек, скорее всего, секретарь, для охранника он слишком щупловат, по возрасту не старше меня, облаченный в деловой костюм, прибывающий однако, как и его хозяин в некотором беспорядке. Поздоровавшись, я назвалась и сообщила о назначенной встрече. Секретарь несколько секунд озадаченно молчал, обдумывая полученную информацию и наконец, до чего-то додумавшись, расцвел улыбкой и пригласил войти, сообщив, что господин нотариус сейчас же подойдет.
Оказавшись в холе, я не без любопытства огляделась. Обширная проходная комната не производила угнетающего впечатления, была выкрашена в спокойные светлые тона и имела правильную квадратную форму. На каждой стороне квадрата по две двери приятного орехового цвета, поблескивающие тщательно натертым лаком. Пол устилало ковровое покрытие темно бежевого цвета, не броско и без претензий, зато, наверное, вот в такую погоду как сегодня хлопот с ним не оберешься – слишком маркий.
Пока я рассматривала убранство холла, одна из дверей распахнулась, и на встречу вышел тот самый нотариус, с которым я имела честь разговаривать утром. Едва взглянув на меня, он расцвел улыбкой, вполне даже искренней, еще бы нет – за один краткосрочный визит я собиралась выплатить ему около пятидесяти тысяч кредов, сумму отнюдь не маленькую, большая половина которой осядет в кармане стряпчего, не считая, конечно, налога за освобождение.
- Ну-с, милейшая госпожа, приступим к нашему делу, не откладывая, - не переставая расточать улыбки предложил он, после короткого приветствия, говоря исключительно со мной, а на Влада не обращая ровным счетом никакого внимания.
- Да, пожалуй, можно приступать, - в тон ему ответила я, похлопывая пакетом с документами по бедру.
- Люблю деловых женщин, - одобрительно закивал головой нотариус и, не медля боле ни минуты, нажал на кнопку у одной из дверей ранее мною не замеченную.
Где-то по ту сторону двери прозвучал мелодичный перезвон колокольчиков, почти сразу же дверь распахнулась, на пороге появился хмурого вида субъект ростом и сложением очень похожий на моего родителя. Ни с кем не здороваясь, да и вообще не проронив ни звука мужчина направился к Владу, двигаясь по ковровому покрытию на удивление легко и бесшумно. Парень невольно вздрогнул, когда стальные пальцы сжали его локоть, но вслух возражений не высказал и покорно проследовал за помощником нотариуса. Дверь закрылась с тихим щелчком, и я осталась наедине со стряпчим, который увлек меня по направлению к другой двери, весело сообщая, что пора бы оформлять бумаги, поскольку процедура выжигания клейма, означающего отпущение раба на свободу, не займет много времени. А до меня только сейчас начало доходить, насколько все происходящее страшно и неприятно, особенно для Влада. Мне-то что, а ему придется не меньше недели мучиться, пока ожог будет заживать.

…Глухой коридор, уходящий наклонно вниз, освещенный скупым светом редких ламп болтающихся под потолком показался бесконечным и закончился после очередного поворота, тупиком. Влад с отрешенным спокойствием шагал за своим спутником, этому способствовала чужая рука, все так же лежащая на локте. Стоило немного сбиться с шага, как стальные пальцы сжимались, и рука моментально начинала неметь.
Остановились у железной двери с магнитным кодовым замком. Провожатый резко развернул Влада, почти ткнув лицом в стену и не отпуская локтя, набрал код свободной рукой. Послышался тихий щелчок и дверь открылась. Влада грубо втолкнули в небольшую комнату, так что он едва удержался на ногах.
Дверь с тихим лязгом захлопнулась, отсекая их от остального мира. Влада до этого не чувствовавшего ровным счетом ничего, охватил безотчетный страх, переходящий в панику и посреди этого всего пришло понимание, что если он прямо сейчас ничего не предпримет, жизнь его закончится.
Руки оказались свободными, это придало уверенности. Он резко развернулся и головой вперед кинулся на противника, надеясь таким образом сбить того с ног, а там уж будет видно, что делать дальше. Надо отвоевать для себя всего несколько секунд. Но его провожатый, очевидно, чего-то подобного ожидал, и Влад был отброшен сильным ударом, пришедшимся под солнечное сплетение. В глазах моментально потемнело, легкие сдавило стальным обручем, а спина со всего маху врезалась в стену, колени подломились, удержаться на ногах не стало никакой возможности. Влад рухнул на пол, больно ударившись коленями о ребристую плитку. Да так и остался стоять на коленях, задыхаясь и низко опустив голову, чувствуя, как в душу заползает звенящая тоска. Его спутник, на удивление, больше признаков агрессии не проявлял не спеша добивать поверженную жертву, занимался своими делами, отвернувшись от Влада.
Немного придя в себя, огляделся. Небольшая квадратная глухая комната, отделанная темной шероховатой плиткой с единственной яркой лампой под потолком, забранной вместо абажура в никелированную решетку и никакого шанса на спасение. В дальнем от двери углу круглая колонна, изобилующая приспособлениями, предназначенными для обездвижения человеческой особи. Кроме этого устрашающего приспособления в комнате из мебели был только стол, на котором возвышалась электрическая жаровня ощетинившаяся черными металлическими стержнями с пластмассовыми не нагревающимися ручками.
Спутник Влада стоял у этого стола и специальными тонкими щипцами крепил буквы к круглой печати одного из этих стержней. Страха уже не было, как впрочем, и каких-либо других чувств. Все виделось, словно сквозь туман и казалось каким-то страшным сумбурным сном. Мужчина закончил возиться с печатью клейма, вложил стержень в жаровню, тихонько при этом загудевшую. Разогревается.
Подойдя к Владу, он поднял его с колен и, подпихивая кулаком в спину, заставил подойти к колонне. Безучастный к происходящему раб безропотно дал себя приковать. Задрав голову с интересом рассматривал свои руки, закованные в широкие кандалы, с внутренней стороны, почему-то проложенные мягким войлоком. Из любопытства попытался подвигать ногой, но тут же отказался от этой затеи – в кожу больно врезалась скоба, застегнутая под коленями. Ноги непроизвольно подогнулись, раб дернулся, стараясь снова отыскать опору и не висеть всем весом на перетянутых запястьях, за что тут же получил увесистый шлепок и приказ не дергаться. Раб затих, ему помогли снова утвердиться на ногах, так что запястья не успели серьезно пострадать. А впрочем, какая разница? Щелкнул замок, и точно такая же скоба легла чуть выше талии. Основательно готовится, отрешенно подумал раб, будто это не ему, а кому-то другому должны выжечь клеймо.
Работник конторы что-то тихо насвистывая привычным жестом рванул застежку оголив бедро раба, чуть развернул его, отметил место куда предстояло выставить клеймо и на некоторое время оставил в покое. Закрыв глаза, парень прижался лбом к холодному камню колонны, заставляя себя не прислушиваться к происходящему вокруг. Тихий голос, прозвучавший над головой, заставил вздрогнуть и на миг открыть глаза.
- Попробуй только дернуться, - предупредили его суровым тоном. Кивнул в ответ, показывая, что все понял.
Почти сразу за этим предупреждением стальные пальцы сжали бедро, а потом... Потом дикая, непереносимая, сводящая с ума боль голодным волком вгрызлась в кожу и мышцы, в голове поплыл кровавый туман, и откуда-то со стороны услышал свой же несдержанный крик вырвавшийся из глотки, когда вся левая его сторона казалось, превратилась в сплошной, огненный сгусток боли – это раскаленный сплав потек по бороздкам, надежно впаиваясь в мышцу. По комнате раздалась вонь, горящей плоти. Раб попытался вывернуться, стряхнуть с себя чужие руки вместе с раскаленной печатью клейма, но на него навалились сзади, крепко прижали к колонне. Показалось, что эта пытка длиться целую вечность. И все кончилось. Внезапно.
Он почувствовал, как груз, прижимавший его к колонне отступил и боль начала утихать, из резкой превращаясь в тупую, ноющую, а туман в голове рассеиваться. От борьбы куртка распахнулась, и раб чувствовал голым животом холод камня, единственную непреложную реальность, за которую стоило уцепиться, чтобы позорно не потерять сознание. Он потерся о камень щекой, размазывая по шершавому пот и слезы, навернувшиеся на глаза. Как-то сразу пропали все кандалы, удерживающие в вертикальном положении и он, не устояв, рухнул на разбитые колени на этот раз не почувствовав боли, только мелкую предательскую дрожь сотрясающую тело. В очередной раз, открыв глаза, обнаружил прямо перед собой ноги, обтянутые кожаными штанами.
- Ну, что – оклемался? – поинтересовался у него сверху все тот же голос, растерявший на этот раз всю суровость и даже где-то сочувствующий.
- Да, - кивнул раб, неуклюже поднимаясь на ноги, стараясь, насколько возможно, не тревожить левую сторону и зажмурился, к горлу подкатила тошнота, а комната поплыла куда-то в сторону.
Ему показалось, что он тонет в ледяной воде. Рванулся, пытаясь выбраться на поверхность, но его что-то упорно удерживало за шею не давая пошевелиться. Парень начал отбиваться от этой высшей силы и даже, кажется, задел кого-то и, как он надеялся, чувствительно. Почти сразу сила убралась, отпустив шею, и он вынырнул, глотнул воздуха, больно резанувшего по легким, и быстро заморгал. Только некоторое время спустя он осознал себя все так же стоящим на коленях посреди квадратной комнаты, но сейчас перед ним стояло ведро воды, в котором его, судя по всему, и топили, приводя в чувства.
- Вставай, - буркнул его конвоир, подхватил за шиворот и легонько, как котенка поднял на ноги, - и не смей больше в обморок валиться.
- Не буду, - механически пообещал раб, старательно отводя глаза от человека стоящего рядом и поддерживая спадающие штаны, - застегнуться можно?
- Давай, - разрешили ему, и парень рванул замок, морщась и шипя от боли, нечаянно задевая пальцами ожог…

Я со скучающим видом сидела в высоком кресле напротив массивного стола в кабинете нотариуса, пока он вместе со своим помощником перепроверяли правильность принесенных мною бумаг и составляли свои. В высокое, до самого потолка окно заглядывало яркое солнце. Странно, как погода поменялась за какие-то десять минут. Только что было темно от грозовых туч, и вот поднялся ветер, разогнал их и на небе засияло не по вечернему яркое солнце, проникло в кабинет, заиграв на корешках многочисленных книг, втиснутых в тяжелые стеллажи шкафов. Высветило узор на темном ковре и уютно свернулось на циферблате старинных напольных часов.
В процедуре получения вольной не было ничего особенного и романтичного, мне пришлось подписать целую кучу документов, даже рука занемела. Когда все формальности были соблюдены мне с надлежащей торжественностью вручили простой плотный конверт, напомнив, что документы вступят в силу только через четыре дня, начиная с сегодняшнего. Так же мне разъяснили, что моему рабу, уже почти бывшему рабу, была проведена процедура клеймения, отменяющая все предыдущие и означающая, что человек отныне свободен. Сплав, введенный в этом клейме будет постепенно растворять и дезактивировать раннее вплавленные в мышцу металлы, так что вполне возможно он будет чувствовать себя не очень хорошо, и ему придется пока поберечься и желательно еще с недельку держаться подальше от систем контроля. Я поднялась, приняла конверт и с не меньшей торжественностью пообещала, что не забуду о сроках. Нотариус тоже поднялся, с милой улыбкой забрал протянутые мною деньги, небрежно бросил их в ящик стола, не потрудившись подсчитать, и вызвался самолично проводить дорогую, во всех отношениях, клиентку.
Мы вышли в холл, и я с некоторой тревогой оглянулась, отыскивая Влада. Нотариус, заметив мой взгляд, попросил не волноваться, заверив, что мое имущество вот-вот должно появиться. Он едва успел договорить, как появился Влад в сопровождении того же неразговорчивого субъекта. Вид парня мне не очень понравился. Он был бледен, под глазами явственно проступили тени, а серая куртка промокла от пота, став почти черной. Я кивнула Владу, подзывая к себе, на его лице на миг отразилось удивление, почти сразу же сменившееся маской безразличия и он заковылял ко мне припадая на левую ногу. Я распрощалась с нотариусом еще раз поблагодарив его и мы, наконец, смогли выбраться на улицу, сопровождаемые приглашениями еще раз воспользоваться услугами этой конторы.
В машине я бросила взгляд на отворачивающегося от меня Влада и все-таки успела заметить, как он морщится от боли, изо всех сил стараясь сдержать дрожь. Надеясь хоть как-то облегчить страдания, я опустила спинку его сиденья.
Остановившись на стоянке порта, оглянулась на своего спутника. Он полулежал в кресле с закрытыми глазами, отвернув лицо к двери. Закатное солнце мягко золотило его кожу в широко распахнувшемся вороте куртки, покрытую ровным слоем загара, делая ее еще темнее. За время нашей поездки с лица Влада сошла бледность, и оно стало почти нормального цвета. Он сейчас выглядел таким спокойным, каким я не видела его уже давно. Мне было жаль тревожить парня, хотя прекрасно видела, он старательно симулирует сон – ресницы дрожали, отбрасывая на щеки легкие тени. Я со всей возможной убедительностью уговаривала себя, что могу дать ему еще десять минут. По большому счету это так мало и промедление ничего не решит. Я откинулась на спинку сиденья, десять минут тишины и спокойствия.
Оказавшись на борту «Беркута» я первым делом сняла с Влада ошейник, может быть, потом об этом и пожалею, но пока мне доставило злорадное удовольствие видеть, что это вызвало некоторое подобие шока, так что он дал себя раздеть и осмотреть клеймо.
Обработав ожог и заклеив рану стерильной салфеткой, перевела взгляд на разбитые коленки. Вот уж новость, так новость! Пощады он, что ли просил, на коленях ползая? Да нет, глупости! Скорее просто попытался в последний момент отвоевать свободу, вот и приключилась подобная неприятность. Убедившись, что с его ногами ничего страшного, просто кое-где содрана кожа, приказала Владу каюту не покидать и повязку руками не трогать, после чего отправилась в кабину, совершенно уверенная, что все мои приказания будут выполнены беспрекословно. За год я успела его хорошо изучить. Сейчас он слишком ошарашен событиями и их необычными последствиями, чтобы предпринимать что-либо против моей воли, хорошенько перед этим все не обдумав. Естественно – своя же шкура дорога, можно даже сказать бесценна!
Влад проводил меня изумленно недоверчивым взглядом. Пусть думает что хочет, а когда все будет кончено, и повернуть назад он не сможет, тогда все произошедшее не будет иметь никакого значения. У меня же останется надежда, что все узнав, он станет мучиться сознанием о несправедливости жизни и не раз пожалеет о тех словах, что успел наговорить.
Путешествие проходило спокойно, и я предавалась благостному безделью. Почти весь полет полулежала в кресле пилота, задрав ноги на панель управления, и читала глупый детектив, где с первой страницы было ясно кто убийца. В жизни так не бывает. Прерывала я это увлекательное занятие всего два раза, навещая Влада. Во время своих коротких визитов, неизменно заставая его в одной и той же позе - лежащего на неудобной койке, на которой едва помещался. Ну и выдержка же у мужика – я бы извертелась уже давно! А этот – нет, лежит как манекен, пялится в пространство, прикрытый до пояса шерстяным колючим пледом.
Лететь с подобным грузом на борту одно удовольствие, не то, что в прошлый раз. Да, в прошлый раз было забавно. Я поежилась, вспоминая ледяные струи, хлещущие с потолка. Я поменяла положение, подтянувшись чуть вверх, ноги с грохотом обрушились с приборной доски, вызвав приступ раздражения.
Требовательный сигнал автопилота, старательно ведущего «Беркута» по заданной траектории, запищал, привлекая внимание. Посмотрев на монитор, я улыбнулась, корабль на подлете к станции и минут через пятнадцать можно будет наблюдать ее визуально. Вот мы и дома. Почти. Нехотя выбравшись из кресла, я поплелась проведать груз.
Ожег уже не выглядел так устрашающе, как с самого начала. Набухшие было волдыри опали, и немного сошла краснота. Дня через три, в крайнем случае, четыре он и не вспомнит об этом, настолько хорошо идет заживление. Аве, медицина! К вечеру, когда воспаление окончательно спадет, надо будет счистить черные опалы вокруг раны. Весьма довольная результатами работы современной фармакологии я снова наложила повязку и поднялась, собираясь уходить. Влад даже не шевельнулся, демонстрируя полный отход в астрал.
- Штаны надень, - бросила я уже в дверях, - прибываем через пять минут.
Он перевел на меня пустые глаза и медленно кивнул, при этом стараясь не сильно выпадать из образа и явно надеясь, что мне будет стыдно. Я быстро убралась в кабину, что бы избави Боже не расхохотаться и не распустить язык в простом желании позлить его еще больше.
Через главный иллюминатор был виден бок станции. Она висела в вакууме, занимая почти все видимое пространство, отделенная от меня толстым стеклом и казалась такой близкой, что руку протяни и сможешь потрогать поблескивающий в свете мощного прожектора серебристый холодный бок. Налюбовавшись вдоволь, я связалась с диспетчерской и попросила разрешение на посадку, мне выдали длинный перечень инструкций куда заходить. Я дала подтверждение, вверх и вбок поползла огромная переборка шлюза.
Аккуратно завела «Беркута» в распахнувшийся зев. Сыто лязгнула внешняя переборка, и я на несколько секунд оказалась в полной темноте, нарушаемой только слабым отсветом приборной доски. Я всегда побаиваюсь этого момента, это как между сном и реальностью – я уже здесь, но меня еще нет. А что если я зависну где-то посередине? Внутренний шлюз открылся, не позволив перепугаться окончательно, и станция приняла нас в свое уютное и теплое нутро. Дома оно всегда хорошо, несмотря на то, что этот дом болтается где-то посреди космоса.
Я подрулила к приготовленной площадке и выключила двигатели, взвизгнувшие напоследок и затихшие на самой высокой ноте. Что-то не так с кораблем. Я перевела дух и потерла внезапно вспотевшими ладонями лицо, ощущая прилив бешеной радости, как и всякий человек, внезапно осознавший, что беда была совсем близко, но прошла мимо, даже не задев. Да уж, крайне неприятно думать, что «Беркут» мог подвести где-нибудь посреди космоса. К счастью жизнь не знает сослагательных наклонений. Ведь не подвел же. Дотянул! Хорошо-то как!
Я отстегнула ремни и поводила плечами, разминая затекшую спину. Оглядевшись напоследок и удостоверившись, что все отключено, покинула капитанское кресло.
Влад ждал у закрытого люка одетый в привычные штаны и свитер, настороженно поглядывая в мою сторону. Я прошла мимо и молча разгерметизировала люк. Гидравлика с тихим шипением открыла замки и отвела в сторону тяжелую пластину. Стоявшие рядом техники подняли палубный трап.
Дожидаясь окончательной установки трапа, я почувствовала, как легонько коснулась моего плеча обтянутая свитером мужская грудь. Что ж, любопытство оно, говорят, и кошку сгубило, что уж говорить о более слабом представителе человечества? Не терпится увидеть, куда тебя притащили? Ну, ну! Я чуть повернула голову, вполне достаточно, чтобы увидеть, как настороженность в глазах Влада сменяется неподдельным и глубоким изумлением.
Iuppiter iratus ergo nefas
Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав!
Аватара пользователя
Радагаст
молька
молька
Сообщения: 359
Зарегистрирован: 04 сен 2010, 23:45

Re: а тут то, что я терпеть не могу, но и не отвязаться от э

Сообщение Радагаст »

Глава 9.

…сперва метался по комнате не находя себе места, шалея от неизвестности и недоумевая зачем его притащили обратно. Неужели так необходимо продолжать мучить? Уж лучше сразу отдали бы новому хозяину и дело с концом! Зачем дальше-то издеваться!?
Прижимался лбом к холодному металлу переборки, задыхался и один раз даже позволил себе тихонечко заскулить. Пока еще есть время пожалеть себя, потом времени уже не будет, равно как, не будет и жизни, лишь борьба за существование.
Жизнь рушилась, ускользая песком сквозь пальцы. Не ухватить, не удержать. Почему-то до конца не верилось, что через несколько дней, а может и часов, все закончится. Он вновь окажется в аду, где не будет ни секунды покоя. Придется бороться за место в вонючем бараке, за миску скудной похлебки, и унижено гнуть спину перед хозяевами и надсмотрщиками, если, конечно нет желания быть избитым. И вранье это, что он не боится побоев. Боится и еще как. Всякий нормальный человек боится плетки и унижений, когда в глазах темнеет от боли и тяжело бороться с желанием ползти к хозяину на брюхе моля о пощаде и человеколюбии. Кого-то совсем недавно он упрекал в излишках этих чувств. Идиот!
Еще была сумасшедшая надежда на Дмитрия Петровича. Пусть он пока занят, но он все равно узнает, что раба продали. Он найдет и обязательно перекупит. Может быть…
К третьему дню заточения пришло чувство безысходности и, забившись в угол, без особой пользы пялился в пространство, мысли стали тягучими, как растопленная карамель. Никто не придет, не поможет и не пожалеет. Никто не станет разговаривать с рабом.
Ужасно болело обожженное клеймом бедро. Притронулся к беспокоящему месту и чуть не взвыл от резкой боли. Хозяйка почему-то запретила дотрагиваться до повязки, запрет казался глупым – чего он там не видел? Она приходила сперва каждый час, а потом через три, делала перевязку, во время которой полагалось смирно лежать, отвернувшись к стене. Это был приказ. Но как бы ни злился на хозяйку, проявлять неповиновение считал глупым. Она ему помогает, и отказываться от ее услуг означало подвергнуть себя лишним мучениям.
Проковылял к двери и плотно приложил ухо к металлу. Ничего не слышно. Он посмотрел на часы, его три часа истекли, сейчас придет хозяйка менять повязку, уж лучше сразу подготовиться, чтобы потом не заставлять ее ждать и стоять над ним с надменным и скучающим видом.
Спустил штаны, улегся на кровать, и едва успел прикрыться пледом, открылась дверь, вошла хозяйка с неизменным лотком в руках. Точна, как радиационные часы. Черт бы побрал, эту точность! Хоть раз опоздала бы что ли, для разнообразия. Она, что на работу перестала ходить?
Она пододвинула стул, поставила на него лоток, откинула плед, да так, что открылась только повязка. Деловито звякнули инструменты. Раб раздраженно отвернулся к стенке…

Уныние, преследовавшее меня начало сменяться тупым безразличием. Завтра он улетит. Что ж, это кажется действительно все. Похоже, начался откат, какой бывает всегда после тяжелой и долгой работы. Хорошо, что папаня, вплотную занятый подготовкой к свадьбе обо мне не вспоминал эти дни. У меня просто не хватит нервов терпеть еще и его обвинения, которые обязательно последуют из-за недостатка информации. Правда, оставалась слабая надежда, что отец поймет все без лишних объяснений. Всегда хочется верить в лучшее.
О дальнейшей судьбе Влада доподлинно знали четыре человека – Эжен, Никита, Алиса, категорически отказавшаяся покидать свое рабочее место, не смотря на угрожающую близость родов и я. Завтра дежурство Лисы, и герцогский транспорт будет принимать она. Эжен подготовил все документы по Владу, остается заполучить на них подпись генерала, и бюрократические дела решены. Не желая афишировать происходящее перед участком, я пригласила отца к себе, решив, что так будет с ним договориться не в пример проще.
Папа явился после ужина, который я съела в полном одиночестве. Оказывается, это неприятно – есть в одиночестве. Привыкай. Так отныне будет всегда, за исключением тех редких вечеров, когда внезапно нагрянут гости. Ничего. Переживем.
- Зачем ты меня позвала? И почему Влада который день нет на работе? Ты о чем думаешь, ему отчеты сдавать! Или решила, что занятый своими делами я ничего не замечу? – вывалил папа на меня свое недовольство, после неуклюжего поцелуя в щеку, должно быть, означающего приветствие.
- Давай по порядку, - глубоко вздохнув проговорила я, плотно прижав ладони к столу, уговаривая себя не обращать внимания на его раздраженный тон. – Я прошу только об одном – выслушай меня спокойно. Я позвала тебя сказать, что Влад у тебя больше не работает. Эжен по моей просьбе составил все нужные документы, тебе остается только поставить на них свои подписи, сделай это, пожалуйста, утром. Влад уезжает завтра после обеда.
- Ты, что – рехнулась? – рявкнул отец, буравя меня гневным взглядом, а я мысленно закатила глаза – началось, теперь он будет упрекать меня, что я перескочила через его голову и совершенно с ним не посоветовалась… - Ты его продала, да? Да, как ты посмела? Как у тебя рука поднялась!?
- Что? – ошарашено переспросила я, глупо моргая.
Ожидая от родителя скандала, я и представить не могла, что он подумает, будто я способна на подобную подлость. Это оказалось для меня самым настоящим ударом.
- Кому ты его продала? – с угрозой в голосе спросил он, опершись руками на стол и нависая надо мной грозовой тучей. – Говори, быстро! Я перекуплю, пока не поздно. Ну!
- Не нукай, не запряг еще! – окончательно придя в себя, рассвирепела я. – Ты его не перекупишь, даже не надейся! Я продала его одному очень влиятельному человеку, и он раба не перепродаст ни за какие деньги, это раз! Во-вторых, мне не нужно твое одобрение или неодобрение. И с работы его уволишь, как миленький. И финансовые документы подготовишь, потому что изменить хоть что-то не в силах. Так или иначе, твой обожаемый Влад улетает завтра после обеда. А за тобой, если ты его не уволишь, будет болтаться штатная единица, исчезновение которой объяснить не сумеешь въедливым чиновникам из отдела внутренних расследований твоего горячо любимого главного полицейского управления!
- Ты мне, что – угрожаешь? – зловеще прошипел отец. – Соплячка!
- Можешь думать, как считаешь нужным, - безразлично откликнулась я, внезапно почувствовав всю усталость, скопившуюся за эту долгую неделю и только сегодня вечером прорвавшую тонкую пленку, за которой пряталась до этого, обрушиваясь тяжелым грузом на плечи. Откат, оказывается, пришел только сейчас.
- Ты такая же, как и твоя мать! – с ненавистью и спокойствием сообщил мне генерал, звонко шлепнув ладонью по столу, словно ставя точку на нашем разговоре и жизни.
- Ага, шлюха и убийца. Я знаю, уже поведали, - глупо ухмыльнулась я. – Тем не менее, я жду завтра все документы на Влада.
- Наташа передаст, я тебя видеть не желаю! – вставая и расправляя плечи, заявил он. – Я отрекаюсь от тебя! Ты слышишь!? У меня больше нет дочери!
Круто развернувшись, он большими шагами пересек каюту и громко хлопнул дверью. Со стены сорвалась повешенная недавно фотография. Жалобно и тонко звякнуло, разбиваясь стекло в рамке. Пальцы, намертво вцепившиеся в края стола, свело судорогой. По щеке, чертя обжигающую дорожку, поползла слеза. Я подняла лицо, не позволяя пролиться остальным. Рыдая и жалея себя, не добьюсь ничего, кроме приставучей головной боли, так что и начинать не следует. Ничего. Завтра будет новый день. Жизнь на этом не кончилась. Взрослеть это всегда больно.

...Ночь прошла. А он так и не смог заставить себя уснуть. Наполненная призраками прошлого и будущего темнота клубилась вокруг как туман, окутывая, давя на грудь многотонным грузом. К утру понял, что все изменилось. Разбилось на мелкие осколки, которые уже никогда не удастся не то, что склеить, собрать воедино. И это случилось даже не этой долгой, страшной ночью. Это случилось гораздо раньше, год назад, когда его грязного, усталого, скованного цепями, переполненного отчаянием и нежеланием жить притащили в дорогой отель и кинули одного в коридоре, а потом он увидел ее... Вот тогда-то все и рухнуло. И изменить уже тогда было ничего не возможно.
А сегодня, ровно через год, точно так же настало утро и точно так же как и тогда болело обожженное клеймом бедро. То утро было теплое и солнечное, и нагретая мостовая приятно согревала озябшие ступни. Сейчас он даже не мог сказать какое оно, это утро. На станции нет солнца, нет ветра и нет погоды. Есть только кондиционированный воздух, пропущенный через фильтры и подогретый до нужной температуры - не слишком холодный и не жаркий, идеальный воздух для существования человеческих особей. Но это теперь в прошлом, теперь будут долгие годы мучений, но может, тело смилостивиться над ним, и даст быстро умереть. Вот только больно, что его так жестоко предали, ведь если бы она сразу рассказала, что вот эта жизнь так ненадолго, может, ему было легче перенести все остальное - клеймо и продажу. И предательства никакого тогда не случилось бы. Все осталось бы в порядке вещей.
Ненависть поднялась откуда-то из глубины души, черной волной затопила сознание. Если он выживет, а он выживет, то непременно сбежит и убьет ее. Никому не позволено так запросто бросаться человеческой жизнью, теперь-то он точно это знает. Жизнью и чувствами. Даже если это чувства такого существа, как раб. Она делила с ним пищу и никогда не прогоняла, если он в ужасе приползал по ночам, лечила раны и выхаживала, когда был болен, выслушивала страшную исповедь и ругала за проступки, но все равно, даже это не дает ей право настолько жестоко с ним обходиться!
Где-то в глубине каюты хлопнула дверь. Хозяйка поднялась и отправилась варить свой утренний кофе. Как же он ненавидел ее в этот миг, когда с ним происходили все эти ужасные вещи, она не пожелала отказаться от утреннего кофе! Почему-то это оказалось последним и самым сильным ударом. Громко застонав, натягивая на голову одеяло. Одно радует - генерал тоже возненавидел ее за это и найдет, и перекупит...

День начался с кофе и визита Эжена. Время едва перевалило за восемь часов утра. Друг был хмур, передавая мне должным образом оформленные документы. Очевидно, наша окончательная ссора с родственником успела просочиться за пределы моего дома. Старый перечник и сплетник! И как только не стыдно!? Я взяла у Эжа документы и аккуратно сложила их в небольшую папку с замком.
- Анька, - позвал меня Эжен с нотками томления в голосе, - можно тебя попросить?
- Можно…
- Не перебивай меня, я и сам собьюсь. Отпусти Влада на пару часов со мной, нужно чтобы он сдал дела. Я тебе обещаю – буду за ним присматривать...
- Забирай, конечно, - не раздумывая, согласилась я, - что ж я не понимаю – дела есть дела, да и случилось все настолько быстро, что никто и подготовиться не успел.
- Ага, быстро. Два часа не больше, договорились?
- Я уже, по-моему, сказала да! – рассердилась я. - Или ты внезапно оглох?
- Вот так лучше, - удовлетворенно проговорил Эж, - ты лучше злись, а то у тебя вид такой, будто ты только что похоронила кого-то.
- Я только что встала и никого хоронить пока не собиралась, но все равно спасибо.
- Всегда к вашим услугам, благородная госпожа, - шутовски поклонился он и направился к Владу, а я поспешила скрыться в своей комнате, чем меньше мы будем видеться, тем лучше для нас двоих.
Дождавшись, когда останусь одна выковыряла из шкафа сумку, что побольше, отправилась собирать вещи Влада. Конечно, хорошо бы допить кофе, но два часа, как не прискорбно, очень маленький срок. Управиться бы.
Начав собирать вещи, я была удивлена их количеством, вроде и не покупали много, а в одну сумку все не влезло, пришлось притащить вторую. Пакуя вещи, я раздумывала над одной нехитрой вещью – надо сделать что-то такое, чтобы обидеть, а еще лучше унизить Влада, да так, чтоб наверняка сжечь за собой мосты и отбить у него всю охоту когда-либо явиться сюда. По морде ему, что ли съездить? Да за просто так вроде нельзя. Мне бы зацепочку, маленькую такую. Я закрыла туго набитую сумку, когда дверь распахнулась, и на пороге возник Влад. Он оглядел плоды моих трудов и неприятно оскалился. Ну же, ну! Дай мне повод!
- Никак дождаться не можешь? – с сарказмом поинтересовался он. – Не переживай, скоро меня увезут и ты сможешь насладиться…
- Пасть прикрой! - угрожающе посоветовал Эжен из-за его спины.
- Да пусть его, - великодушно махнула я рукой.
- Как скажешь, но язык уж слишком длинный, - пожал плечами Эж, вталкивая Влада в помещение.
- Он больше так не будет, – с издевкой заверила я Эжена, намеренно задевая Влада. – Ведь, правда, раб, не будешь? Ну, конечно, не будешь, а то и товарный вид могу подпортить, ты-то уже не мой, так что не особо и жалко, а новый хозяин вмиг смекнет, какое ему сокровище досталось.
- Сволочь! – еле слышно прошипел Влад, послушно взбесившись под моим чутким руководством. А это уже зацепка, а? Как раз то, что надо!
- Ты что-то сказал, раб? – прищурившись, переспросила я, Влад предпочел отмолчаться. – По-моему, он плохо слышит, - с печалью констатировала я, обращаясь к Эжену, и снова повернулась к Владу и с милой улыбкой приказала, - на колени, раб!
На мой приказ Влад никак не отреагировал, продолжая стоять, понуро опустив руки вдоль тела, кажется, до него медленно начало доходить, что я отнюдь не шучу, но, похоже, поверить в это до конца ума еще не хватало. Что ж, придется объяснять более доходчиво. Не очень широко размахнувшись, я залепила ему звонкую пощечину, да такую, что едва на ногах устоял.
- На колени, раб! – повторила я, Влад медленно опустился на колени, низко нагнув голову, выражая тем самым всю возможную покорность, - Итак, ты что-то сказал, раб?
- Простите, госпожа, - собрав всю гордость в кулак, пробормотал он.
- Прощаю, - усмехнулась я и потрепала его по горящей от удара щеке, - Можешь подняться.
Я кивнула Эжену на сумки вышла из комнаты. Черт, только бы не разрыдаться. Как оно оказывается, сложно!
- И куда это добро? – хмуро поинтересовался Эжен, явно не приветствовавший глумления над братом нашим меньшим.
- Если тебе не трудно, отнеси, пожалуйста, Лисе, - устало проговорила я, пряча внезапно замерзшие руки в карманы. - Она сегодня работает, когда транспорт прибудет, их сразу загрузят.
- А кофе нальешь? – Эжен заискивающе заглянул мне в глаза.
- А без кофе никак? – надеясь как можно скорее оказаться в одиночестве, скривилась я.
- Никак, - печально склонил он голову.
- Пошли, - смирилась я с неизбежным.
Я занялась кофе, а Эжен рассевшись на стуле и вытянув ноги на пол кухни, с задумчивым видом наблюдал за моими передвижениями.
- Ну, и чего ты всем этим добилась? – поинтересовался он.
- Глубокого морального удовлетворения! – соврала я и бухнула ему под нос кружку с кофе, - Эжен, дай мне пять минут тишины, а?
Эжен вздохнул, уткнулся в кружку, помолчал, поболтал кофе, наблюдая, как темно-коричневая жидкость стекает с белых боков, делая их на время бежевыми. Вдоволь набаловавшись с кружкой, Эж заговорил, по-прежнему глядя в кофе.
- Ань, а ты вообще, как? Я имею в виду, что делать собираешься?
- На дежурство сегодня иду, - пожала я плечами, - все по плану.
- Да я не про сегодня, я вообще. Ты, как страдать-то не собираешься?
- Вроде нет, - я немного удивленно поглядела на друга, такое проявление сочувствия вообще редко для мужского рода племени, а уж для Эжена и того больше.
- Это хорошо, - одобрил меня Эж, потом вдруг нахмурился, - подожди, ты на дежурство заступаешь когда?
- Часа в три, а что?
- Так в три герцогский транспорт прибыть должен, ты, что – забыла?
- Нет, я не забыла, - успокоила я его, - вот только что мне с этого? Я их что, по-твоему, с транспарантами и плакатами встречать должна?
- Ну-у, пожалуй, транспаранты действительно перебор, - пробормотал Эжен, - а вот Влада проводить стоит или ты не собираешься?
- Ты прав, не собираюсь. Не маленький, сам дойдет.
- Ань, так же нельзя, - мягко проговорил Эж, - я понимаю, ты на него очень обижена, но как-то не по-человечески получается. Все-таки прожили вместе сколько. Да и с рук на руки сдать полагается, что бы в сторону не свернул.
- Эжен, я тебя умоляю, не нарывайся на грубость, а? У меня итак нервы взведены до предела!
- Ань, а ведь ты совсем не хочешь, что бы он уезжал, - проницательно заметил Эж.
- Мое желание или нежелание значения никакого уже не имеет, - немного резковато ответила я, - все идет так, как должно и не больше. И если ты не против, я не хочу больше об этом разговаривать. Ладно?
- Как скажешь, - Эжен поднял руки, благоразумно отступая.
Мы в молчании допили кофе, думая каждый о своем. Эжен поднялся, поставил чашку с остатками кофейной гущи в раковину и удалился, прихватив сумки. Я помыла чашки, приготовила завтрак на одного и отнесла Владу. На мое появление парень никак не прореагировал, продолжая лежать носом к стенке. Я тихонько поставила поднос на стол и вышла из комнаты.
Один из физиков древности доказывал, что время это понятие неизменное и всегда постоянное, оно не может ни растягиваться, ни сжиматься, ни останавливаться. Вот и не правда! Насчет, сжиматься, не скажу, а вот растягиваться и останавливаться время очень даже может. Как иначе объяснить, что несколько часов отделявшие меня от отъезда Влада превратились в самые настоящие века и стрелки на часах плотно прилипли к циферблату, не желая двигаться вперед ни под каким предлогом.
Я сидела в своей комнате, наблюдая, как минутная стрелка ползет по кругу со скоростью инвалидной черепахи. Хоть бы на работу вызвали, что ли! Неужели у нас сегодня такой спокойный день и дополнительные руки без надобности? Как же тяжело ожидание, особенно, когда знаешь, что то, что произойдет неотвратимо и изменить это совершенно не в твоих силах. Поневоле начнешь верить в судьбу, рок, предначертания и в то, что все вокруг происходит уже предопределено кем-то свыше и тебе неподвластно, как бы ты не старался. Ты живешь, пребывая в блаженном неведении, считаешь, что именно ты вершитель судеб своей и чьей-то еще, и тут, прямо посреди благополучной жизни вдруг что-то случается, переворачивает тебя и твою жизнь с ног на голову и вся размеренность летит в тартарары.
И видишь себя со стороны, понимая, что ты лишь крохотная частичка в бесконечной круговерти жизни и от тебя не зависит ровным счетом ничего. И чувствуешь себя среди этого прозрения, как бабочка, застрявшая в паутине коварного и хитрого паука и сколько тебе не трепыхаться конец будет один и тот же – тебя сожрут. Причем, здесь совершенно не имеет значения кто – окружающие, или ты сам…
Да уж, от таких умозаключений не далеко и до пистолета, в истерически дрожащих пальцах прижатого холодным дулом к беззащитному виску. А что может быть проще? Раз и все! И нет больше никаких бабочек и пауков, и время пойдет своим обычным темпом. А спустя несколько минут после рокового шага над твоим бездыханным телом сгрудятся равнодушные судмедэксперты и пара следователей. И будут чуть-чуть злиться на тебя, что посмела оторвать их от других, более важных дел. Клясть сквозь зубы свою маленькую зарплату, и может даже перебросятся парой ленивых, давно заезженных профессиональных шуток, а кто-то из них, самый новенький отметит, что ты была молода и красива и даже, может, посокрушается минутку.
А родные и близкие друзья будут удрученно качать головами, перешептываться, тихо удивляясь и чувствуя себя идиотами над твоим гробом и позже на поминках – как это т а к о е могло произойти именно с тобой, ведь ты была уравновешеннее всех вместе взятых! А через год, или меньше, забудут. Тьфу, черт! Это ж надо до такой галиматьи додуматься! Похоже, у вас депрессия, доктор!
Мелодичный перезвон видеофона, раздавшийся в гостиной, вызвал вздох облегчения. Я кинулась в гостиную испытывая к звонившему прилив неконтролируемой любви. На экране появилось немного бледное Алисино лицо.
- Привет, - широко улыбнулась я ей.
- Привет, с нами связался герцогский шлюп и попросил разрешение на посадку.
- Как!? Уже!? – я беспомощно опустилась на стул, сильно сжав коленями ладони, перед глазами все плыло. – Но… но ведь еще только два часа…
- Да, Ань, уже, - Лиса коротко вздохнула, глядя на меня жалобными глазами, будто это она была виновата в том, что шлюп прибыл на час раньше.
- Хорошо, - тихо проговорила я, беря себя в руки и начиная замечать окружающее, - я сейчас скажу ему, пусть выходит. Алиса, как ты себя чувствуешь?
- Да, так, не очень, спину ломит, - честно призналась она, судорожно сжимая подлокотники рабочего кресла. – Устала что-то, полежать надо и все будет… - ее глаза округлились, и она судорожно всхлипнула.
- Что? – я встревожилась не на шутку, совершенно забывая о Владе.
- Господи, стыдно-то как! – тихонько захныкала она, зажмурившись.
- Алиса!
- Анька, я, кажется, забыла в туалет сходить и, и… описалась, - всхлипнула она, - что же будет, когда мужики увидят? Как же я домой-то пойду?
- Хорош причитать! – рявкнула я, глядя на подругу и осознавая, что происходит на самом деле. – Спину, говоришь, ломит? А живот у тебя не тянет, героиня ты наша?
- Тя-янет, - более несчастной, чем Лиса выглядеть было просто невозможно.
- Давно? Отвечай, быстро!
- Да-авно, с вечера еще. Стыдоба-то какая, как я народу в глаза смотреть бу-уду?
- Нормально ты смотреть будешь, - я заговорила спокойно и уверено, - Алиса, опусти спинку кресла и откинься на нее. Я высылаю за тобой санитара…
- Зачем!? – Лиса недоуменно уставилась на меня и даже хныкать забыла.
- Только спокойно, у тебя роды. Сейчас придет санитар с каталкой и отвезет в отделение, я тебя там встречу. Не нервничай! Самое страшное уже позади, осталось только родить и все, это быстро, полчаса не больше. Все, я отключаюсь. Жди, за тобой сейчас приедут.
- Аня! Подожди, - Алиса смотрела на меня доверчиво и чуть напугано, - мы с тобой родим? Правда?
- Конечно, родим, - успокоила я ее, - не волнуйся, я тебе помогу. Все.
Я отключила видеофон и быстро набрала госпитальный отсек. Мне ответила Верочка. Объяснив, что стряслось, я получила заверения, что все будет сделано по высшему разряду. Сказав, что роды буду принимать сама, я нажала отбой.
О Владе вспомнила только около лифта. Чертыхнувшись, вернулась в каюту. Вечно я из-за него везде опаздываю. Я распахнула дверь в его комнату и, не заходя, через порог приказала:
- Подъем! За тобой приехали. И поживее, ты меня задерживаешь!
Влад нехотя сполз с кровати и шагнул к выходу. Долго возился со шнуровкой высоких ботинок, а я в нетерпении приплясывала рядом. Да, что же он так копается? Мне еще помыться надо! Наконец он закончил шнуроваться и выпрямился, заняв собой почти всю прихожую. Я всунула ему пакет с документами.
- Госпожа, рабу позволено спросить? – тихо проговорил он и после моего кивка спросил, принимая пакет, - Кому меня продали, госпожа? – и словно ожидая возражений, добавил, - Я имею право знать.
- Герцогу Куприну, - коротко бросила я выходя из каюты, на подробности не было времени и… и мне уже почти все равно…
- А ошейник? – растеряно напомнил Влад. Какой еще ошейник? Я жутко опаздываю!
- Обойдешься, - проворчала я, нетерпеливо дожидаясь, когда он выйдет, что бы запереть дверь.
Мы вместе дошли до лифтов… а дальше каждый пошел своей дорогой. Молча и не прощаясь.
Iuppiter iratus ergo nefas
Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав!
Аватара пользователя
Радагаст
молька
молька
Сообщения: 359
Зарегистрирован: 04 сен 2010, 23:45

Re: а тут то, что я терпеть не могу, но и не отвязаться от э

Сообщение Радагаст »

Глава 10.

...Ступив на борт шлюпа с красивым гербом на борту, сразу заподозрил, что все присутствующие не совсем нормальны. Первые подозрения закрались, когда встречающий молодой офицер в незнакомой военной форме, почтительно склонил перед рабом голову и назвал его «милорд». Здесь какая-то ошибка, решил парень, прижимая к себе пакет из темного пластика, а может, к рабам высокопоставленных людей, то же принято обращаться с почтением? Чушь какая-то!
Теперь, наверное, ошейник заставят носить постоянно, уныло думал он, плетясь по узкому коридору за своим провожатым. Его проводили до каюты. На двери такой же герб, как и на борту шлюпа. Красивые, витиеватые буквы значили, что комната предназначается герцогу Куприну, его новому хозяину. Именно его назвала хозяйка… бывшая хозяйка… когда поинтересовался, какому продан. Владислав Серафимович Куприн. Офицер предупредительно распахнули перед рабом дверь. Вконец запутавшийся парень шагнул в комнату, дверь бесшумно закрылась, оставляя в одиночестве.
Каюта была пуста, а у дивана возвышались его сумки. Удивленно моргнул, глядя на них. С любопытством огляделся, никаких других дверей в комнате не было, обычная небольшая комната. Подстать всему шлюпу. Конечно, больше микроскопических помещений на «Беркуте», но и меньше его собственной в хозяйской каюте. Прошло несколько минут, а он все так же продолжал неловко топтаться посреди комнаты, в какой-то момент даже показалось, что о нем просто забыли. Мимо двери ходили люди, раб ясно слышал шаги, но к нему так никто и не заглянул. Опасливо опустился на диван, готовый в любой момент вскочить и вытянуться по струнке.
От долгого ожидания чуть расслабился, выданный хозяйкой пакет, прижимаемый локтем к боку, выскользнул, упал на диван, проехался по обивке и с тихим стуком свалился на пол, замки раскрылись, из пакета веером вылетели аккуратно сложенные документы. Как зачарованный наблюдал за пакетом, отчего-то даже не попытавшись подхватить доверенные бумаги. Прошло несколько секунд, прежде чем осознал масштабы катастрофы. Подхватив с пола пакет и постарался запихать все обратно и закрыть его. Он долго воевал с замками, никак не желающими закрываться – один из них сломался от удара об пол. Отложив кое-как закрытый пакет в сторону с тоской подумал, что о милом знакомстве с герцогом и мечтать не приходится.
А потом одолело любопытство, аж руки зачесались, так захотелось сунуть нос в бумаги и, решив, что семь бед один ответ, все равно попадет за сломанный замок, и наплевав на все предостережения интуиции, вытряхнул содержимое на колени. Так, эта красная бумажка, без сомнения купчая, почему-то датированная прошлым годом, ну правильно, тогда его и купили с аукциона. Только зачем ее вложили сюда? Может по ошибке? Вот эта счет из банка. Вот эта толстая стопка, перехваченная скрепками, медицинская карта. Здесь было все, что угодно, кроме тех документов, которые интересовали - купчая, датированная несколькими днями назад, в момент выставления клейма и сертификата нового хозяина. Быстро перебирая бумаги, искал вторую, новую, купчую.
Он пересмотрел бумаги вдоль и поперек, но не нашел даже намека на то, что искал. Из банковского счета узнал, что на имя герцога была переведена значительная сумма, составляющая почти полугодовой заработок, положенный полицейскому его чина и должности, если бы рабу, конечно, платили за работу. Раб замотал головой, решительно ничего не понимая. С каких это пор продавая раба, платят новому хозяину!? Где-то же должна быть эта чертова бумага, с раздражением думал он, встряхивая пакет. Выпал простой конверт голубого цвета, видимо застрявший в пакете, на него парень не обратил сперва внимания, ведь искал документ красного цвета. Пошарив рукой между пластиковыми стенками и не обнаружив там ровным счетом ничего до боли прикусил губу, очевидно, купчая на руках у нового хозяина, ну конечно! Кто же будет отправлять с рабом такой важный документ!
Подавив тяжелый вздох, кое-как затолкал обратно рассыпанные по дивану документы. Остался только голубой конверт, выпавший из пакета последним. Подняв жесткий прямоугольник, покрутил в руках не решаясь сделать последний шаг. Но любопытство было непреодолимо, да к тому же, два раза все равно не умирать! Чуть подрагивающими от волнения руками надорвал край конверта и встряхнул его над диваном. Выпал листок простой белой бумаги, сложенный вдвое. Раб развернул его и углубился в чтение. Свидетельство из нотариальной конторы, значилось в заглавии, похоже, это именно то, что искал. Набрав в легкие побольше воздуха, молодой человек перевел глаза на несколько строк ниже, сейчас он узнает все. В следующее мгновение в комнате раздался стон, и строки заплясали перед глазами - это была… Да нет! Такого не бывает! Нет, все же бывает, раз бывший раб комкает нервными пальцами самый главный в своей жизни документ… Вольная!..

Я влетела в отделение за несколько секунд до появления Лисы:
- Отойдите! – вопила она, лежа на каталке, которую санитар вывозил из лифта. – Позовите Аньку! Я больше ни с кем… - она замолчала на самой высокой ноте прерванная судорогой потуги.
Похоже, помыться мне не удастся, что ж, будем принимать так. Ничего страшного – чистый халат есть, перчаток, хоть отбавляй, хочешь, можешь десяток натянуть. В конце концов, в старину женщины рожали прямо в поле и даже умудрялись обходиться без акушерок. Ой, простите, повитух, не было в старину акушерок, хоть ты тресни!
Я круто развернулась и на крейсерской скорости направилась к паникующей Лисе. Влад как-то сразу выветрился из головы и достаточно качественно – и следа не осталось. Потом я, конечно о нем вспомню, но это уже будет после, да и улетит он к тому времени.
- Анька! – заорала увидевшая меня Алиса. – Позвони этому полудурку! Я не смогла его найти.
- Хорошо, - пообещала я, - ты главное не психуй, ладно?
- Попытаюсь, - сдавленно выдавила Алиса.
- Девочки, дозвонитесь до полицейского участка, пусть там Кручина поищут, - крикнула я через плечо медсестрам на регистрации, - скажите, что б кидал все и летел сюда, у него жена рожает.
Кое-как успокоив беснующуюся роженицу я смогла затащить ее в смотровую. Не надо быть светилом в акушерстве, чтобы понять ребенок пойдет с минуты на минуту.
- Головка прорезалась, - сообщила я Алисе, помогая ей переодеться, - уже совсем скоро.
- Скорей бы, сил нет терпеть! Пока ты не сказала, что это роды, все было нормально, а потом как начало болеть, думала, умру, пока санитара твоего жда… - ее лицо забавно перекосилось.
Я решила, что совершенно незачем дергать Лису и тащить в родовую палату. Роды обещали пройти спокойно, без осложнений. На всякий случай я все-таки подключила роженицу к монитору. Так, что тут у нас? Сердцебиение в норме, гипоксия плода отсутствует, что ж, будем рожать.
Я застелила согнутые в коленях ноги Алисы стерильной простынкой, подоспевшая на помощь Верочка обтерла ей пот с лица и все пошло по накатанной колее. Потуги шли чаще, головка прорезалась все отчетливей, а Алиса, как всякая роженица до нее, и скорее всего после, призывала все кары небесные на голову своего незадачливого мужа, обрекшего ее на такие страдания. Мы с Верочкой переглядывались, старательно пряча улыбки.
- Тут, по-моему, появился один нетерпеливый товарищ, - проговорила у меня за спиной Ольга Михайловна, заведующая неонотологией.
- Особого нетерпения я что-то не заметила, - проворчала Алиса, кривясь в очередной потуге.
- Ты не ворчи, а рожай, давай, - хмыкнула я, внимательно наблюдая за появляющейся детской макушкой, густо заросшей черными волосами. – Давай, Лиса, тужься! Вот так. Еще поднажми, не останавливайся, давай!
- Я больше не могу! – простонала красная от усилий Лиса, захлебывалась слезами. – У меня сил больше нет!
- Можешь! Можешь, мать твою! Все могут, и ты можешь! Тужься! Головка вот-вот выйдет! Все! Стоп! Дыши часто-часто, главное сейчас не потужиться, иначе разорвешься, как жаба.
Алиса расслаблено откинулась на спинку кресла. Я, осторожно поддерживая макушку, помогала родиться головке. Дальше пошло легче. Одно плечико, потом другое. Измученная Алиса в точности выполняла все указания, хотя и рычала сквозь стиснутые зубы и обещала свернуть мне шею, если все это развеселое мероприятие не закончится в ближайшие минуты.
- Давай, Алиса, соберись! Еще разок и все! – Алиса послушно напряглась, я, обхватив руками грудную клетку ребенка, осторожно потянула, помогая, и ребенок свободно выскользнул мне на руки.
Проворно перехватила за ножки, шлепнула, и палату огласил протестующий трубный рев.
- Вот это голосина! – восхитилась Ольга Михайловна, принимая у меня ребенка.
Алиса в полуобморочном состоянии откинулась на спинку кресла, уставившись в потолок широко распахнутыми глазами. Отдышалась, приподняла голову и шепотом спросила:
- Анька, а кто?
Ольга Михайловна хмыкнув, вернула мне уже обмытого ребенка, убедившись, что тот совершенно здоров. Я развернула небрежно накинутые пеленки и показала новоявленной мамаше ребеночка во всей его красе.
- Ну, мамаша, кого родила?
Алиса несколько долгих мгновений всматривалась в свое чадушко обалделыми глазами. Ее губы дрогнули, глаза наполнились слезами, и она осторожно протянула:
- Мужик! Анька, я сына родила!
И в ответ на ее восклицание, успокоившийся было младенец, вновь зашелся в реве, словно подтверждая слова матери. Алиса, всхлипывая, протянула к нему руки и я, с одобрительного кивка неонотолога, положила ребенка Алисе на живот. Оказавшись на теплом животе матери, мальчишка настороженно замолчал, приподнял тяжелую для еще совсем слабенькой шейки голову, и принялся тыкаться мордахой во все стороны, определенно отыскивая сосок. Эта уморительная сцена была прервана появлением взмыленного, безнадежно опоздавшего Никиты. Он ворвался в смотровую и с ходу застыл, словно натолкнувшись на невидимую стену, зачарованно наблюдая за женой и сыном. Вид у него был еще тот - взлохмаченный, в кое-как наброшенном халате, съехавшим с одного плеча, шапочку, которую он был обязан натянуть на голову, Никита мял в руках расплываясь в идиотской счастливой улыбке.
- Проходите же, папаша, - позвала его Ольга Михайловна, - вы успели вовремя.
Никита удивленно моргнул, когда она поманила его, протягивая ножницы.
- Что это? – шумно сглотнув, поинтересовался он, вид был такой, будто бравый полицейский собирается с минуты на минуту грохнуться в обморок.
- Как, что? Пуповину перерезать будите.
- А ему не будет больно? – заволновался Никита, еще больше заливаясь бледностью, но все-таки принимая у Ольги Михайловны ножницы.
- Не волнуйся, не будет, - успокоила я его, - это только с виду страшно, но, ни ребенок, ни Алиса ничего не почувствуют.
Я стояла рядом с другом, держа зажим и дожидаясь, когда Никита отсечет пуповину. Капитан прикрыл глаза, судорожно вздохнул, решаясь, и одним движением отделил ребенка от матери.
- Молодец, не оплошал, - похвалила его Ольга Михайловна, внимательно следя за моими пальцами.
Когда я закончила с обработкой Ольга Михайловна сноровисто одела ребеночка в костюмчик и вручила младенца папаше.
- Поди, пообщайся с отпрыском, а нам тут с мамашей закончить надо.
Никита осторожно принял драгоценную ношу и тихонечко вышел вон.
- Поздравляю, Анна Дмитриевна, отличная работа! Я вам еще нужна?
- Я думаю, сама справлюсь, - слабо улыбнувшись, заверила я, ощущая во всем теле сладкое оцепенение, будто это не Лиса, а я только что произвела на свет маленького человечка. Впрочем, я не очень-то и далека от истины – это первый принятый мною ребенок. Нет, конечно, я видела как, принимаются роды, и знала весь процесс теоретически, но одно дело знать, а совсем другое услышать, как на твоих руках закричал ребенок, которому ты помогла родиться на свет. Все же у меня несколько другая специальность.

…Влад откинулся на спинку дивана и закрыл глаза, может он что-то не так прочитал? Ведь хозяйка ясно дала понять, что продала его. Влад дрожащей рукой потер глаза и более внимательно перечитал содержание бумаги:
«...Дается вольная рабу под заводским номером 4794, выставленным на клейме фабричным способом на планете Эрстар, юрисдикция планеты Таурин.
Вольную оформляла госпожа Романова А.Д., имевшая вышеозначенного раба 4794 (по ее документам проходящего как Романов Владислав Дмитриевич, впоследствии, Куприн Владислав Серафимович. Паспорт за номером 2345197ир860, прилагается). С 25 апреля 2598 года по 25 апреля 2599 года по земному летоисчислению, формальности соблюдены. Вольная вступает в силу 25 апреля 2599 года...
Нотариус Орфин оформил документы 22 апреля 2599 года. Колония Криптан, юрисдикция планеты Юпитер...»
Нет, все, кажется, верно... Ощущения радости, облегчения и какого-то необъяснимого, сладкого ужаса были настолько огромными, что почти не чувствовались. Клеймо! Надо посмотреть клеймо и если все это не шутка, там будет все написано! Влад медленно поднялся с дивана, все еще боясь, что где-то мог ошибиться, что-то неправильно прочел, начал расстегивать брючный ремень, а затем и многочисленные застежки. Пальцы вдруг стали ужасно неловкими, не слушались, путаясь в одежде так, будто время вернулось вспять, и он впервые одел брюки.
Влад с раздражением рванул ткань, два последних крючка отлетели с тихим звоном. Он быстро спустил брюки, трусы... Оставалось только сорвать мягкую повязку, наложенную на клеймо. Влад помедлил несколько секунд боясь притрагиваться к повязке, глубоко вздохнул и рванул пластырь, тихо выругавшись - с пластырем вырвалось несколько волосков. Подняв повыше рубашку, чтоб не мешала, принялся рассматривать клеймо. Просто наклониться оказалось мало, он слегка отставил ногу в сторону и изогнулся до предела.
Он уже дочитывал выбитые на нем буквы, когда дверь в каюту распахнулась и на пороге показалась высокая светловолосая девушка. Она раскрыла рот, намериваясь что-то сказать, но увидев Влада во всей красе его эффектной позы - брюки сползли ниже колен, трусы маячили примерно там же, а он, изогнувшись, рассматривает свой зад - потрясенно замолчала.
Немая сцена длилась не менее минуты, и парень с тоской подумал, что даже бывшая хозяйка не позволяла себе вваливаться в его комнату без стука. В смущении пониже натянул рубашку, чувствуя, как кончики ушей, да и щеки в придачу начинают наливаться унизительным румянцем. Влад исподлобья неприязненно глянул на источник своего конфуза и раздраженно заметил, пытаясь таким образом скрыть смущение:
- Стучать надо!
- А я и стучала, - нагло заявила девица, опираясь плечом о косяк и насмешливо его изучая, Влад мог дать на отсечение все свои части тела, что никакого стука и в помине не было, - но вы, милорд, были столь увлечены созерцанием своей задницы, что не обратили внимание на это. - И видя, что парень продолжает ошарашено смотреть на нее, предложила, - Подтяните штаны, ваша светлость, у вас весьма глупый вид.
- Да закройте же вы дверь, черт бы вас подрал! - рявкнул мужчина, стряхивая оцепенение и поняв, что девица не собирается двигаться с места, а по коридору шныряют какие-то люди, с любопытством пытаясь подсмотреть происходящее. - Мне надо одеться!
- Как скажете, милорд, - хмыкнула девица, сделав шаг в комнату, и к его немалой радости захлопнула дверь, лишив, однако, надежды на одиночество.
- Вы, герцог, вполне можете натягивать свои штаны и при мне, - нагло заявила она, продолжая придирчиво его оглядывать, - я все равно уже не увижу ничего нового!
Влад скрипнул зубами и потянулся за брюками - объяснять невоспитанной девице азы хорошего тона, стоя при этом со спущенными штанами дело более чем глупое. Он отвернулся от ее любопытных глаз и принялся приводить себя в порядок.
- У вас красивая задница, милорд, - прокомментировала она увиденное, - не диво, что вы ее так внимательно рассматривали!
Влад счел за благо промолчать на этот сомнительный комплемент, продолжая возиться с застежками и брючным ремнем. Как хозяйка могла так с ним поступить, с обидой думал он, косясь на незваную надоедливую гостью. Хотя, по здравому размышлению, она его не обманывала, он сам себя обманул. Она и не заикалась о продаже, это он, Влад, сам вбил себе в голову, а она просто не стала его разубеждать. Когда же он спросил о новом хозяине, Аня ответила, что его новый хозяин - герцог Куприн, в чем, между прочим, ни на миллиметр не отошла от правды.
Да уж, у нее весьма извращенный юмор - получается, она продала Влада ему же самому! Парень хмыкнул и только покачал головой. А теперь выходит, он свободен! Сво-бо-ден! Свободен и никто не смеет ему приказывать, он волен делать все, что захочет! Раньше Влад считал, что такая бумажка, как вольная ему и даром не нужна пока он живет с Аней, а теперь, получив, почувствовал себя почти всесильным. Ну и пусть эта девица застала его в неприличной позе, и что из этого? Настроение значительно улучшилось.
Дольше возиться с одеждой Влад уже просто не мог, и пришлось повернуться к наглой девице, все еще стоящей у двери, несколько секунд с молчаливым любопытством рассматривал ее. Ладная фигурка, плотно обтянутая совершенно новой, еще не обмятой летной формой. Светлые, соломенного цвета, волосы, серые глаза, чуть вздернутый нос, упрямый подбородок, легкий румянец на щеках, брови недовольно хмурятся, похоже возложенная на нее миссия ей совсем не по душе.
- Итак, - повеселевшим голосом спросил он, - что за дело привело вас ко мне, и вы даже не удосужились постучать?
- Я пришла сообщить вашей светлости, что вылет откладывается, из-за магнитной бури, она закончится, - девушка посмотрела на часы, - примерно через полтора часа, и что мы рады приветствовать у себя на борту молодого герцога, который гулял где-то целых двадцать лет, а сейчас вдруг взял и нашелся.
Он герцог!? Лишь громадным усилием воли Влад удержал челюсть на месте. Жизнь становится все любопытней. Может ошибка? Хотя, бывшая хозяйка почти никогда не допускает ошибок. Значит так и есть - Влад герцог. Вот смех-то! Но больше герцогского титула смущало обвинение, что Влад прогулял девятнадцать лет. Он бы не назвал свою жизнь прогулкой!
- Как вас зовут? - поинтересовался он, немного ошарашенный происходящим.
- А вам-то что до того? - хмыкнула она. Да за что ж она так злиться-то?
- В общем-то – ничего, - осторожно ответил Влад, криво улыбаясь, - но я не могу обращаться к девушке «Эй, ты!»
- Ну, если вашей светлости так любопытно, - пожала она плечами со всем возможным безразличием, - меня зовут Ольга Куприна.
- Вы моя родственница? - не очень уверенно спросил Влад.
- В некотором роде, - уклончиво ответила она, - хотя это вас не касается. Ваша бабушка выслала меня на этом шлюпе, чтобы я встретила вас и оказала всевозможное почтение.
- Странным образом у вас, однако, принято выказывать почтение, - озадачено пробормотал Влад.
- Как умеем, - безразлично пожала плечами Ольга, - ваша бабушка - вдовствующая герцогиня, приказала мне доставить вас на борт ее крейсера, который курсирует в получасе полета отсюда, в самые кратчайшие сроки. И все.
Девушка натянуто улыбнулась, поворачиваясь к выходу. Если она сейчас уйдет, придется в одиночестве пережидать бурю и мучится вопросами, на которые ответить не в состоянии. Например, почему хозяйка, зная, что освобождает его, устроила унизительную сцену в присутствии Эжена? Заставила встать на колени и без всякой причины, теперь-то Влад точно уверен, отвесила оглушительную пощечину, при воспоминании о которой до сих пор лицо заливает краской и щека начинает нестерпимо гореть? И что с Владом будет дальше? И еще много о чем.
- Можно вопрос? - попросил Влад, она остановилась. – Вы всем так изысканно хамите или я один удостоился?
- Что!? – Ольга возмущенно повернулась к нему. – Да откуда ты вообще взялся на мою голову?
- Я? – переспросил парень, в самый последний момент, удержав себя от честного ответа, вряд ли он придется ей по вкусу. – Ну, как вам сказать… Вы изучали анатомию? Вот я примерно оттуда, откуда вы и подумали.
Глаза Ольги сузились, она стремительно подошла к Владу и резко замахнулась. Вполне предсказуемая реакция на насмешливую подначку. Без особого труда поймал ее руку. Получать второй раз за день по лицу, хоть и вполне заслужено, желания не было. Влад прижал согнутые в локтях руки девушки к груди и некоторое время удерживал ее в таком положении, вяло размышляя, почему женщинам дозволяется размахивать руками, если они считают, что их обидел мужчина, когда как мужчинам положено молча сносить оскорбления. Ольга еще пару раз трепыхнулась, и окончательно затихла. Влад ощутил, как дико напряжена каждая мышца ее тела.
- Отпусти, - тихо, но уже без прошлой агрессии потребовала она.
- А драться не будешь? – хмыкнул свободный человек, чуть ослабляя хватку.
- Не буду, – буркнула она.
Влад разжал руки, она инстинктивно отступила, назад потирая запястья и бросая на него косые взгляды. Он вздохнул, такая форма знакомства с новоявленными родственниками ему не нравилась. Мечтая, он представлял себе это по-другому. Хотелось, что бы так как у Сахи с Анькой. Или не так, но что-то в этом роде. В конце концов, он заслужил это.
- Может, начнем все сначала? - миролюбиво предложил он. Ответом было молчание.
- Если я тебя чем обидел, то прошу прощения, - зашел с другой стороны Влад, по опыту зная, лучше попросить прощения заранее, даже если по твоему разумению ни в чем не виноват.
- Это ты меня извини, - как-то очень устало вздохнула девушка, все еще избегая смотреть на него, - и не обращай на меня внимания, ты здесь совсем не причем. Все уж слишком неожиданно.
- А уж как для меня неожиданно! – пробормотал он и неожиданно для себя самого пожаловался, - еще утром я был точно уверен, что я раб, в очередной раз поменявший хозяина!
- Кем, прости, ты был утром? - испугано моргнула Ольга.
- Рабом, - невесело рассмеялся Влад, жалея, что вообще раскрыл рот, теперь она будет презирать его, как все остальные. В любом случае, свободен он или нет, Влад все равно остается меченым, - и когда ты заглянула сюда, я как раз пытался разглядеть последнее клеймо удостоверяющее, что я отпущен на свободу, а совсем не любовался своей задницей. Просто у моей последней хозяйки несколько извращенный юмор. В общем, мы друг друга не поняли, и я взошел на борт шлюпа герцогом, совершенно не подозревая об этом. Если мой рассказ вызывает недоверие, я с радостью продемонстрирую клеймо.
- Пожалуй, не стоит, - Ольга улыбнулась, и хотя улыбка вышла бледной, Влад расслабился, впервые с момента встречи в ее глазах появились вполне человеческие чувства, и это были совсем не те, какие Влад опасался увидеть, - я верю вам на слово. Что ж, ничего удивительного, я всегда знала, что мой папочка способен на многое в своей погоне за наследством, но что б вот так!
- А тебе давно известно о моем существовании? – внезапно севшим голосом спросил Влад.
- С месяц, - мрачно вздохнула она, - но я до конца не верила в то, о чем говорили полицейские. Трудно поверить в такое, знаешь ли. Но, тем не менее, папочка и мачеха просчитались, дедуля написал крайне занимательное завещание - все состояние и титулы оставить мне, на том условии, что не появитесь вы. Опекуном до двадцати пяти лет назначена вдовствующая герцогиня, наша бабка, а если она умрет раньше назначенного срока, то опекунский совет.
- А если я появлюсь? – тихо спросил Влад.
- О, в этом случае я теряю все – деньги, дома, титулы, у тебя право первой очереди наследования - твой отец был старшим сыном, - в ее голосе не слышалось горечи, скорее облегчение, - но мне это и так не нужно, слишком много для меня одной. Но вот какая неприятность, с твоим появлением меня попросили удалиться куда подальше, что б не мозолить глаза, ни тебе, ни бабке, тем более, что папенька покрыл себя позором, хотя скандал стараниями бабки и не вышел за пределы семьи.
- Но это не справедливо! – возмутился Влад.
- А кого это интересует? Таковы правила высшего света, - Ольга печально развела руками. – Все уже решено, бабуля устроила для меня дальнюю экспедицию, капитаном одного из ее кораблей несмотря на то, что мои познания в астронавигации сводятся к вождению прогулочных шлюпов на крайне короткие расстояния. Но ты не подумай, я не жалуюсь и не на что не претендую, - вдруг испугалась она.
- Судя по нашей встрече характер у тебя еще тот, и я буду последним, кому ты соберешься жаловаться, - успокоил ее Влад.
Нужна была передышка. Многое предстояло осмыслить. Влад пошарил глазами по комнате, где-то должен быть бар. Хотелось выпить чего-нибудь, чтобы снять напряжение. Бара не было, но отыскался приземистый столик с напитками за диваном. Влад подцепил первую попавшуюся пузатую бутылку и под изумленным взглядом Ольги наполнил два стакана, один передал ей, и сделал добрый глоток из своего. Напитком оказался коньяк, не из дешевых.
Голова шла кругом, его появление, оказывается, вызвало самую настоящую бурю и теперь эту девушку, считай, выгнали из дому. Что же за человек его бабка, которая так просто разбрасывается родными людьми? Ольга же внучка. И пусть ее отец оказался не очень приятным типом, но все же, все же! Влад так мечтал о своих родных, особенно остро он это понял на Боре, и вот теперь у него за каких-то полчаса появилась бабушка и сестра. Пусть бабка думает что хочет, но он не позволит разлучить его с Ольгой! Он скажет ей об этом, как только увидит!
- Ты мне скажи - герцог, это ведь очень большой титул? - осведомился он у Ольги.
- Да, - кивнула она, - он обладает почти неограниченной властью на своих землях и пользуется большим уважением в обществе.
- И он, будучи обладателем всего этого не должен отчитываться в своих поступках перед окружающими? - весело поинтересовался Влад, - А так же интересоваться мнением окружающих?
- В общем-то, да, - не очень уверенно проговорила Ольга.
- Ну, что ж, - улыбнулся Влад, поднимая бокал, - тогда выпьем за герцога, его светлость, милорда Куприна и его сестру Ольгу. Ты ведь разрешишь называть тебя сестрой?
- Я-то да, но вот как к этому отнесется вдовствующая герцогиня, ваша светлость? - рассмеялась девушка, отхлебнув из бокала. Ей нравился этот веселый молодой человек, он совсем не походил на зануду, каким она себе его представляла. А то немногое, что она узнала о его прошлом, вызывало в ней, восхищение тем, что он смог выжить и остаться нормальным человеком.
- Меня зовут Влад! - весело прорычал он. - А милую старушку я возьму на себя, я уже давно научился разговаривать с упрямыми и несносными особами, одной из них была моя прошлая хозяйка.
- Какой она была? - склонив голову набок, поинтересовалась Ольга.
- Какой? - переспросил Влад, вся веселость мигом слетела, а его лицо стало непроницаемым, он оставил бокал. – Раньше я думал, что хорошей, теперь не знаю.
- Извини, - пробормотала Ольга, потрясенная быстрой переменой настроения вновь приобретенного родственника, - я не хотела вас обижать, а уж тем более лезть не в свои дела, милорд.
- Меня зовут Влад, - строго повторил он. - Я обязательно расскажу тебе об Ане, но только немного попозже, когда воспоминания не будут такими острыми. Пока же мне надо о многом тебя расспросить, мне еще ни разу не доводилось быть герцогом. Но если ты еще раз назовешь меня милордом, светлостью или еще чем-нибудь в этом роде я тоже начну обзывать тебя, обещаю!
- Вы очень странный человек, милорд герцог, - лукаво улыбнувшись, заметила Ольга.
- Стерва, - пожал плечами Влад.
- Ваша светлость, - не осталась в долгу сестрица.
- Обязательно доводить меня до бешенства? - обиделся Влад.
- Да, - весело закивала она, - мне же надо знать, чего ожидать от родственничка!..

Оставшееся до дежурства время я малодушно пряталась в своем кабинете, не желая никого видеть и слушать соболезнования окружающих по поводу случившегося между мной и отцом из-за Влада. Казалось, каждая собака осведомлена о нашей ссоре. Я об этом никому не говорила, это уж точно. Значит, утечка исходит откуда-то со стороны генерала. Ладно, невелика беда. Переживем и это. Я посмотрела на часы, как раз в это время герцогский шлюп должен уже отчалить от станции. Надо поскорее переворачивать эту страницу своей жизни. Я и так на ней засиделась слишком долго.
Старательно гоня от себя печальные мысли, переоделась в форму, нацепила на лицо дежурную улыбку, хотелось верить, что она не выглядит слишком наигранной, вышла из кабинета и побрела по коридору в сторону кабинета начальника. Все перед сменой проходят инструктаж. Обычная формальность.
Возле кабинета никого не было. Я прибыла первой. Опустившись на неудобный стул у стены, я прикрыла глаза. Из-за приоткрытой двери доносился голос начальника, он кого-то о чем-то упрашивал, что для Гены несвойственно. Так как разговор меня не касался, то слился в однообразное начальственное бухтение, но когда я услышала протестующий Наташкин голос, непроизвольно выпрямилась, ловя каждое ее слово.
- Я не могу, Геннадий Васильевич! Вы же все прекрасно знаете, у меня через два дня свадьба, а такие командировки могут затянуться на неопределенное время!
- Наталья Станиславовна, ну, поймите и вы меня, голубушка. Вы единственный человек, которого я могу сейчас туда послать. Тем более вы уже участвовали в подобных спасательных командировках. Я вам обещаю, от вас не будут ждать каких-то особых чудес и долгого пребывания. Вы просто закинете гуманитарную помощь и оглядитесь. Если что-то будет, с чем штатные спасатели не сумеют справиться самостоятельно, вы свяжитесь со мной, и я тут же заменю вас, на кого-нибудь другого. Просто у меня сейчас нет ни одного свободного человека! А не ответить на вызов, мы не имеем права!
Я решительно поднялась со своего места. Наташке действительно нельзя никуда лететь. Свадьба не каждый день случается и к такому событию нужно тщательно готовиться. Я коротко постучала и, не дожидаясь позволения, шагнула в кабинет. Геннадий Васильевич с некоторым недовольством уставился на меня. Я кивком поздоровалась с подругой и хозяином кабинета.
- Наташа совершенно права, незачем посылать ее в командировку, - решительно проговорила я, - я вполне могу заменить ее. Я думаю, без ложной скромности, что я не самый плохой врач на этой станции и не случиться особой беды, если вместо Наташи полечу я.
- Аня, - шеф возвел глаза к потолку, - я не сомневаюсь в твоем профессионализме, но думаю, что ты сейчас находишься не в том душевном состоянии…
- Геннадий Васильевич! Давайте не будем касаться моего душевного состояния! Я вполне отвечаю за себя и свои поступки, руки у меня по-прежнему не дрожат. И могу вас заверить, суицидными настроениями никак не страдаю, да и не стеснена во времени так, как Наталья Станиславовна.
Начальник помолчал некоторое время, обдумывая предложение, потом махнул рукой, на что-то явно решившись:
- А, черт с вами, барышни! Хочет Аня лететь, пусть летит. Что я еще могу сказать? Романова у вас ровно двадцать минут на сборы.
- Я вылечу, как только вы загрузите «Беркут» всем необходимым.
- Идите уже! – Гена махнул на нас рукой.
Мы вышли от начальника и направились в сторону моего кабинета. Я надеялась, что подруга свернет куда-нибудь по дороге и отправиться по своим делам, но она вошла за мной и молчала, пока я переодевалась.
- Я, наверное, должна поблагодарить тебя? – зачем-то спросила она, наблюдая, как я расчесываюсь.
- В этом нет никакой необходимости, - сдержано ответила я.
- Аня! Что с тобой происходит?
- Со мной? – безмерно удивилась я и даже расческу опустила, глянув на подругу через плечо. – Со мной как раз таки ничего и не происходит.
- Аня не паясничай! Я прекрасно знаю о твоей размолвке с отцом и о том, как ты поступила с Владом, хотя мы все были уверены, что ты его любишь…
- Наташа! – угрожающе прервала я подругу, не давая ей сказать то, чего никогда не прощу.
- Все эти недоразумения не имеют ровным счетом никакого значения. Я уже говорила Диме, что ты вправе решать сама, как тебе следует поступать со своей собственностью. Подожди, дай мне закончить! Но это не должно ни в коей мере сказываться на вашей, а теперь уже и на моей, семье. Ну да, Дима вспылил, но все забудется. Понимаешь?
Я смотрела на подругу широко открытыми глазами. Что она такое говорит? Недоразумение? Да меня отец проклял! И мужика я своего отшвырнула намерено и зло, стараясь ранить, как можно больнее, чтобы возненавидел и забыл поскорее. Он никогда не простит ту пощечину и как его унизили, заставив встать на колени, а все потому, что будущего у нас с ним нет и быть не может! А она говорит – недоразумение! Ничего себе – недоразумение! Хоть мне и плевать на проклятия отца, и с Владом все оказалось намного больнее, даже я не назову произошедшее недоразумением. Катастрофой – да, а недоразумением… Или Наташка совсем съехала с катушек из-за предстоящей свадьбы или… на этом идеи закончились.
- Аня, я надеюсь, не смотря на ваши размолвки с отцом, ты все же приедешь на свадьбу. Пообещай мне!
- Обещаю, - все еще находясь в каком-то шоковом состоянии, пробормотала я.
- Вот и хорошо, - обрадовалась Наташка. – Я так рада, что ты оказалась гораздо рассудительнее своего отца. Хочет он этого или нет, ты остаешься его дочерью и вам еще вместе жить и нельзя вот так просто, рвать с родственниками. Ты главное не переживай, он тебя простит, не сейчас, со временем. Надо просто немного подождать.
Отделавшись от ставшей не совсем вменяемой подруги, я бегло просмотрела имеющиеся данные касающиеся командировки. Картина, представшая передо мной, была устрашающей. На небольшой недавно заселенной планете прошел пояс торнадо, начисто разрушив все поселения. Жертвы даже по предварительным данным исчислялись тысячами погибших. Все мои проблемы и беды мгновенно отошли в сторону, ставши малюсенькими и незначительными.
Глянув на часы, поднялась, закрыла свой кабинет и отправилась в ангарный отсек. Домой заходить не стала, дорожная сумка так и осталась на борту «Беркута», после последнего вылета. Я находилась в лифте, когда сообщили, что погрузка закончена. Оказавшись в ангарном отсеке, я бегом направилась к «Беркуту» не замечая ничего вокруг, мыслями я уже была на месте трагедии.
Протиснувшись мимо коробок с медикаментами, приборами, валиками одеял, палаток и еще чем-то, безусловно, необходимым, заняла место пилота.
«Беркут» и еще какой-то незнакомый, нелепо разукрашенный шлюп одновременно получили разрешение на вылет. Я включила двигатели и, не обращая внимания на помеху справа направила «Беркута» к открывающемуся шлюзу. Шлюп по всем правилам обязан уступить дорогу, на обоих бортах «Беркута» предусмотрительно вывешены красные кресты, означающие, что я на работе.

…Ольга допила свой бокал, отставила его в сторону и, посмотрев на часы, сказала, что ей пора, ведь она, как ни как, числиться на этом шлюпе за помощника капитана. Влад взял с нее обещание, что она обязательно заглянет к нему, когда станет посвободнее. Ольга кивнула и вышла из каюты.
Влад опустился на диван и, закинув руки за голову уставился в потолок. Вот оно даже как получилось – он теперь герцог, особа высоко титулованная, обличенная на своих землях большой властью и к тому же свободная! Этого уже не мало, ведь, правда? Он снова прокрутил в памяти события последних дней, и его охватило запоздалое радостное возбуждение – он свободен и судя по всему, достаточно богат. Порадовавшись этим мыслям, Влад еще раз пересмотрел содержимое пакета с документами. Ему вдруг пришло в голову, что Аня должна была оставить записку все объясняющую. Записки не было. К горлу подкатил колючий комок, когда он повнимательнее взглянул на банковский счет – это был его заработок, за те полгода, что он проработал в бригаде генерала, с премиями и вычетами налогов. Аня осталась верна себе, черт бы побрал, эту ее честность! Могла бы и не отдавать эти деньги, в конце концов, он болтался у нее на шее целый год! Только интересно, почему цифра получилась такая странная. Пересчитал все еще раз, он тупо смотрел на цифры, когда до него стало доходить, в чем там нестыковка, а поняв окончательно, усмехнулся отбрасывая от себя документы - Аня забрала из его заработка пятнадцать кредов! Чертовы пятнадцать кредов!
Влад не мог усидеть на месте и принялся расхаживать по каюте то и дело останавливаясь и более внимательно разглядывая обстановку, даже не пытаясь обуздать собственное любопытство.
Он заглянул в два шкафа встроенных в стену, один из них оказался пустым и предназначенным судя по всему для одежды. Второй заполнен книгами. Влад взял первую попавшуюся, полистал ее. На ярких картинках были изображены гербы и что-то еще непонятное. Поставил книгу на место. Развернулся, намереваясь закрыть створку платяного шкафа, и остановился, дверца с внутренней стороны представляла высокое, в полный рост, зеркало. Влад внимательно рассмотрел себя со всех сторон, с некоторой досадой отмечая, что в нем ничего не изменилось со вчерашнего дня. Что он такой же, как и всегда. А с другой стороны, как интересно могла измениться его внешность? Влад осмотрел свою одежду – темный облегающий свитер и штаны из темно-синего джинса и вспомнил, что совсем скоро придется знакомиться со старушкой. Утверждать сложно, но Владу отчего-то показалось, что она такой вид не поймет и не оценит. Надо во что-нибудь переодеться, более подходящее к случаю.
Распаковал сумки и долго рылся, отыскивая костюм купленный для дня рождения Ники. Костюм, как водиться, нашелся на самом дне последней сумки, а каюта стала напоминать место преступления после тщательного обыска. Влад убедился, что выглядит костюм вполне ничего, тщательно вычищенный после праздника. Помят немного, но это быстро устраняется при помощи утюга. Выходить, и требовать у каждого пробегающего мимо утюг было неловко, и он решил дождаться Ольгу.
Взвыли сирены, оповещающие, что шлюп готовится к старту. Влада настоятельно потянуло в общество. Он нашел рубку управления сравнительно быстро и напросился присутствовать при взлете, ему разрешили. Влад вообще стал замечать, что пользуется здесь куда большой властью, чем мог полагать.
Динамики ожили, и холодный голос диспетчера станции сообщил, что вылет разрешен. Влад уселся в кресло второго пилота и пристегнул ремни, не кстати вспомнив, что ровно год назад он сидел в салоне транспорта станции рядом с Аней и именно она пристегивала его ремни. Влад тряхнул головой, отгоняя ненужное воспоминание. Ольга расположилась в соседнем кресле, надела наушники и подмигнула ему. Он ответил девушке легкой улыбкой, хоть одна радость во всей этой истории - Ольга.
Заклейменное бедро заныло, так бывало всегда, ближе к вечеру. Но теперь эта боль уже не раздражала, как всего несколько часов назад, а вызвала чуть ли не восторг - свобода никогда и никому не давалась легко и за все надо платить. Ощущая эту боль Влад чувствовал себя почти всесильным - отныне он будет повелителем самому себе и никто не посмеет оспаривать его права. Отныне он - повелитель вселенной под именем Владислав Серафимович Куприн, и никому не позволит подмять его владения под себя.
Взвыли двигатели, Влад по давней привычке плотно схватился за подлокотники кресла, в который раз ругая себя за это. За прошедший год он совершил ни один десяток вылетов, но каждый раз его пронзал почти первобытный страх, в горле пересыхало, а сердце сжимала когтистая лапа. Шлюп двинулся и вот уже перед носом замаячил открытый провал шлюза, когда закричали сирены, предупреждающие о столкновении, а прямо из-под их носа вынырнул небольшой кораблик, нагло подрезавший их на старте. Герцога основательно тряхнуло - опытный капитан едва избежал столкновения. Влад с первого взгляда узнал серебристые покатые бока «Беркута», украшенные красными крестами. Из динамиков громкой связи понесся сплошной мат, в котором изредка проскальзывало словосочетание «борт полсотни семь». К диспетчерам присоединился и достопочтенный капитан его шлюпа, Ольга сидела белая, как мел. Влад откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, расхохотался - Анна Дмитриевна не упустила шанса изгадить ему вылет. Веселье Влада было прервано громовым рыком из переговорного устройства.
- В сторону, герцог! Ты мешаешь вылету! Я работаю!
- Да что она себе позволяет? - взревел капитан. - Ты разговариваешь с транспортом его светлости герцога Тауринского!
- Слышь, дюк, уйми своего товарища, и мы простим нарушение правил вылета, - послышался насмешливый совет из диспетчерской, Влад не сумел опознать искаженный динамиком голос, - или ваша колымага никогда отсюда не выберется! Мы за Аньку башку отвернем!
- Простите, полсотни семь, - оттеснив капитана от микрофона, примирительно проговорил Влад, прекрасно осознавая, что ребята свою угрозу выполнят, - нас не предупредили о вашем вылете.
- Пшел к черту, - огрызнулась Аня.
Влад ничего на это не ответил, отключаясь от связи.
- Какова наглость! - Возмутился капитан. - Мешать герцогскому шлюпу! О чем они здесь только думают! Я им устрою веселую жизнь, на этих станциях все давно уже пообнаглели!
- Оставьте, капитан. Тем более мы действительно не правы. - Влад устало потер глаза.
- Кто это, Влад? - наклонившись почти к самому его уху, поинтересовалась Ольга.
- Это одна моя знакомая, - невесело усмехнулся Влад.
- Так это была?..
- Собственной персоной, - кивнул Влад, - господа, если вы не возражаете, я бы хотел пойти отдохнуть, у меня выдался хлопотный день и обещает быть еще напряженней.
- Как скажете, ваша светлость, - поклонился капитан Владу.
- Приятного отдыха, милорд, - серьезно ответила Ольга…

Я прочла отчет сделанный техниками ангаров, заверяющими, что с кораблем полный порядок. Были незначительные поломки двигателя, но они полностью устранены. Закончив с чтением, неловко лавируя между ящиками добралась до камбуза и заварила себе суррогатный кофе. Прихлебывая отвратительное темно-коричневое пойло, снова устроилась в кресле пилота и принялась гадать, что меня ожидает на месте. Это занятие быстро надоело – толку гадать, вот прилечу и все увижу.
Хотя я дала Наташке обещание вернуться к сроку, в его выполнении почему-то очень сомневалась. Если верить материалам, прочитанным мною, на станции, дело не обойдется двумя днями. Дай бог за неделю разгрестись. Если допустят до работы, конечно. А мне очень хотелось, что бы допустили. Только работая из головы вылетали ненужные мысли, и пропадала обида на себя и мир.
Закончив с кофе, я закурила, откинувшись на спинку кресла. Этого момента я боялась уже давно. Момента, когда остаешься один на один с собой и ни обмануть, ни оправдаться. Других можно, себя не выйдет.
Я еще раз перечитала отчет, заставляя мысли течь в строго отведенном им русле, и цепляться за что-то обыденное, простое и насквозь материальное, как, например экстренная операция в полевых условиях, совершая, как выражался папа на своих умных совещаниях, привязку к местности. Иначе, если я ее упущу, эту самую привязку, моментально в голову залезут дикие и панические мысли о том, что это не просто конец, а самый настоящий край, за которым все! Бездна, смерть и полная оглушающая тишина. И придется вспоминать, что я не сплю уже неделю, а если и вырываю у бессонницы несколько минут становиться только хуже, потому что приходит кошмар, в котором я стою босыми ногами на самом краю ослепительно сверкающего острого лезвия, и оно уже врезается в беззащитные пятки, и назад дороги нет. А впереди только тьма и глухое молчание на многие века вперед. И деться мне с этого края совершенно некуда – сзади стоит кто-то сильный и неотвратимый, упрямо подталкивая кулаком в спину, заставляя падать вниз и страшно до боли, ведь там нет ничего, даже смерти там и то нет. И просыпаешься в постыдном холодном поту и кутаешься в темноте в мягкий, вытертый от времени плед, натягивая его на голову и надеясь, что он, как в детстве, спасет от самых страшных страхов.
Но плед не помогает и не потому, что устарел, как оружие, а просто потому, что девочка Аня выросла, и страхи с бедами повзрослели вместе с ней, и нет больше подкроватных монстров, от которых плед так хорошо помогал. Под ним так нестрашно было бояться. Теперь этого всего нет. Есть лишь понимание, что он ушел, раз и навсегда. Нет, не так, это я его прогнала и это единственно правильное решение, но от этого не менее погано, и поправить ничего нельзя. Да даже если и можно было бы, я не стану этого делать. Не стоит умирать по несколько раз, лучше это сделать сразу.
От этих мыслей глаза помимо воли набухают горячими тяжелыми каплями и не потому, что себя жалко, а оттого, что очень больно и рваная рана на душе истекает обжигающей алой кровью. И чуточку страшно становиться, что кровь очень скоро вытечет вся до капельки, а что останется после и думать не хочется, потом останется только повеситься. С мертвой душой жить нельзя. И кровотечение это не остановишь, ведь душа-то, черт бы ее побрал, она не рука и не нога – жгут-то на нее не наложишь и ниткой не ушьешь.
От таких вещей спасает только работа. Тяжелая, изнуряющая и самое главное, чтоб она, работа, занимала тебя всю, без остатка сжигая мозг и нервы. Чтоб не хватало времени остановиться и подумать. Но до работы еще надо добраться. Целых два часа бездействия.
Убеждать себя, что все будет хорошо, тоже глупо. Я знаю, что будет, только вот когда и как до этого дожить. Хотя, выход есть – впасть в летаргический сон и переспать все это. Выход замечательный. Отличный выход! Но вот беда – не достижимый. А душа болит так, будто это что-то материальное, как сердце или печень, и выть хочется стиснув зубы и головой об стену биться, если б только помогло… И не подействуют даже привычные компромиссы, что утро вечера мудренее и нужно обо всем подумать завтра, и так каждое утро и каждое завтра.
Интересно, Владу уже рассказали о том, кто он? Судя по тому, что он был в кабине во время вылета – рассказали. Чем он сейчас занимается? Злиться ли еще на меня? Черт! Да какая мне, собственно, разница – злится он или нет? Даст бог, я его больше не увижу в своей жизни!
Но как бы я себя не убеждала в правильности своего решения, все равно было невыносимо паскудно оттого, что где-то недоглядела и довела наши отношения до такого и еще было жалко себя до слез. Выходит, я его по-настоящему любила. Но об этом надо забыть и чем быстрее, тем лучше, иначе это будет отравлять мне жизнь на протяжении всех отведенных мне лет.
Я тряхнула головой, прогоняя надоедливые мысли, злясь на «Беркута», что летит слишком медленно, перекатываясь в пространстве, как безногая черепаха. У меня оставалось целых два часа полета.

…Влад снова оказался в каюте, и удивленно огляделся. Каюта прибывала в полном порядке, не было разбросанных вещей, они оказались снова аккуратно упакованы в сумки, кроме костюма, возле него стоял утюг. Испытывая раздражение оттого, что кто-то рылся в вещах во время его отсутствия, Влад все же мысленно поблагодарил этого человека - он догадался принести утюг иначе пришлось бы идти попрошайничать, чего Влад крайне не любил, да и неудобно как-то.
Пошарив по каюте и найдя сеть, Влад подтянул поближе стол, включил утюг и принялся осторожно выглаживать костюм. Выгладив брюки, жилет и пиджак взялся за рубашку. Вот чего он терпеть не мог, так это гладить белые рубашки - никак не мог подладиться к температуре, и нередко на рубашках оставались некрасивые рыжие опалины, и не имело значения насколько умным и модифицированным бывал утюг, итог оставался один и тот же. Что бы избежать подобной неприятности Влад поставил нагрев на самый минимум.
Рубашка была уже почти отглажена, остался только воротничок и Влад не смог отказать себе в такой малости, как полюбоваться на свою работу. Он отставил утюг подальше, самодовольно разглядывая рубашку – все идеально, складочки, там, где надо заглажены, где не надо разглажены. Так хорошо у него еще ни разу не получалось. Вдоволь налюбовавшись, он снова потянулся за утюгом намереваясь закончить работу, но его остановил растерянный и чуть испуганный женский голос:
- Простите, я не знала, что вы вернулись, милорд… Ваша светлость, что вы делаете!?
Влад резко повернулся на голос, неуклюже задев шнур утюга, свалил его себе на ногу. Удар был чувствителен, и мужчине стоило больших усилий не взвыть. Еще повезло, что утюг не очень горячий. Девица была так взволнована и напугана, что ничего не заметила.
- Что я делаю? – ворчливо отозвался Влад, за шнур притянул к себе утюг и водрузил на стол. – Костюм я свой глажу, что не видно?
- Но, Ваша светлость, вам же нельзя, - проинформировала его девушка.
- То есть как это – нельзя? – от непонимания Влад начал раздражаться.
- Нет, ну, можно… наверное… я не знаю… но все равно нельзя, - на лице девушки отразилось нешуточное страдание.
- Так, давайте разберемся спокойно, - предложил Влад, - почему мне нельзя гладить свои вещи?
- Потому что это моя работа, я горничная и помощник камердинера Вашей светлости, и если кто-нибудь узнает, что вы сами… я вылечу с этой работы…
Вот тебе и раз, Влад в недоумении поскреб затылок, повозил пару раз утюгом и едва не вызвал вселенскую катастрофу! Чуть не лишил девчонку работы. Это куда же его угораздило попасть? Что это за мир такой – аристократически титулованный?
- Я обещаю, об этом никто не узнает, если вы сами не станете говорить о произошедшем на каждом углу, - торжественно проговорил Влад, надеясь, что это успокоит девушку.
- Спасибо, милорд, - тихо и с явным облегчением проговорила она.
Кстати, она очень даже ничего, Влад только сейчас присмотрелся к своей собеседнице. Пушистые ореховые волосы, старательно затолкнутые под небольшой беленький колпачок, и совершенно не желающие понимать этого выбивались настырными прядями. Огромные темно-карие глаза, напоминающие спелые вишни смотрели на него со смесью страха, смущения и удивления, словно не могли понять, отчего это их хозяйка разговаривает с ним?
- Вам обед подать сейчас или позже?
- А вы не знаете, Ольга, ну… моя сестра, она скоро освободиться?
- Я не знаю, но если ваша светлость желает, я уточню.
Девушка подошла к экрану, висевшему на стене, пощелкала кнопками, и в каюте появился кусочек рубки управления. Девушка поинтересовалась у Ольги скоро ли она освободиться, та ответила, что не ранее чем через час, на этом разговор был окончен. Влад чувствовал себя во время беседы чем-то вроде безмолвного статиста, или еще лучше – болвана, заполняющего собой лишнее пространство. Ну, неужели он сам не мог связаться с рубкой? Зачем было устраивать этот балаган, как будто его совершенно нет в комнате? Или ему просто нельзя заниматься такими делами самому, так же, как нельзя гладить свои вещи? Глупость совершеннейшая!
Горничная тем временем пересказала Владу разговор с Ольгой, который он и так слышал, и еще раз осведомилась насчет обеда. Влад дал свое согласие на обед, молча пожалев, что есть придется в одиночестве. Эта девушка уж точно не согласиться, ее вид говорит сам за себя, так что и предлагать не следует. Горничная почтительно поклонилась, собрала утюг и уже была на пороге, когда Влад запоздало осведомился, как ее зовут.
- Вообще-то Вашей светлости это знать не обязательно, но если милорд желает – Наом, - она еще раз склонила голову и бесшумно выскользнула из каюты.
Влад, тихо шипя и припадая на ушибленную ногу, наконец, добрался до дивана, о чем мечтал все время, пока Наом находилась в комнате, не желая это делать при ней. Она и так перепугалась, от перспективы оказаться на улице, что усугублять ее состояние своей временной хромотой не следовало.
Влад стянул обувь и носок, обследовал ногу. Ничего страшного, даже синяка не будет. Он вернул носок и ботинок на прежнее место и только успел зашнуроваться, как в дверь тихонько постучали, и вслед за этим призраком проскользнула Наом с подносом в руках.
Поднос был тяжел и оттягивал девушке руки, Влад поднялся, готовый принять ее ношу, но Наом отшатнулась от него, как от заразного, чудом удержав на подносе блюда, чем Влада обидела. Он решил не показывать своих чувств, пока не выяснил до конца своих прав и обязанностей. Кто их знает, может герцогу помогшему прислуге донести до стола тяжелый поднос, полагается, как минимум общественное порицание и, как максимум казнь через повешение. Или, может это полагается прислуге? Беда для аристократов, может и не особо большая, но Владу лишний грех на душу брать не хотелось.
Закончив расставлять тарелки, Наом снова низко поклонилась и вышла. Владу за последнее время осточертело есть в одиночестве, хотя гораздо раньше, когда щеголял ошейником на шее о такой роскоши и мечтать не приходилось, вечно кто-нибудь в миску норовил залезть и сожрать причитающуюся порцию. Влад отбивался, когда рыком, когда кулаками, заставляя окружающих оставить себя в покое, и мечтал о тихом уголке, где сможет спокойно выхлебать через щербатый край глиняной миски свою жидкую похлебку. И вот он. Благословенный тихий уголок, и стол, и одиночество, а на столе в деликатно прикрытых блестящими круглыми крышками тарелках еда, и не похлебка в щербатой миске, а что-то без сомнения очень благородное и вкусное. И тут выясняется, что одному это вовсе ни к чему. Что одному есть из красивых приборов скучно. Раньше была Аня. Теперь нет никого. От воспоминаний о бывшей хозяйке его передернуло и он, злясь на себя за глупые мысли тряхнул головой, стараясь вытрясти их наружу, чтобы не мешали жить.
Влад выключил лишний свет, оставив неяркую лампу в виде обнаженной девушки держащей огромный матовый шар. Кому пришло в голову тащить на шлюп этот лишний вес? И уселся перед накрытым столом. Так, что тут у нас? Поджаренные до румяной корочки кусочки мяса, а это, судя по всему какие-то толи тушеные, толи вареные овощи, еще мелко наструганный салат почему-то голубоватого цвета, ветчина, порезанная светящимися розовыми ломтиками, желтый сыр и бутылка вина. Влад положил всего себе на тарелку, налил вино в высокий бокал, вино оказалось темно-рубинового цвета и источало легкий аромат.
- Ну, что – за вас Ваша светлость, милорд, герцог, - провозгласил он тост в честь себя и вылил в рот добрую половину бокала.
Вино, приятное на вкус, растеклось по жилам теплой рекой, заставив зажмуриться от удовольствия…
Iuppiter iratus ergo nefas
Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав!
Аватара пользователя
Радагаст
молька
молька
Сообщения: 359
Зарегистрирован: 04 сен 2010, 23:45

Re: а тут то, что я терпеть не могу, но и не отвязаться от э

Сообщение Радагаст »

Глава 11.

То, что я увидела по прибытии, не смогла отразить ни одна сводка, настолько все было ужасным. Огромный, выросший за несколько лет в мегаполис, город и около десятка городков поменьше, разместившиеся вокруг были в одну минуту сметены безразличной стихией, расшвырявшей людей и дома, словно бумажные фигурки оригами.
Дома, выстроенные из камня, блоков и бетона, еще возвышались развалинами, на уровнях не выше третьего этажа, грозя обрушиться в любую минуту. Те, что строились из более легких и непрочных материалов, а таких было большинство, разнесло по всей округе. Люди, не успевшие скрыться в выстроенных убежищах, оказались погребены заживо под собственной кровлей.
Отовсюду неслись плач, перемежающийся с редким тявканьем обученных спасательских собак, возвещающих о находке очередного пострадавшего, переговорами спасателей и тихим гудением техники, разгребающей уже обследованные остатки домов. Таких было мало. Я прибыла к месту трагедии как раз в минуту тишины и, как все остальные замерла, вслушиваясь в непроницаемое, гнетущее молчание. Стараясь уловить хоть намек на звук, издаваемый человеком. Даже слабенький ветер, виновато шевеливший куски материи, кое-где болтающиеся на развалинах, и тот притих. Ничего.
А спустя пять минут, опять загудела техника, затявкали собаки и задвигались люди в серых от пыли комбинезонах спасателей с ярко-желтыми полосками на плечах, локтях и коленях. А над развалинами пронзительное, яркое небо, нагло и равнодушно взирающий на опустошенную землю белый диск местного солнца. Будто и не бушевала разгулявшаяся стихия, круша все на пути.
Мимо протрусила огромная лохматая собачища, опустив к земле лобастую голову, осторожно забралась ближайший завал, еще имеющий очертания дома, с шуршанием осыпая мощными лапами строительный мусор. Я приостановилась, наблюдая за собакой, беспорядочно тыкающейся носом во все стороны. Я впервые в жизни видела работу поисковой собаки, а что это именно она, я не сомневалась. Слишком уж деловито и целеустремленно двигалось животное.
Собака перепрыгнула через торчащую плиту, прошуршала там, на миг застыла, расставив мощные, как колонны лапы и низко склонив голову, словно слушая, что происходит под толстой коркой обвалившихся перекрытий. Задрала морду к небу, и несколько раз гавкнула тяжелым басом оповещая, что под завалом кто-то есть.
Не размышляя, я рванула вперед, туда, где возвышалась над грудами мусора запыленная собачья голова. Мысли о том, что я операционный хирург и совершенно не умею работать в поле, как-то не возникало. Беспокоило только то, что я не смогу откопать пострадавших и мне придется бежать за помощью, теряя драгоценные минуты.
Подобравшись к собаке, я легла на живот и плотно прислонила ухо к покореженной плите, стараясь уловить какие-нибудь признаки жизни. Способ хоть и старый, но действенный. Очень скоро я услышала тихий призыв о помощи. Звук исходил снизу, и мне на мгновение стало не по себе оттого, что могла всем своим весом навалиться на пострадавшего, танцуя над ним на поверхности.
- Эй! – крикнула я. – Там есть кто?
- Да, мы здесь! Помогите! – дальше до моих ушей донесся истерический, плачь приглушенный грудой завалов. Голос женский, отрешенно определила я.
- А ну, успокойся! – заорала я и принялась ворошить завал, под своими ногами осторожно откидывая в сторону битый кирпич и куски штукатурки. – Я тебя сейчас попытаюсь откопать, ты мне лучше скажи, сколько вас там?
- Трое, - всхлипнули снизу, но дело пошло на лад – женщина больше не вопила.
- Вы, как там, все живы? – кусая губы от натуги и переворачивая особенно тяжелый кусок, поинтересовалась я. Надо постоянно говорить все равно о чем, главное, чтобы твой голос слышали и знали, что помощь рядом, это поможет упредить новый виток паники, вспомнились мне строки, прочитанные когда-то в учебнике по экстремальным ситуациям.
- Кажется все, вот только папа, он без сознания, - отчитались мне снизу, - у меня ноги зажаты, я не могу посмотреть все ли с ним в порядке.
- Понятно. Очень больно?
- Нет, я их совсем не чувствую. - Хреново, ох, как хреново, что не чувствует ног.
- Кроме папы с тобой еще кто-нибудь есть?
- Да, мой сын, он маленький совсем и сейчас спит, я его покормила и он спит. А вы кто?
- Я? Я доктор, меня Аня зовут, а тебя как?
- Шедар, но все зовут Шед.
- Красивое имя, а сколько твоему ребенку?
- Месяц всего.
- Хорошо, сейчас я попробую к тебе добраться, - пообещала я, по мере раскопок голос снизу звучал все громче, и орать уже не было необходимости. – Ты можешь мне хоть примерно описать, что вокруг – пустота или вас зажало.
- Вокруг меня пусто, - совсем спокойным голосом ответила девушка, - только ноги зажало. Здесь темно и страшно. Мы в подвале прятались, когда дом обвалился, да мы и сейчас в подвале, вокруг нас пусто, дом разрушило, а подвал вот устоял… Ой, на меня песок сыплется!
Слушая девушку в пол-уха я отвалила еще один кусок плиты и едва успела отскочить, как из-под ног поехала земля и песок вперемешку со штукатуркой завихрясь в воронку стал сыпаться вниз.
- Шед, закрой голову руками! Слышишь!? – закричала я, боясь, что среди мусора может оказаться достаточно большой камень, который, подчиняясь закону подлости, свалиться ей на голову.
Пока я наблюдала, как вниз ссыпается песок, ко мне подступили спасатели, не иначе их привела собака, запропавшая еще в начале раскопок. Спасатели оказались хмурыми мужиками, покрытыми толстым слоем пыли, через которую тускло светились нарукавники. Меня оттеснили в сторонку и нехорошими словами попросили идти своей дорогой. Я сперва хотела возмутиться, но потом передумала. Они правы – они профессионалы, а я просто доктор и мое место в операционной. К тому же нужно найти того, кто здесь всем заправляет, и передать ему привезенный груз.
Главного искать не пришлось, он нашелся сам. Громко шурша и топая тяжелыми ботинками на высокой подошве, на руины взобрался высокий мужчина, напоминающий средневекового пирата. Широкие плечи, острые черты лица, смолянистые волосы забранные в хвост и горящие черные глаза не хватает только ярко-красной банданы на голове, или уж, в крайнем случае, широкополой шляпы и абордажного ножа на поясе. Впрочем, абордажный нож вполне могла заменить непонятная продолговатая штука, тихо шлепающая по ноге спасателя.
- Что тут за цирк? – осведомился он, мазнув по мне взглядом. – Почему на завале посторонние? Арлекин, Явор вы куда смотрите, это ваш участок?
Вышеназванные субъекты на миг отвлеклись от своей работы – они осторожно стаскивали в сторону отброшенный мною мусор, тем самым расширяя себе площадку для работы – выпрямились, и виновато переглядываясь, пожали плечами, не зная, что ответить пирату.
- А кто вы такой? – проявила я интерес, хотя лучшим было промолчать и тихонько удалиться по своим делам, как мне и советовали.
- Я, милая девушка, здесь главный, - сверкнув на меня невозможными черными глазами и едва сдерживая ярость, поставили меня в известность, - и зовут меня Себастьяно. А вам какого рожна здесь надо? Я не потерплю посторонних на опасной территории. Вполне достаточно жертв стихии, и вытаскивать из-под обломков репортеров или кто вы там еще у меня нет совершенно никакого желания. Так что катитесь отсюда к чертовой матери!
- Похоже, вы здесь исполняете обязанности этой самой матери, раз мне нужны именно вы, - надменно проговорила я, независимо отряхивая руки от пыли, - я прибыла по вашему требованию со станции «Алкиона», привезла гуманитарную помощь, медикаменты, оборудование и еще один мобильный госпиталь. И как раз направлялась на ваши поиски, когда меня чуть не сбила с ног огромная бело-черная собачища, начавшая потом лаять. Я подошла и услышала крики, и стала откапывать пострадавших, надеясь, что кто-нибудь рано или поздно придет мне на помощь, потому что я всего-навсего хирург, а не спасатель. Но теперь я вижу, что полезла сюда совершенно напрасно, моей помощи, как человеческой, так и профессиональной здесь не требуется. Так что вот вам мой наряд, - я ткнула ему в живот сложенным в несколько раз документом, остро сожалея о своем маленьком росте, иначе я могла бы попасть бумагами ему в нос, - я возвращаюсь к стартовым площадкам, разгружаюсь и отправляюсь по названному вами адресу!
Сказав это, я гордо развернулась и отошла подальше от копошащихся мужчин, стараясь при этом держаться прямо и не скатиться позорно на заду с завала, совершенно уверенная, что все мужские головы сейчас повернуты в мою сторону.
- Кстати, - прокричала я, приостановившись и уставившись в наглое синее небо, - там, внизу трое. Мамаша, судя по голосу не старше шестнадцати лет, с зажатыми плитой ногами, которые она уже не чувствует, ее младенец, возрастом около месяца, с ее слов в порядке, и папаша, потерявший сознание, только я не знаю чей он – девицы или ребенка!
Я плелась по направлению к стартовым площадкам размышляя повеситься мне сейчас или подождать пока «Беркут» выйдет в открытый космос. Как-то так получилось, что я оказалась никому не нужна. Домой возвращаться не могу, иначе обрядят в кружева и оборки, повяжут на голову идиотскую ленту и выставят в первый ряд счастливых зрителей умиляющихся бракосочетанием. А я там буду - не пришей кобыле хвост. И буду чувствовать себя попрошайкой, случайно забредшей в дорогой ресторан и усаженной метрдотелем за стол, в диком напряжении ожидающей, что обман вот-вот раскроется и случиться что-то до отвратительности унизительное. Папаня об этом позаботиться. Нет уж, увольте!
За время моего отсутствия он, скорее всего, уже позаботился об информационной поддержке и растрепал всем, что я продала Влада. Даже если Никита или Эжен попытаются утверждать обратное, никто не поверит, а гости станут смотреть на меня как на выходца кунцкамеры. Дед бы сказал, что надо вернуться и бороться за себя, а толку бороться, если это никому не надо и мне в первую очередь? Если отец, которому я верила, вот так просто сумел перечеркнуть все?
И здесь я в той же роли. То есть хвоста, который зачем-то пытаются присобачить кобыле. В моих услугах не нуждаются. И даже к черту послали! Но, почему!? Я смогла предотвратить истерику у девчонки, зажатой где-то под землей, успокоила ее и даже почти откопала. А меня послали к черту!
И теперь, подводя итог, что я имею? Ни дома, ни семьи, ни любимого мужчины. Которого, впрочем, я, по всем канонам жанра, сейчас должна ненавидеть. Ведь все мои неприятности именно из-за него. Это он своим появлением сломал мою жизнь. Я честно попыталась ненавидеть, но надолго меня не хватило. Это не он виноват, а стечение обстоятельств и может, я сама. Но от перемены мест слагаемых, как известно, сумма не меняется. Правда у меня есть деньги, но на черта они мне сдались, если я не могу спать и чувствую себя нормально только, когда работаю?
От сумятицы, поселившейся в голове, стало невыносимо жаль себя, и в горле набух ком, а на глаз накатились невыносимо жаркие слезы…
- Помогите!
Я вздрогнула, жалость к себе испуганной крысой бросилась прочь и слезы сразу куда-то подевались. Я резко развернулась на зов. Ко мне бежал перепуганный парень.
- Пожалуйста, помогите! – он схватил меня за руку, намереваясь куда-то тащить, я, не сопротивляясь, побежала за ним.
- Что случилось? – на бегу спросила я, перескакивая через препятствия.
- Там… там моя сестра… я говорил, я просил, а она… она меня не послушалась и пошла… она провалилась, я не успел… я не смог… она наверное умерла…
Перепрыгнув через очередное препятствие, мы резко остановились на краю глубокого провала, образованного обвалившимися плитами, или это был когда-то дом, черт его знает. На дне полутемной ямы не менее трех метров глубиной, лежала девчушка лет десяти, ее правая рука была вывернута под неестественным углом, согнутые ноги прикрывало легкое светлое платьице, подол его шевелился от сквозняка, приоткрывая сбитые острые коленки, а голова запрокинута назад. Главное, чтобы не было перелома позвоночника, вихрем пронеслось в голове, пока я отчаянно цепляясь за выступы, ползла вниз.
Оказавшись на дне ямы, опустилась на колени перед девочкой, осторожными пальцами потрогала ее шею, отыскивая пульс. Пульс был хороший. Тонкий фонарик нашелся в нагрудном кармане и вспыхнул ярким лучиком, проверила зрачки, с облегчением убедившись, что они реагируют на свет. А что без сознания, ничего удивительного - во время падения здорово приложилась головой, вон тонкая струйка крови ползет по виску. Я осторожно повернула ее на бок и прощупала позвоночник, конечно нельзя утверждать на все сто, но, похоже, все цело!
- Ну что там? – тревожно подал голос парень.
- Она жива, - порадовала я его, закинув голову, парень от облегчения опустился на край ямы и прижал руки к лицу.
- Эй, тебя как зовут?
- Кип, - глухо из-под ладоней ответил он.
- Кип, отойди от края, - попросила я, - мне не хватает света. Постой пока в стороночке, когда ты понадобишься, я тебя позову. Хорошо?
Я дождалась, когда он отойдет, и перенесла все свое внимание на девочку. Кроме вывихнутой руки, сотрясения мозга и незначительных ушибов больше повреждений не нашла. Что ж, сейчас уколем противошоковый препарат, вправим руку, и можно будет вытаскивать ее отсюда, а там до госпиталя рукой подать, там проведем более детальный осмотр и назначим лечение. Голова думала, а руки на ощупь отыскали в портативной аптечке, болтающейся на поясе, нужную ампулу и зарядили шприц. Чтобы вправить и зафиксировать девочке руку моим ремнем ушло не больше десяти минут. Справившись, я позвала Кипа, и мы осторожно извлекли девочку из ямы.
- Спасибо вам большое, - пробормотал Кип, укладывая сестру на каталку у входа в госпиталь.
- Да не за что, - пожала я плечами.
- Как это не за что? – удивился Кип. – Вы сразу откликнулись.
- Кип, это просто я попалась на твоем пути, - спокойно проговорила я, - если бы попался кто-то другой, он бы точно так же пошел и помог.
- Но попались-то вы! – резонно заметил парень.
- Ладно, ты посиди где-нибудь рядом, я ее осмотрю и к тебе выйду.
Я вкатила каталку в высокую палатку мобильного госпиталя. В палатке, разделенной на десяток помещений белыми полотняными перегородками, царил форменный бедлам. По одну сторону коридора располагались экстренные операционные, в которых серыми призрачными силуэтами копошились врачи, по другую палаты и смотровые. Я вкатила каталку в освободившуюся смотровую из которой вывезли кого-то плотно накрытого простыней, на которой неровными пятнами проступала свежая кровь. Что ж, врачи не боги.
Медсестра увидев, что привезли нового пациента, быстро сдернула со стола клеенку, постелила свежую, готовя место, еще две женщины суетливо прибирали разбросанные тампоны и салфетки. Я подкатила девочку к столу, с помощью медсестры переложила на подготовленный стол. Соседняя перегородка отъехала в сторону, в кабинет стремительной походкой вошел седой доктор с таким добродушным и понимающим лицом, что ему хотелось поверить все свои беды без остатка. Хирургическая роба доктора посерела от пота.
- Что тут у нас? – поинтересовался он у всех сразу.
Я кратко объяснила, что произошло с девочкой. Он внимательно слушал, кивая большой седой головой, потом осмотрел вправленную руку девочки.
- Что ж, вполне профессионально, - оценил он, я удивленно вскинула на него глаза, - вы же не спасатель? И в госпитале я вас не встречал, – уточнил он, видя мой взгляд.
- Вы правы, я не спасатель, - созналась я, устанавливая капельницу, - но я хирург и смею верить, достаточно неплохой. И если вы не погоните меня в шею…
- Ни Боже мой, - замахал на меня руками седой доктор, - если вы действительно хирург, то какая может быть шея? Нам рук отчаянно не хватает, а вы говорите – в шею!
- Вот и хорошо, - обрадовалась я, подключая девочку к аппарату, регистрирующему работу мозга, - а то меня некоторые личности, напоминающие пирата, попросили удалиться к чертовой матери.
- Вы, верно, имеете в виду Себастьяно Монтерру? – рассеянно проговорил доктор, глядя на ползущую из аппарата распечатку.
- Да, именно его, - подтвердила я, с не меньшим вниманием рассматривая ленту.
- Вы уж на него не обижайтесь…
- Аня, - подсказала я.
- Милая Аня, - улыбнулся он, мельком глянув на меня, - это у него работа такая. А так он очень хороший мальчик, да-да и не смотрите удивленно. Я давно знаю Себастьяно и его семью. Мальчик как раз прибыл навестить родных, когда случилась катастрофа, и его отозвали из отпуска. Впрочем, он зол не поэтому, он на работе всегда злой, как черт, но иначе нельзя. Иначе ничего не получиться, уж поверьте старому доктору. Посмотрите, наша девочка приходит в себя.
Ресницы девочки вздрогнули и разошлись, раскрыв ярко-зеленые, пока еще бессмысленные глаза. Девочка моргнула и посмотрела на нас достаточно осмысленно.
- Здравствуй, - улыбнулась я, наклоняясь к ней, - ты в госпитале. Я сейчас задам тебе несколько вопросов, а ты ответишь. Хорошо? – девочка кивнула. – Тебя как зовут?
- Кия, - тихо выдохнула она.
- Здравствуй Кия, а я Аня, сколько тебе лет?
- Одиннадцать.
- У тебя что-нибудь болит? – вступил доктор.
- Рука, голова и все остальное, чем я стучалась, пока падала, а так ничего, - я плотно сжала губы, стараясь не расхохотаться, девочка попалась с юмором, - а если серьезно, то болит все только снаружи. А где Кип? – забеспокоилась она.
- С ним все в порядке, ждет снаружи. Скажи, сколько ты видишь пальцев, - я показала ей три растопыренных пальца.
- Вообще-то пять, но выставляете вы только три, - ответила она таким обиженным тоном, будто ее приняли за умственно отсталую.
- Жить будешь, - рассмеялся доктор и потрепал девочку по голове, - мы тебя сейчас переведем в палату, ты полежишь пару дней, и мы тебя выпишем.
- Хорошо, только Кипа позовите, мне без него плохо, - нахмурив брови, проговорила она.
- Эй, кто-нибудь видел Анну Романову? – проорал кто-то в коридоре.
- А кто это такая? – тут же поинтересовался другой голос.
- Такая маленькая, черноволосая девица с задатками стервы. Она Себастьяно сегодня отшила за каких-то две минуты…
- Если я не ошибаюсь, это вас, - с лукаво проговорил седой доктор, прислушиваясь к разговору.
Я лишь пожала плечами и, попрощавшись с коллегой и пациенткой пошла разыскивать орущего типа. Долго искать не пришлось, мы столкнулись нос к носу, едва вышла из смотровой. Это был один из тех, кого Себастьяно обозвал Явором и Арлекином.
- Так кто ищет черноволосую стерву? – поинтересовалась я у мигом покрасневшего парня.

…До перехода на герцогский шлюп Ольгу так и не увидел. Она заглянула после того, как он устроился в каюте, один в один напоминающей предыдущую. Влад обрадовался сестре, ему даже поговорить было не с кем. Молчаливые носильщики тенями растворились на просторах шлюпа, едва занесли вещи.
- Ну, как ты? – с любопытством поинтересовалась она, оглядывая мрачного Влада. – Что-то особого веселья не наблюдается на просветленном челе.
- Попрошу не иронизировать, - скривился Влад. – Тебя бы так. Представляешь, мне оказывается нельзя самому гладить свои вещи!
- Что, прости тебе нельзя? – удивленно хлопнула глазами сестра.
- Гладить свои вещи, - терпеливо повторил Влад. – Когда я возвращался в каюту после вылета, вспомнил, что мой выходной костюм совершенно измят, он должен переезжать на вешалке, а его запихнули в сумку. И костюм, естественно, измялся до неузнаваемости, а я же не могу явиться к бабке в мятых тряпках, понимаешь?
- Понимаю, - пробормотала Ольга, зачарованно глядя на Влада, и недоверчиво поинтересовалась, - ты что, собрался сам гладить?
- Ну да. Я подумал, что у кого-нибудь из команды найдется утюг или что-нибудь вроде этого. Я хотел попросить, но потом почему-то постеснялся… Чего, ты хохочешь?
- Я просто представила лица наших бравых офицеров, явись ты к ним и потребуй утюг! Неужели ты не понимаешь, что герцогу не пристало самому выглаживать свою одежду? Для этого у тебя содержится целый штат слуг во главе с твоим личным камердинером!
- Личным кем? – озадаченно переспросил Влад, вспомнив Наом.
- Ка-мер-ди-не-ром, - повторила Ольга по слогам. - Он будет следить за горничными, которые наводят порядок в твоей комнате. За купальщицами, которые будут помогать принимать тебе ванну. За постельными, которые ответственны за чистоту твоего постельного белья, а так же он будет лично следить за твоим гардеробом.
- И сколько же это меня будет обслуживать человек? – с содроганием поинтересовался Влад.
- Около десяти твоих личных слуг, не считая приходящих досужих девочек.
- Каких, прости девочек?
- Досужих. Они приходят обычно на ночь, чтобы скрасить твою ночную жизнь, если тебе будет угодно остаться на ночь дома.
- А тебе тоже присылали девочек? – осторожно спросил Влад, но тут же понял, какую глупость сморозил, сообразив, за каким досугом нужны эти самые девочки и как незатейливо они будут его развлекать.
- Нет, ко мне присылали мальчиков, - явно содрогнувшись, серьезно ответила Ольга.
- А я могу отказаться от всего этого? – с нотками обреченности спросил Влад.
- Нет, не можешь! – ответ прозвучал сочувственно, но непреклонно. – Тебе все это положено по штату! Это ладно, ты с этим потом сам разберешься. Ну, как нашел ты свой утюг?
- Найти-то нашел, - уныло проговорил Влад, и без Ольгиного согласия плеснул им обоим немного вина, - он стоял прямо в каюте, и… и я погладил свой костюм. Вот только не надо так округлять глаза! Что ж я безрукий какой, я ж не знал тогда про каких-то там камердинеров! – обиженно проговорил Влад. – Я уже почти закончил, когда явилась девица и как заверещит, что для меня это чуть ли не смертный грех, у меня даже утюг из рук выскользнул. И еще, что ее за это уволят…
- Но, Влад, ее действительно могут за это уволить, - мягко и понимающе проговорила Ольга, глядя на совершенно несчастного парня.
- Да я это уже понял, - вздохнул он, - и пообещал ей, что никому не расскажу об этом…
- Хорош ты, дружок, пообещал и тут же растрепал мне! – мягко пожурила его Ольга.
- Да, растрепал! И знаешь, почему? Потому что уверен, что ты никому не расскажешь!
- Правильно, не расскажу, и не столько из-за нее, сколько из-за тебя. Чтобы тебе не пришлось выслушивать длинную и очень неприятную лекцию о твоем поведении от нашей дражайшей герцогини и стыдливо краснеть от ее язвительного тона. Я же все прекрасно понимаю, и как тебе сейчас трудно да и потом будет нелегко, пока ты еще привыкнешь. Это только кажется, что ты свободен и волен делать все, что хочешь. На деле же, постоянно связан какими-то глупыми предписаниями этикета, хорошего тона и пристальными глазами света, который только и ждет, что ты оступишься, чтобы со вкусом перемыть тебе косточки.
У тебя, естественно, больше вольностей. Во-первых, ты мужчина, а здесь за прошедшие века ничего не изменилось, и любой твой промах может быть расценен, как милая странность, а во-вторых, ты наследный герцог, титул немаленький, скажу больше – второй после императорского, и с твоим мнением и волей все должны считаться, даже вдовствующая герцогиня. Но для этого тебе еще предстоит утвердиться в глазах старой язвы, способной качественно испортить тебе жизнь. И не забывай, что отныне ты будешь постоянно на глазах, по крайней мере, в первый месяц, пока к тебе не привыкнут и не перекинуться на что-то более новое. Особенно к тебе будут присматриваться благонравные кумушки и старые девы, собирающиеся в старушкином салоне, пропустить по чашечке чаю. И еще прислуга, она тоже с не меньшим удовольствием станет перемывать тебе косточки.
- Боже мой, как все запущено! – простонал Влад, впервые с момента, как увидел вольную, понявший, что загнан в еще более тесный угол, чем когда был рабом. Тогда хоть до него не было никому дела, кроме надсмотрщиков, естественно.
- Да не пугайся ты так! – рассмеялась Ольга. – Все не так ужасно как кажется. Привыкнешь. Главное начать. Но, боюсь на первых порах, бабушка будет не в восторге от твоих манер, о чем не преминет тебе сообщить. Представляю, как она скривиться, когда узнает, что ты поинтересовался, как зовут горничную!
- Ее перекосит еще больше, когда она узнает, что я работал платным мальчиком в борделе, был гладиатором, вкалывал на плантации, на рудниках и еще во многих донельзя интересных местах. Носил рванье и ошейник, а так же получал свою долю порки, - мрачно заметил Влад. Решив не уточнять, откуда у нее сведения про горничную, и начиная злиться неизвестно на кого.
- А вот этого рассказывать точно не следует, - побледнев, заметила Ольга, - иначе рискуешь нарваться на плохое к себе отношение и постоянные упоминания о том, что настоящий герцог не позволил бы никогда себя к чему-то принудить, и уж тем более выпороть!
- Не позволил бы? – глухо расхохотался Влад и продолжил с плохо скрываемой злостью. – Посмотрел бы я на этого настоящего герцога, пытающегося чего-то там не позволить, когда его под рученьки волокут к столбу два амбала, пристегивают кандалами и полосуют до потери сознания. Видывал я некоторых пожизненно сосланных в рабство за различные преступления, они тоже сперва пытались ерепениться, а получив парочку крепких ударов хлыстом валились на колени и просили пощады!
- А ты? Ты когда-нибудь просил? – тихо спросила Ольга.
- Я!? Пощады!? – опешил Влад, он был оскорблен до глубины души подобным предположением. У Аньки, между прочим, какой бы сволочью она ни была, никогда не возникало даже мысли спросить его о чем-либо подобном, она-то понимала... – Ты с ума сошла? Я что – дурак, по-твоему? Только самоубийцы или клинические идиоты идут на это!
- Извини, я не хотела тебя обидеть, - пробормотала Ольга, - ну, Владка, не сердись, а? Я же по незнанию. Прощаешь?
- Хорошо, - буркнул Влад, уставившись в остатки вина, болтающиеся в бокале и еще кипя от негодования, что о нем могли подумать такую глупость. А еще с бабкой предстоит говорить и держать себя при этом в руках. Это не Ольга, судя по ее рассказам, бабка не поймет и не простит ни единого промаха.
- Остыл? – спросила Ольга через некоторое время.
- Да, - Влад поднялся и прошелся по каюте, - извини, что сорвался. Слишком уж все сложно.
- Будет еще сложнее, - пообещала Ольга, - выслушай внимательно, что я тебе скажу. Это понадобиться, чтобы слету не попасть впросак, потом сам освоишься. А пока для тебя есть несколько непреложных правил поведения: так как ты теперь у нас особа высоко титулованная, ты должен сдерживать свои эмоции. Никакого громкого смеха или воя, никаких бурных жестов, если что-то рассказываешь. Ты должен иметь вид скучающий, высокомерный и холодный. Ничего тебя в этой жизни удивлять не должно, по крайней мере, ты не должен этого показывать. С женщинами ты должен быть обходителен, с мужчинами сдержан. И ни слова о своем прошлом! Никогда и никому! Понял?
- Хорошо, я это учту, - послушно проговорил Влад, понимая, что деваться все равно некуда.
Ольга долго рассказывала о родовом поместье. По ее описанию это был не просто дом, а целый замок. Влад относился к замкам с некоторым предубеждением, после того дела с работорговцами. Но делать нечего, придется жить в замке, хотя бы первое время. А потом в любой момент можно будет подыскать себе более приемлемое жилье. Ведь он же герцог, не так ли? Хоть это в голову вдолбилось…
Ольга рассказала, что уже в день приезда будет дан праздник в честь возвращения Влада, куда приглашены близкие бабкины друзья. Эта идея Владу понравилась еще меньше. Надо хоть несколько дней обвыкнуться с новой жизнью. Но Ольга с насмешливой жалостью объяснила, что тут от него ничего не зависит. Так требуют этикет и приличия. А еще она написала на бумаге длинный список титулов и фамилий, их предстояло вызубрить, поскольку, как оказалось весь этот перечень это он сам и есть.
Влад прочитал список и обнаружил, что помимо герцогского титула он еще и граф, и маркиз, и виконт, и еще что-то малозначительное. Честно попытался запомнить хоть одну фамилию, кроме «Куприн». Но стоило только отвести глаза от подсказки, как прочитанное ускользало из памяти. Влад злился, а Ольга тихонько посмеивалась, однако, не забыв строго предупредить, что он должен выучить всю эту галиматью в течении недели…

Его звали Явором, он был моложе меня, и стоял на должности спасателя в отделении Медицины Катастроф. Пределом мечтаний парнишки было стать инспектором. Еще у него была собака Шанс, ростом больше походившая на теленка, которой Явор гордился не меньше чем работой. Обо всем этом мне поведали, пока мы шли к давешнему завалу, с которого меня позорно выгнали.
Я была крайне удивлена, когда Явор, запинаясь, попросил следовать за ним. Девушка, зажатая завалом опять начала истереть – она никак не могла дозваться отца и не хотела разговаривать ни с кем кроме меня. Чем уж ей не приглянулись все остальные непонятно. А мне что – пойду, поговорю, успокою. Все равно, кроме этого в данной ситуации делать ничего не умею. Да и, признаться, очень хотелось заткнуть рот этому важному индюку Себастьяно – профессионал хренов, девчонку успокоить не смог!
Но все злорадство отлетело, стоило оказаться на месте, наплевать даже, что Себастьяно глянул искоса. На завале произошли разительные перемены. Площадку расчистили, подтянули технику, напоминавший треногу для гигантского старинного фотоаппарата, кран для ювелирного поднятия плит устойчиво утвердился широкими лапами на краю завала, и еще масса техники помельче и неизвестного мне назначения. Спасатели ковырялись возле крана, что-то там у них не выходило.
Я, как и в прошлый раз, устроилась на животе, свесив голову в узкую расщелину меж плит. Шедар сидела в той же позе и подвывала, раскачиваясь из стороны в сторону, прижимая орущего младенца.
- Чего воем? – строго поинтересовалась я. – А ну, сворачивай истерику! Дитенка почто зазря нервируем, а мамаша?
- Аня, это ты, да? – всхлипнув, прохныкала она, задрав вверх голову.
- Собственной персоной, извини, кланяться не стану, иначе могу к тебе спланировать прямо на голову. Как твои ноги?
- Так же и холодно очень. Ань, я папу найти не могу, - пожаловалась она еще раз судорожно всхлипнув, но уже более спокойно, - и… и мне очень страшно.
- Чего тебе страшно? – сварливо переспросила я. – Слышишь, дядьки препаскудно матерятся? Так вот, это наши доблестные спасатели и они очень стараются вытащить вас, не уронив желательно тебе на голову меня вместе с плитой, иначе им премии не дадут, представляешь себе, беда какая будет?
- К-какой премии?
- Денежной! Я ж тебе объясняю, им придется тебя вытащить, иначе премии не видать, как собственных ушей, а знаешь, что презренный металл с людями делает? О! Чего он только не делает!
И так на протяжении двух часов. Ребята работали и так и этак стараясь подцепить крошащуюся плиту, а я, не переставая, несла ободряющую чушь, стараясь держать девушку разговором, все больше тревожась за ее ноги и примериваясь к расщелине. Еще немного и у нее начнется шок от переохлаждения. Нужно пробовать спуститься. Если очень постараться я смогу пролезть. Я подозвала Себастьяно и сообщила ему о своем намерении.
- У тебя есть опыт альпинизма? – совершенно серьезно поинтересовался он.
- Нет, - честно призналась я, глупо врать в таких ситуациях.
- Значит, и говорить не о чем! – отрезал он и повернулся, что бы уйти.
- Нет, черт возьми, здесь есть о чем говорить, господин Монтерра! – шепотом рявкнула я, чтобы не услышали ни спасатели, ни Шедар, схватив Себастьяно за рукав и с силой разворачивая его к себе. – У нас нет другого выхода! Сколько она еще сможет там продержаться? Минуту, десять? А сколько вы еще провозитесь с плитой, которая проседает от каждой вашей попытки и может рухнуть в любой момент? Может быть, я и не спасатель и не альпинист, но я единственная, кто может протиснуться в щель! Ты меня понял, твою мать? Или дальше будешь корчить из себя неизвестно что? Я же предлагаю выход!
- Я не имею права рисковать своими людьми, - устало пояснил Себастьяно, делая ударение на слово «своими».
- Я не ваш человек, вы мне дали это прекрасно понять с самого начала! – отпарировала я. – Если вас не устраивает такая формулировка, я готова подписать любую бумажку, снимающую с вас ответственность, вам это ясно?
Себастьяно долго и внимательно рассматривал меня, потом широко ухмыльнулся и покачал головой.
- Нет, вы совершенно определенно наш человек! Я просто сразу этого не понял! Явор, Арлекин, Сет, - крикнул он в сторону копошащихся спасателей, - оставьте пока кран. Тут девушка предлагает совершенно сумасшедший план, имеющий, однако, шансы на успех, при должной подстраховке. Приходится подчиняться. Тащите сюда альпинистское оборудование, попробуем сделать так, как она говорит.
Не прошло и пяти минут, как меня надежно опутали тонкими, прочными веревками, выдали кожаные перчатки, на голову зачем-то нахлобучили каску, раза в полтора больше моего размера, основательно прикрутив ее ремешками, и несколько раз должным образом проинструктировали. Я кивала с умным видом, но не могла запомнить ни слова из того, что мне говорят. Единственное, что намертво влетело в башку, что будут страховать, как никого.
Самое трудное, протиснуться между острыми краями плит, немного подщипанных Явором при помощи гидравлических ножниц. В какой-то момент меня охватил страх, что застряну, как объевшийся медведь из детской сказки и двинуться никуда не смогу, а ребятам придется спасать еще и меня, до кучи.
- Мадам, у вас слишком объемный бюст, - ехидно прокомментировал положение Себастьяно, - как бы, не застрять намертво.
- Пошел к черту! – зло пыхтя, посоветовала я.
- Стерва! – захохотал Себастьяно, понемногу стравливая страховочную веревку.
Злость придала сил, и я рывком пропихнула застрявшее тело, сразу оказавшись в пыльной темноте, будто наверху и не было яркого дня. И то дело. Дальше все зависело только от сноровки ребят, держащих веревку. Я продвинулась еще на несколько сантиметров, нащупала на поясе предусмотрительно пристегнутый фонарь. Зажгла и мощный луч выхватил из темноты нелепое нагромождение камня и досок. Вверху щелкнул карабин, это Явор пристегнул к моей веревке сумку с медикаментами.
- Ангела заказывали? – поинтересовалась я у Шедар, наблюдавшей за моим эффектным появлением, и за тем, как я нелепо болтая ногами неровными рывками продвигаюсь вниз.
- А?.. Д-да, то есть, нет… - Только и смогла выдавить она и заплакала. Молча, без криков и истерики. Слезы чертили черные дорожки на ее лице, покрытом плотным слоем пыли.
- Ты чего ревешь, то? Все, теперь можешь успокоиться, теперь все будет хорошо, - улыбнулась я, отстегивая карабин, и локтем вернула на место каску, норовящую сползти на глаза, - давай я тебя посмотрю. Ох, ты, какой у тебя мужик-то большой! Ты уверена, что ему месяц?

…Влад наряженный в костюм и доверху напичканный Ольгиными инструкциями, как себя вести, что говорить и не говорить, приостановился у дверей, за которыми его ожидала вдовствующая герцогиня. Его бабушка. Стыдно кому признаться, но он отчаянно трусил перед встречей с родственницей, даже ноги казались ватными, а все внутри подрагивало, словно туго натянутые струны. И что он будет делать, если не ей понравится? И Ольги рядом нет. Оказывается, ему, на пузе проползшему почти все задворки галактики, необходима поддержка. Старушка Ольгу знать не желает из-за него, Влада. Он, видите ли, законный наследник!
Злясь на себя за нерешительность, Влад громко постучал, малодушно надеясь, что его не услышат или за дверью никого не окажется, и это позволит еще немного потянуть с представлением. Дверь открылась почти сразу, лишив его путей к отступлению.
На пороге возникла женщина средних лет, одетая в строгое черное платье с белым кружевным передничком и наколочкой в волосах с медным отливом. Явно прислуга. Женщина смерила его пронзительными черными глазами, вызвав новый прилив желания бежать отсюда подальше. Господи, как же трудно, словно над пропастью и без страховки-то!
- Кто там, Ита? – раздался из глубины требовательный голос.
Названная Итой вопросительно посмотрела на Влада.
- В…Владислав Романов, - чуть запнувшись представился Влад и видя изумление на миг промелькнувшее в глазах-рентгенах, молча выругал себя, все-таки сморозил глупость. Он так боялся представиться Романовым, что в самый последний момент язык его и подвел.
- Ой, простите, Куприн, - поспешно поправился Влад, и добавил немного виновато, - я не привык еще к этому имени.
- Ничего страшного, - с вежливой холодностью ответила она приглушенным голосом, в глазах ее, однако, появилось нечто человеческое, и он приободрился. – Прибыл ваш внук герцог Владислав, ваша светлость. Звать?
- Конечно, зови! Нельзя же быть такой идиоткой, чтобы переспрашивать! – высокомерный металл, прозвучавший в голосе невидимой собеседницы, Владу не понравился, равно как и отношение к прислуге, в конце концов, это же тоже люди!
- Да, миледи, - смиренно проговорила Ита, отступая на шаг и приглашая Влада войти.
Словно в омут, шагнул в покои герцогини, или как это еще называется, в который раз дивясь поворотам в собственной жизни. Вот так-так – раб, которому и в хозяйский дом дорога была заказана, запросто входит в герцогские покои!
Взгляд тут же уперся в высокую спинку кресла, за которой ничего не видно и откуда до него донесся все тот же строгий голос:
- Подойди сюда!
Влад расстановку в комнате оценил по достоинству – кем бы ты ни был, внуком ли или еще кем, ты должен обойти кресло, прежде чем оказаться перед очами хозяйки комнаты. Что ж, неплохой ход, психологический, посетитель сразу же понимает свое место под солнцем.
Приглушенный свет не помешал рассмотреть старуху, с видом императрицы, восседавшую в высоком кресле. Ее, то есть императрицу, Влад как-то видел по телевизору. Одета герцогиня была в длинное строгое платье, подол которого легкой серебристой рекой стекал на пол. У нее была прямая, как палка, спина, высокомерный взгляд холодных серых, совсем как у Влада, глаз и платиновые волосы, зачесанные в высокую сложную прическу. Длинные, унизанные кольцами пальцы лежали на круглом серебряном набалдашнике тонкой трости. Не успел Влад раскрыть рот, чтобы поздороваться, как и положено всякому воспитанному человеку, как его перебили.
- Я недовольна вашим поведением, молодой человек! – холодно отчитала его бабка. – Оно просто отвратительно!
- Что, простите? – ошарашено пробормотал Влад, совершенно не готовый к подобному повороту.
- Не прощу! – тут же заявила старая язва. – Как вы посмели болтаться где-то около двадцати лет, совершенно не думая сообщить что-либо о месте вашего пребывания? Подобное поведение предосудительно и не достойно герцога, тем более прямого наследника!
Влад смотрел на нее, всеми силами стараясь сохранить сдержанный вид, но видно глаза его, несмотря на эти старание все же глупо вытаращились. И самое плохое, он никак не мог сообразить, что и ответить на этот выпад.
- Не смейте так таращиться! – приказала бабка. – Где ваши манеры, молодой человек? Отвечайте на вопрос!
- Я не смог оповестить вас, миледи, о месте моего пребывания, поскольку так сложились обстоятельства, - худо-бедно справившись с собой, четко выговорил Влад, к собственному удовольствию отмечая, что голос его не дрожит и не срывается.
С тайным злорадством представляя, как бы вытянулось у нее лицо, узнай дражайшая бабуля, что он эти самые двадцать лет пахал на рудниках и плантациях, как проклятый, перемежая это приятное занятие еще более приятным – висением под плеткой у столба. Но от язвительного тона стоило воздержаться, по крайней мере, пока, и даже не потому, что об этом настоятельно советовала Ольга, а потому, что неизвестно, как на это бабка отреагирует. Вполне можно и тростью по хребту огрести, за столь непочтительное отношение к титулу. Ольга недвусмысленно дала понять – все, что связано с титулом неприкосновенно, а аристократу совершенно не подходит быть рабом, как простому смертному. Дурной тон, видишь ли. Влад тихонько вздохнул про себя, господи, как же трудно ему придется.
- Ваше долгое отсутствие может извинить только один факт, вы все же озаботились вернуться, - уже менее воинственным тоном проговорила бабка, и Влад позволил себе еще один, как он надеялся незаметный, вздох, - это похвально. Теперь, что касается ваших манер, повторюсь, они отвратительны! Человеку вашего положения не пристало интересоваться именем прислуги и заводить с ней разговоры, надеюсь, это понятно?
- Учту и постараюсь исправиться, миледи, - вежливо проговорил Влад, внутри, однако постепенно закипая яростью. Это ж надо – встреча бабушки и внука! Хоть бы немного теплоты проявила, что ли! Да, что там теплоты, она даже не представилась! Вот прилети он сейчас к Сахе его стали бы обнимать, волосы ворошить, целовать, по спине хлопать, короче, делать все, что положено после долгой разлуки. А эта нет – сидит, как ледышка, тростью постукивает, отчитывает, как провинившегося мальчишку. А он-то, между прочим, ни в чем и не виноват! Поучает о правилах хорошего тона, да еще и сесть не предложила, заставляя глупо и унизительно переминаться с ноги на ногу.
- Мне нравиться, как вы держитесь, молодой человек, - тон старухи чуть оттаял, - я надеюсь, вы будете достойны своего отца, герцога Тауринского Серафима Куприна.
- Постараюсь, - почтительно повторил Влад, заталкивая еще глубже тихое бешенство столь «теплым» приемом, - миледи.
- Значит так, через три часа мы прибудем в ваше родовое поместье, там вас будет ожидать небольшой приветственный прием, на котором будут присутствовать ближайшие друзья нашей семьи. Я надеюсь, что во время приема, вы постараетесь не обнаружить своих отвратительных манер и будете вести себя соответственно – сдержанно и учтиво, чтоб не опозорить семью и титул. Я надеюсь, там, где вы болтались столь долгое время, вас обучили поведению за столом?
- Не извольте сомневаться, - чуть язвительно проговорил Влад, сделав легкий поклон в сторону бабки, представляя себя при этом отвоевывающим щербатую миску с жидкой и гадкой на вкус похлебкой в вонючем бараке, облаченным в грязные лохмотья, с ползающими по телу вшами. Уж как его обучили поведению за столом! Закачаешься, мать твою, от такого поведения!
При этом Влад как-то даже не вспомнил, что намного позже Аня учила его пользоваться столовыми приборами, далеко выходящими за пределы обычного набора - вилки, ложки и ножа. И шлепала по рукам, если ему вздумается положить локти на стол. Ноги должны стоять на полу, руки чуть касаться края стола, а спина непременно прямая и, упаси Боже завалиться грудью на стол! Все эти наставления как-то выветрились из головы и Владу, из духа противоречия, очень уж захотелось на приеме показать именно те самые манеры, что были в него вбиты в годы рабства. Бабку точно удар хватит, вздумай он продемонстрировать именно это, все более скатываясь в злорадство молча усмехнулся он.
- Что ж, теперь, когда мы все решили, - вклинился в эти мысли бабкин голос, - можете поцеловать меня в щеку, как всякий примерный внук и я разрешаю вам удалиться.
- Спасибо, бабушка, - стараясь не цедить слова через плотно сомкнутые зубы, откликнулся Влад и, как и было предложено, поцеловал сухую пергаментную щеку, - был рад вас увидеть, миледи.
- Идите, - она царственно махнула рукой, отсылая Влада с глаз долой.
- Да, и можно небольшую просьбу, миледи, - имитируя должное подобострастие, каковое, по мнению Влада должно присутствовать при высказывании просьбы, - я нижайше вас прошу, чтобы моя сестра Ольга тоже присутствовала на приеме, а так же я прошу вашего высочайшего соизволения для нее проживать в герцогском поместье.
- Ее отец опозорил нашу семью, так что я не потерплю присутствия его дочери! – холодно отчеканила бабка, всем своим видом показывая, что Влад требует невозможного и если сию же секунду не возьмет свои слова обратно, это ему дорого будет стоить.
- Я не прошу за ее отца, - сдерживаясь из последних сил, проговорил он, - я прошу за Ольгу! И еще смею напомнить, что это и мое поместье тоже.
- Повторяю еще раз, молодой человек, я не потерплю ее в своем доме и подобного тона в разговоре со мной! А этой паршивке распускающей язык…
– Если мне не изменяет память, я герцог? Надежа, опора и продолжение фамилии? - чуть подавшись вперед, вкрадчиво поинтересовался Влад, откидывая все свои манеры и забывая о данных Ольге обещаниях держать себя в руках. – Так вот, милая моя бабушка, я, пожалуй, неправильно выразился. Я не прошу, а ставлю вас в известность. Ольга будет жить в родовом поместье и нигде более, пока сама не решит из него удалиться и никто не посмеет упрекнуть ее в этом. Я надеюсь, вам понятна моя воля, как герцога и законного наследника?
- Вы очень хорошо держите удар, мой мальчик, - удовлетворенно повторила бабка, позволяя себе улыбнуться краешками губ - и тон держите нужный, подобающий вам. И со светом совершенно не собираетесь считаться, так я понимаю? Что ж, вылитый отец. Ладно, будь, по-вашему. Это вам подарок в честь вашего возвращения, ваша светлость. Но что скажет свет?
- Да, мне плевать, как вы, ваша светлость, правильно заметили, что скажет свет, - любезно подтвердил Влад, глядя на бабку. Ага, он уже «наша светлость» и ее мальчик, неплохо. Похоже, Владу простили все страшные прегрешения и согласны принять в семью. Чувствуя, что победил и злость постепенно уходит, оставляя место опустошению, Влад позволил себе немного расслабиться. – Я думаю, вы сумеете придумать какую-нибудь достойную сказку по этому поводу, поскольку я разведением направленных слухов заниматься не намерен. У женщин это лучше получается. До скорой встречи, миледи.
Тихо притворив за собой дверь, Влад устало прислонился к стене. Напряжение отступало, даже мышцы начали немного подрагивать, будто ворочал неподъемные тяжести, а не просто молол языком с этой приятной во всех отношениях старой перечницей. Он закрыл глаза, наслаждаясь тишиной, вяло думая, что герцогу не пристало вот так тупо стоять в коридоре, и как этому несказанно обрадуется старая язва, радеющая за его хорошие манеры, когда ей донесут, а ей донесут, это уж, как два пальца. Да уж, веселенькая предстоит жизнь, если каждое общение со старушкой будет перерастать в такую вот конфронтацию. Ничего, прорвемся.
И, все-таки Влад выругал себя, что не сумел сдержаться. До конца не выдержал взятый тон. Не стоило так с бабкой разговаривать, так недолго и смертельного врага в лице старой герцогини приобрести. А впрочем, Ольга, отправляя его на встречу с бабкой, упоминала что-то о том, что бабка будет его проверять на стойкость. Будем надеяться, проверку он прошел и в его решениях отныне никто не станет сомневаться и волю оспаривать тоже не будет.
Влад отлепился от стены, взъерошил пятерней волосы и отправился в свою каюту, уже вторую по счету за сегодняшний день, где изнывая от любопытства и тревоги, ожидала Ольга. Ох, и задаст же она ему, когда узнает, что отныне будет обитать в герцогском поместье, и что он принял это решение, ее не спросив, и не посоветовавшись. Подумав об этом, Влад довольно ухмыльнулся, сбегая по узкому трапу…

Мы успели вовремя. Первым на поверхность, упакованный в специальную люльку, был поднят орущий младенец. А с Шедар пришлось повозиться. Обе голени девушки оказались переломаны тяжелой балкой. Мне спустили плоские подушечки-домкраты, которые протиснуться и в миллиметровую щель, а надуваясь, справляются с многотонной тяжестью.
Пока я разбиралась с плитой, а потом укладывала ноги девушки в шины, ребята наверху осторожно укрепляли и расширяли щель, в которую я протиснулась, спускаясь вниз.
Плотно укрыв девушку одеялом и сунув в руку маленький термос с чаем, я принялась шарить вокруг лучом фонаря, отыскивая мужчину, по словам девушки находящегося где-то рядом.
Мужчина был погребен под кучей строительного мусора. Без сознания, крепко приложился головой о торчащий выступ, по правому виску размазана подсохшая кровь. Но он был жив, хотя мне стоило больших трудов отыскать пульс. Применив имеющийся в наличие скудный запас медикаментов, я постаралась привести его в стабильное состояние. Прекрасно понимая, что этого мало и если не поднять на поверхность в самое ближайшее время, все усилия окажутся тщетными, а список погибших пополнится еще на один пункт.
Доставали мужчину долго. Опыта по подъему пострадавших из-под завалов у меня кот наплакал, а еще точнее – совсем нет. Я тщательно страховалась, закрепляя мужчину на щите. Мне все казалось, что стропы, обвивающие его тело, укреплены ненадежно. Я безбожно торопила себя, понимая, что время работает против меня, но и заставляла не спешить. Если сработаю плохо, мужчина может свалиться мне на голову и тогда ему никакой доктор не понадобится. Кроме патологоанатома.
Прошло долгих сорок минут, когда шесть сильных рук со всеми предосторожностями начали подъем. Все то время, пока щит осторожными рывками продвигался вверх я стояла, сжав кулаки и безотчетно молилась про себя, чтоб фиксаторы выдержали, не оборвались стропы, а расширенная щель оказалась достаточно проходимой.
Все получилось. Вздохнув с облегчением, спасатели принялись за извлечение Шедар и меня. Оказавшись на поверхности, я вздохнула с облегчением, все-таки приятно стоять на своих ногах, под синим куполом неба.
Парни бережно вынесли Шедар на безопасную землю дороги. Себастьяно помог выпутаться из веревок, и мы поспешили за ними. Явор помахал рукой, сообщая, что транспорт для перевозки Шедар вот-вот прибудет. Спасатель спустился первым и помог мне. Едва ступили на твердую землю, как раздался оглушительный грохот.
Я и Себастьяно резко повернулись и могли видеть, как плита перекрытия, на которой стояли всего секунду назад, просела и начала обваливаться, увлекая за собой спасательский кран. Он постоял мгновение, потом чуть сдвинулся, накренившись и нехотя, словно в замедленной съемке провалился вслед за плитой жалобно скрежетнув металлом по камню.
Один стук сердца и вместо площадки, по которой всем скопом козлами скакали, образовалась черная пропасть. Я чуть покачнулась, представив, что осталось бы от семи человек не уберись мы вовремя. Себастьяно расширенными глазами смотрел на мрачный провал. Шумно вздохнул и громко, затейливо выматерился. Его мат, раскатами грома прокатившийся над разрушенными зданиями и нашими бедовыми головами, стал сигналом к действию. И время пошло. Мы будто отмерли. Перескакивая через камни, к нам спешил Явор:
- Ну, как вы? Никого не зацепило?
- Вроде нет, - ответил за нас двоих Себастьяно, с некоторым сомнением оглядывая мое побледневшее лицо. – Ты как?
- Норма, - сглотнув, как можно более безразлично проговорила я.
- Я не знаю, поверите ли вы мне, но кое у кого ангел хранитель сегодня здорово поработал, а мы так, рядом примазались, - проскрежетал подошедший Арлекин и почему-то все посмотрели на меня.
Iuppiter iratus ergo nefas
Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав!
Аватара пользователя
Радагаст
молька
молька
Сообщения: 359
Зарегистрирован: 04 сен 2010, 23:45

Re: а тут то, что я терпеть не могу, но и не отвязаться от э

Сообщение Радагаст »

Глава 12.

…Таурин встретил его отмытым после дождя небом и жарким солнцем, огромным желтым блином, висящим посреди неба. Все еще ярким, несмотря, что дело к вечеру. Дорожное покрытие еще не успевшее высохнуть после недавнего дождя, казалось антрацитовым и блестящим. Влад сошел с трапа, вдыхая незнакомый воздух чужой планеты, перемешанный с насквозь привычными запахами топлива, нагретой бетонки и застывших в ленивых позах космических кораблей. Ждал, что внутри что-нибудь шевельнется. Все-таки родился здесь и прожил первые пять лет. Нет. Ничего. Глупо надеяться, хотя Аня и утверждала, что память на запахи у человека… Черт! Он не будет о ней думать! Она его предала и, скорее всего, ее очень развлекли его метания. Ладно. Он выживет несмотря даже на это. Он очень хорошо умеет выживать, в этом ему равных нет. Выживать и приспосабливаться, хотя с последним сложнее.
По левую руку шла бабка, легко опираясь на трость. По правую Ольга. Пришлось выдержать с бабкой еще один бой, добиваясь этого. Но он победил, не смотря на бабкины вопли о нарушении правил и приличий. Может, потом и пожалеет об этом, но пока ему плевать. Пусть все знают, что хоть он и мотался неизвестно где два десятка лет, но хозяин вернулся домой, и будет делать все так, как считает нужным.
У трапа их встретил человек средних лет, высокого роста, плотный, так что и не разберешь попервости, что там у него под дорогим костюмом лишний привес или хорошо тренированные мышцы. Лицо его было спокойным и ничего не выражающим. Его отрекомендовали Владу, как начальника пресс-службы. Это еще что за зверь и зачем он надобен? Арок, так звали этого самого начальника, церемонно поклонился Владу, обозвал милордом и сообщил, что журналисты собраны в VIP- зале, ради освещения его, Влада приезда. Величественно, как он надеялся и подобает герцогу, поблагодарил за информацию, а стоило Ароку отвернуться, бросил на Ольгу беспомощный взгляд. Какие еще журналисты, какое освещение? Почему не предупредили? Ольга ответила успокаивающим взглядом, мол, не беспокойся, все будет хорошо.
Арок махнул рукой, и откуда-то сзади вырулила длинная машина с герцогской короной изображенной золотом на борту. Влад помог усесться бабке, подал руку Ольге и только после сел сам, удостоившись удовлетворенного кивка герцогини, на который ответил снисходительным, но не хамским, кивком. Мы тоже кое-чему учены. За Владом захлопнули дверцу, машина чуть качнулась, рядом с водителем усаживался Арок и плавно тронулась.
Стоило машине притормозить у величественного здания порта, как дверца со стороны Влада предупредительно распахнулась, и обряженный в ливрею слуга согнулся в учтивом поклоне. Бывший раб внутренне передернулся, но сумел сохранить на лице выражение невозмутимой холодности. Развернулся, протянул руку, помогая выбраться герцогине, а после Ольге. Арок, наблюдавший за действиями молодого человека, удовлетворенно кивнул.
Восьмиярусное здание порта особого впечатления не произвело. Шумно и суетно. Он уже начинал скучать по тихим коридорам станции. Арок, указывая дорогу, направился к высоким стеклянным дверям, за которыми обнаружился длинный коридор, застеленный ковровой дорожкой, явно не для простых граждан предназначенный. Пока шли по коридору, Ольга выбрала момент и кратко проинструктировала Влада.
- Ты главное не волнуйся, – озабоченно прошептала она ему на ухо. – На все вопросы отвечай кратко и как можно более пространно. Вроде и ответил и при этом ничего не сказал, понимаешь? Если что, Арок тебя выручит. Ему за это деньги платят и немалые. На вопрос о прошлом придумай что-нибудь, но правды не говори, во-первых, не поверит никто, да и никому не надо, чтобы тебе перемывали кости, понимаешь?
- Понимаю, - смиренно проговорил Влад, недоумевая, что же он будет говорить. Надо было раньше об этом подумать.
Его ввели в небольшой зал, усадили за стол, перед которым стояло около трех десятков кресел. На них уже разместились люди самого странного вида. Кое-кто из них в деловых костюмах, а кто-то одет в невообразимые попугайские одежды. Наверное, протест так выражают, отрешенно подумал Влад. Ольга куда-то пропала, от этого вдруг стало неуютно, будто его беззащитного бросили на растерзание, даже несмотря на то, что слева сидела бабка, а справа Арок. Стоило только усесться, как на него нацелилось около десятка камер, на которых тут же включились лампы, до боли резанув по глазам ярким, резким светом. Влад тут же представил себя преступником, которому собираются устроить обстоятельный и пристрастный допрос злые дяди полицейские. Он изо всех сил старался сохранить невозмутимый вид и не щуриться беспомощно, как крот, бесцеремонно вытащенный из-под земли.
Разговор с журналистами запомнился ему сюрреалистическими урывками. Он в точности выполнил советы Ольги. Наговорил много всего, умудрившись ничего не сказать толком, удивляясь, что вообще может связно говорить и еще шутить под прицелами бесстрастных камер и пары десятков микрофонов. Арок свою работу знал хорошо, виртуозно и необидно осаждая особо ретивых журналистов. Эта пытка длилась целых двадцать минут, а потом они - бабка, Влад, Ольга и неизменный Арок, погрузились в длинное авто и отправились в родовое поместье.
Поездка заняла больше часа. Сперва кружили по улицам огромного города, со свечками домов, таких высоких, что голову задирать не хотелось, все равно до последних этажей глаза не добирались. По широким тротуарам текли людские реки, озабоченные своими делами. Фасады домов и витрины магазинов поспешно украшались лентами и цветами. А, ну, конечно, Ольга же говорила – в городе этой ночью начинается карнавал, он будет длиться неделю, а то и две, смотря, как повезет. Хорошо хоть никто не лез с разговорами, позволяя беспрепятственно таращиться в окно, рассматривая магазины, бары, фасады и частые входы в подземелье, очевидно, местное метро или еще какое-нибудь средство транспорта. Влад пытался с ходу сжиться с этим местом. Для нормальной жизни необходимо любить то место, где живешь, иначе оно сведет тебя с ума, превратив жизнь в ад с неотступным желанием бежать, куда глядят глаза.
Высотные здания сменялись более низкими и менее ухоженными, на улицах появлялось все больше мусора, а люди наоборот редели. Чем дальше авто врезалось в этот мир бедности и неустроенности, тем выше была скорость его передвижения. Водитель изо всех сил старался проскочить как можно скорее полосу трущоб, опоясывавшую город. Кто их знает, этих бедняков, еще шмальнут по машине из чего-нибудь огнестрельного!
- И когда только дорожники закончат с ремонтом! – проворчала из своего угла бабка, недовольно морщась на пейзаж за окном. – Сколько же можно ездить мимо этого убожества! Нужно пожаловаться мэру, это просто невыносимо!
- А что, есть еще одна дорога из города? – задумчиво поинтересовался Влад, хотя ему было на то наплевать, он из вежливости поддержал разговор.
- Есть, только ее неделю назад закрыли на ремонт, думали, успеют к карнавалу, но там, как водиться что-то не заладилось, - тихо ответила за бабку Ольга.
- Не забывай прибавлять – ваша светлость, девчонка! – тут же уколола ее бабка, а Влад, отвернувшись к окну, закатил глаза.
Бесило все. Как герцогиня высокомерно кривит губы, говоря о живущих в бедных кварталах. Как дергала Ольгу, и поминутно устраивала внуку экзамен, пробуя его выдержку.
Влад ненавидел таких людей и по привычке боялся. Этой во всех смыслах приятной женщине ничего не стоит одним только кивком головы приказать замучить до смерти раба, не приведи Бог, тому оказаться поблизости с ее экипажем, чем, несомненно, ее оскорбив. А уж переступить через сжавшийся костлявый комочек в лоскутах рванья, тем более. Владу стало страшно. Он испугался себя, сколько же она сможет испытывать его терпение, пока он не начнет рычать на нее, охваченный животной яростью и ненавистью? Как он будет жить с ней в одном доме? Да он же придушит старую гарпию рано или поздно, если та будет продолжать в этом же духе! Он одернул себя, приказав себе не забываться, но…
- Я думаю Ольге не обязательно обращаться ко мне столь официально, бабушка, - из чувства противоречия проговорил Влад, прекрасно осознавая, за этим обязательно последует взрыв с ее стороны.
- Что значит необязательно? – послушно вспылила бабка. – Мальчишка! Да как ты смеешь так пренебрежительно относиться к собственному происхождению? Да еще и разговаривать со мной отвернувшись к окну!? Да если бы здесь был твой дед, он бы…
- Нарезал из моей спины ремней? – с готовностью подсказал Влад, явно забавляясь, но глаз от улицы так и не оторвав. – Я угадал? Нет? – на миг глянул на возмущенно сопящую бабку, пожал плечами, снова отворачиваясь к окну. – Не угадал. Ну, ничего, бывает.
- Влад, прекрати сейчас же! – укоризненный шепот Ольги теплой волной влетел в ухо. – Ты чего добиваешься? У нее же сейчас удар случиться! Извинись быстро! Ну!
Подбадриваемый Ольгиным локтем, больно въехавшим под ребра, Влад начал склоняться к ее точке зрения. И действительно, что это на него нашло? Он же совершенно не знает эту женщину, его бабку. Никогда нельзя доверять первому впечатлению. Один раз уже доверился и что из этого вышло? Следует присмотреться и поднабраться информации, и уж потом делать выводы. Так что лучше последовать совету сестры.
- Я прошу извинить меня, миледи, - спокойно проговорил Влад, - я герцог всего-то шесть часов, так что еще не совсем свыкся со своим положением. Впредь буду более внимателен.
- Уж я надеюсь, ваша светлость, - не удержалась бабка от язвительного тона, - иначе придется сделать с вами то, о чем вы только что упомянули. Я не потерплю в собственном доме невежд и грубиянов.
Это была явная подначка, но Влад предпочел глубоко вздохнуть, отвернуться к окну и молчать всю оставшуюся дорогу, иначе мысли о первых и вторых впечатлениях вылетят из его головы и он непременно бабку придушит. Со всем старанием и присущим зверством. Однако, не прошло и нескольких секунд, как Влад придумал вполне приемлемый ответ, настроение взлетело на пару пунктов, он развернулся к женщинам и заявил:
- Я еще раз прошу прощения, миледи. Я осознал высоту своего положения и все вытекающие отсюда последствия, и думаю, у нас не возникнет более вопросов с этикетом. Я стану послушным и милым мальчиком, уважающим старших и прислушивающимся к их мнению, - не успела герцогиня одобрительно кивнуть, как Влад добавил, обращаясь к Ольге, - как вы считаете это правильное решение, ваша милость, баронесса Акарон? - он весело подмигнул оторопевшей Ольге, не обратив внимания на бабкино возмущенное шипение.
Именно это решение, окрестить и, следовательно, отдать Ольге баронский титул Влад принял секунду назад, вспомнив из короткой лекции Ольги, что в полном праве жаловать переходящие второстепенные титулы.
Сделал Влад это отчасти, из желания насолить бабке, а отчасти стремления еще тверже узаконить Ольгу в ее положении. И немного из-за совершеннейшего наплевательства к собственному высокому происхождению, про которое ему уже все уши прожужжали. Да и титулов на нем, как блох на барбоске – чай, не оскудеет.
- Да, ваша светлость, я считаю это правильным решением, - пробормотала еще не пришедшая в себя Ольга, щеки которой покрасневшей то ли от неожиданности, то ли от очередного вероломства новоявленного родственничка, давшей себе молчаливый зарок поободрать ему уши, едва останутся наедине.
- Это неслыханная наглость, - ошарашено пробормотала бабка, на миг растеряв всю хладнокровную язвительность, правда, к огорчению Влада, очень быстро взявшая себя в руки. - Впрочем, прецеденты случались и ранее, так что особого фурора решение вашей светлости не вызовет.
Сказав это, отвернулась от молодых людей, все еще тяжело переживая безответственность внука, но она ровным счетом ничего не могла с этим поделать. Все экспертизы, полученные ею от странной девицы с безобразной родинкой в пол-лица, подтверждали ее родство с этим невоспитанным и презревшим всяческие правила молодым человеком, только что отдавшим один из своих титулов, правда достаточно незначительный, двоюродной сестре. Ну, да ладно, она еще найдет на него управу. Хорошо, хоть догадался отдать баронство, а не графство. Что там ей причитается к титулу? Небольшое поместье, с таким же небольшим доходом и трехэтажный городской дом? Ничего страшного.
Неожиданно Ольга попросила остановить машину, что ей нужно заехать домой за вещами и книгами. Влад отпускал новоявленную баронессу с большой неохотой. Видя, как он расстроился, Ольга заверила, что обязательно приедет в поместье часа через три. На прощанье она, уже стоя на тротуаре, нагнулась, поцеловала Влада в щеку и исчезла в ближайшем провале подземного входа.
Остаток пути Влад и бабка проделали молча, что вполне устроило обоих. Они уже успели достаточно позлить друг друга, продолжать не стоило, иначе дорога превратится в ад.
Мимо проплывали неправдоподобно желтые поля, перемежающиеся темно-зеленой, мрачноватой лесополосой. Машина резво переехала мост, через широкую реку, зашуршала проселочной дорогой. Навстречу величественно поднималась каменная ограда с высоченными коваными воротами, бесшумно открывшимися при появлении машины, пропуская на герцогскую территорию. Ворота захлопнулись, Владу даже показалось, что он услышал щелчок, отрезающий его от прошлой жизни, почему-то это ощущение появилось именно сейчас, а не тогда на шлюпе, стоявшем на приколе в ангарном отсеке «Алкионы».
Машина катила по территории поместья не меньше пятнадцати минут, а Влад молча удивлялся обширности земель.
Кажется, почти приехали, прикусив губу, подумал Влад. Непонятно откуда возникло волнение, пронзившее тысячами мелких острых иголок. Вот мой дом. Как меня в нем примут? Как жить, как приспосабливаться? И еще и гости какие-то! А за следующим поворотом желтой дороги, петляющей в светлой лиственной роще, появился замок.
Это был действительно самый настоящий замок, выстроенный на горе, он возвышался над дорогой нелепым нагромождением острых углов флигелей и башенок и был повернут к посетителям покатым боком. Потемневший от времени, скверно отесанный камень. Голубая, выцветшая черепица крыш, словно продолжение неба, и солнце перекатывалось по ним, стекало в узкие окна-бойницы, увитые плющом и диким виноградом. Дом, так дом, этажей пять, прикинул Влад, никак не меньше. Слева, в густой зелени кустов и молодых деревьев, еще одна острая крыша с самой настоящей трубой. Хорошо бы, если это кухня с настоящим живым огнем, размечтался Влад. Еда она всегда вкуснее, когда на живом огне. Это он еще на Боре понял.
Башенки, флигели и огромные, в полтора человеческих роста двери, к самому порогу которых подходила дорога обещали спокойствие и укрытие. И жаркий камин с высокими креслами в главном зале после обжигающего холодом уличного ветра. И закатное солнце, золотящее корешки книг в библиотеке, где можно отдохнуть после долгого дня. И мягкую постель в комнате, в которую нужно непременно подниматься по витой лестнице, ведущей на галерею, увешанную настоящими, рисованными картинами, изображающими его предков. И ожидание счастья, долгого и тягучего, как утренняя лень, когда проснулся рано, а вставать совсем не надо и можно, сколько хочешь валяться в разгромленной постели. Влад тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Не стоит расслабляться. Еще следует посмотреть, как оно там все сложиться.
Машина величественно подкатила к дорожке и остановилась. Дальше полагалось идти пешком, дорога к крыльцу сужалась и машине не развернуться. Влад выбрался на дорогу, подал руку герцогине, подавляя желание с любопытством вертеть головой, оглядывая свои владения. Герцогу не престало быть любопытным. Как там Ольга говорила, он должен быть… он должен быть величественным, вот.
Машин перед замком не наблюдалось, и Влад понадеялся, что обещанные гости еще не прибыли, и он сможет спокойно осмотреться. Эти надежды были рассеяны внушительным седым человеком, одетым в черную с серебром ливрею и огромным серебряным медальоном на груди, распахнувшим дверь, едва они поднялись по дорожке.
- Миледи, - дворецкий, или как он еще называется, поклонился бабке, отойдя чуть в сторону, пропуская хозяев жизни. - Ваша светлость, - приветственный поклон в сторону Влада, почему-то смутивший последнего.
Влад несколько ошибся, ожидая увидеть за массивными дверями главный зал. Никакого зала, только просторный холл со светлым паркетом, нежно-розовой драпировкой на стенах, освещенный несколькими яркими настенными светильниками, выполненными в виде цветков лилий и с не менее массивной дверью, отделяющей прихожую от остальных помещений. Ничего себе прихожая, мелькнуло в голове. Сюда вполне может поместиться вся Анина каюта. Ну, положим, если и не вся, одернул он себя, более трезво оценивая пространство, то половина, это точно.
Дворецкий принял у бабки легкий плащ и спрятал в стенной шкаф. Влад затоптался на месте, не зная, следует ли разуваться. Пачкать уличной обувью светлый, начищенный до блеска паркет не хотелось, но и спрашивать было как-то неловко, и он решил сперва понаблюдать за старой герцогиней. Бабка и не подумала разуться.
- Гости прибыли, ваша светлость, - проинформировал Влада дворецкий. По вышколености своей, предпочитая не заметить явную заминку молодого человека, коего герцогиня притащила с собой, объявив предварительно, что едет за потерявшимся два десятка лет назад внуком. К этому известию все слуги отнеслись скептически, но так как их мнением, естественно, никто не поинтересовался, промолчали. Дворецкий был стар и уже служил в доме, когда на свет появился Владислав и, конечно же, знал его отца, сходство было поразительным.
– Прикажете подавать обед?
Влад хлопнул ресницами, откуда он знал, нужно подавать обед или нет? Да и потом он так надеялся, что обещанные гости затерялись по дороге, ведь площадка перед домом пуста, что услышав об их прибытии, растерялся.
- Конечно, подавайте! – неожиданно пришла ему на помощь бабка и тут не удержавшаяся от язвительного тона, - Я надеюсь, вы обслуживали гостей, пока нас не было.
- Да, миледи, - невозмутимо поклонился дворецкий, - им были поданы напитки и легкие закуски.
- Надеюсь, что так, иначе вы все вылетите отсюда без выходного пособия!
Сказав это, герцогиня величественным шагом направилась в сторону двери из прихожей или холла? Как оно там называется? Дворецкий поспешил вперед и успел как раз вовремя, чтобы открыть перед ней высокую створку. Проходя мимо, Влад улыбнулся извиняющейся улыбкой. Ему совсем не понравилась, как обошлись с этим человеком. А в ответ получил удивленный взгляд старого дворецкого. Не ведая того, Влад заполучил неожиданного друга и союзника в его лице.
За дверью оказался широкий коридор, одна часть которого терялась за поворотом, а другая вела в сторону огромного зала, куда Влад послушно поплелся вслед за родственницей, ощущая себя тельцом, ведомым на заклание. С закланием он ошибся, снеси ему кто голову жертвенным ножом, Влад посчитал, что легко отделался.
У входа в зал их ожидал еще один слуга, намного моложе дворецкого, но с таким же непроницаемым лицом, что казался братом близнецом старика. Слуга, называвшийся красивым и старинным словом церемониймейстер, сильным голосом объявил о появлении хозяев поместья.
Влад шагнул вслед за бабкой в просторный, залитый поблекшим солнечным светом зал. Шагнул и оторопел. Почему, ну, почему его никто не предупредил!? В его сторону повернулось как минимум шестьдесят голов, причем мужских была едва ли треть, остальные принадлежали женщинам и девушкам. Под этим перекрестным огнем жадных и любопытных глаз сделал несколько шагов вглубь комнаты удивляясь, что ноги по-прежнему повинуются, хотя и кажутся деревянными, и предпринял единственное, что можно было в его положении, что бы поздороваться с этой прорвой незнакомого народа – чуть наклонил голову.
Женщины не таясь, рассматривали его, и Влад почувствовал себя не менее отвратительно, чем на аукционе. Как выяснилось чуть позже, из обрывков фраз и заговорческого шепота он не далеко ушел от истины. В гостиной поместья собрались особо приближенные и знатные мамаши со всей округи. Разве можно упустить такой случай, как появление на горизонте завидного жениха, за которого при некотором старании можно выдать свою дочь!
Девушки вели себя ничуть не скромнее, чем родительницы и Влад неимоверным усилием воли подавил в себе желание самым хамским образом предложить им осмотреть себя поближе. Например, руки продемонстрировать, грудную клетку, ноги и, конечно же, зубы. Как это он мог позабыть о зубах!? Ты мечтал о свободе? На! Получи и распишись по всей форме! От этого опрометчивого шага его спас все тот же церемониймейстер, объявивший, что обед подан.
Влад чуть расслабился, надеясь, что за обедом его не станут столь пристально разглядывать, а перенесут львиную долю своего внимания на еду. Сам он, между прочим, так и собирался сделать. То ли от волнений сегодняшнего дня, то ли от долгого путешествия очень проголодался.
Слуга распахнул перед толпой гостей еще одну дверь, открывая доступ в не менее просторную столовую, где длинный стол накрыт белоснежной скатертью и уставлен столовыми приборами. Влада усадили во главе стола на место хозяина дома, отчего стало совсем худо. Теперь он был как на ладони, а так хотелось немного спокойствия. Чтобы внимания не обращали и не следили так пристально за каждым движением. Всего несколько минут. Чтобы придти в себя.
Бесшумно двигавшаяся прислуга разнесла тарелки с едой. Влад заглянул в поставленную перед ним на тарелку неглубокую вазочку с горкой красиво оформленного салата. С этим он справится, ничего особо сложного. А если вспомнить, чему учила на уроках по этикету надоедливая Аня вкупе с не менее надоедливыми учителями, то салат зовется холодной закуской, за которой последует еще парочка таких же, потом какая-нибудь горячая закуска или может две, в зависимости от обеспеченности кухни и лености повара. Нет, стоп. По всем правилам горячая закуска должна быть одного сорта, а вот второе горячее блюдо может быть двух видов и наконец, десерт. Все, кажется? Нет, еще напитки, но тут опростоволоситься сложно, насколько он помнил, официанты на таких приемах подают напитки сами и точно подходящие к блюдам.
Так, что еще? Локти на стол укладывать нельзя, это он помнит и есть нужно медленно. Аня всегда его ругала, что он глотает еду кусками, почти не жуя моментально опустошая тарелки.
Со столовыми приборами… что там было с этими чертовыми приборами? Ах, да, от края к середине. Возле самой тарелки лежит прибор для десерта. Все это в секунду промелькнуло в голове, знание немного добавило уверенности.
Надежда что гости за едой, как любой воспитанный человек, будут молча жевать, и не станут разговаривать, провалилась с треском. Еще не успел взяться за вилку, как его стали донимать разговорами. Основным вопросом было его прошлое. Помня Ольгины наставления, мычал что-то в ответ, стараясь, чтоб оно было членораздельным, вразумительным и совершенно не похожим на реальность. Единственное, о чем упомянул без опаски, это о своей работе на «Алкионе», забыв, однако, уточнить, что он там делал и какую должность занимал.
Впрочем, прошлое гостей перестало интересовать ко второй перемене блюд, куда увлекательнее стало настоящее и будущее, и что еще более важно – роль дочерей уважаемых семейств в этом конкретном будущем.
О настоящем и будущем Владу было говорить не менее тяжело, так что двухчасовой обед превратился в пытку. Он напоминал себе канатоходца без страховки волокущегося по леске над пропастью.
Из-за всех этих расспросов он настолько нервничал, боясь попасть в неловкое положение, что толком не распробовал блюд. Десерту Влад радовался, как божьему благословению. Надеясь (в какой раз по счету за этот вечер?), что на этом прием окончится. Что гости вдоволь натешились на диковинное чудо по имени Владислав Куприн, появившееся в поле зрения, как чертик из табакерки.
Он совершенно не учел возможность танцев.
Какие могут быть танцы, если самой большой мечтой было побыть в тишине, а еще лучше завалиться спать! И, вот абсурд, проснуться на своей кровати в своей комнате!
Гости, а вместе с ними и Влад переместились в давешний просторный зал, теперь сверкающий огнями огромной люстры. Солнцу надоело наблюдать за происходящим, и оно по естественному расписанию укатилось за горизонт, уступив место ночи.
Влад перебросился несколькими словами с мужчинами, отдыхая от пристального женского внимания. Мужчины отнеслись к нему несколько сдержаннее и осторожнее представительниц слабого пола, оно и понятно, они же не собирались за Влада замуж. Если, конечно, были в здравом уме. Потом милорд прилежно потанцевал с несколькими девицами под одобрительные кивки их родительниц и при первой же возможности сбежал из зала. Больше сегодня вытерпеть не мог. Может этим аристократическим гостям и все равно, а он не спал уже больше суток и глаза немилосердно слипались. Еще беспокоила Ольга, не появившаяся на празднике жизни, бросив его на растерзание.
По проторенной дорожке Влад выбрался в коридор, поплелся мимо дверей в прихожую, завернул за угол, уповая на то, что движется в нужном направлении в сторону жилых помещений. Еще предстоит отыскать отведенную ему комнату. Каким образом он это сделает без посторонней помощи, Влад не представлял. Остается молить Бога, что по дороге попадется кто-нибудь из прислуги достаточно осведомленный, и способный указать бедному герцогу правильный путь.
Коридор тонул в мягких сумерках, создаваемых слабым светом настенных бра. Ковер под ногами глушил шаги. Двери вдоль левой стены коридора были плотно закрыты. Редкие ниши по правую беспросветно темны. А окна, словно провалы в бездну. Инспектировать, что скрывается за дверьми, желания не было, по крайней мере, сегодня. Он казался себе бестелесным призраком, бесшумно плывущим в туманном свете, обреченный навеки скитаться по молчаливым ночным коридорам.
Когда проходил мимо очередного алькова уловил краем глаза слабый блеск. Там кто-то стоял. В полной тишине. У Влада перехватило дыхание – кто может поджидать незадачливого хозяина замка в темноте глубокой ниши? Напружинившись в ожидании нападения, Влад резко развернулся к противнику вполне готовый дать должный отпор… и едва успел остановить летящий со свистом кулак прямо перед забралом железного рыцаря, собранного из бледно поблескивающих в неровном свете доспехов. Осознав, что перед ним всего-навсего большая жестяная кукла Влад выругался сквозь зубы и опустил руку. Встряхнул сведенной кистью. Антиквариат, мать его! Вот была бы потеха, кабы его светлость герцог наделал шуму на всю планету, затеяв драку с консервной банкой!
Влад с силой выдохнул и отправился дальше в поисках лестницы, справедливо полагая, что жилые комнаты находятся на втором уровне, тьфу ты, этаже, а может и на третьем или сколько тут еще этажей?
Коридор делал резкий поворот и, Влад, повинуясь направлению, свернул, едва не стукнувшись лбом со слугой, как раз сворачивавшим в сторону банкетного зала, откуда улепетывал милорд. Мужчины остановились, как вкопанные, с облегчением переживая факт, что избежали столкновения.
- Извините, - вежливо проговорил Влад, не зная больше, как начать разговор и заранее досадуя на свой просительный тон, но с другой стороны, что бы найти свою кровать, он способен и не на такое, - вы не могли бы мне подсказать, где находится моя комната. Я ваш новый герцог, - подумав, добавил он.
- Он-на там, - запинаясь, махнул слуга рукой куда-то за спину, с любопытством разглядывая хозяина. – На третьем этаже.
- Хорошо, а где третий этаж? – Влад решил быть терпеливым.
- Пройдете до конца этого коридора, ваша светлость, - слуга, наконец, совладал с собой и сумел связно произносить слова, - там будет лифт. Вам нужно подняться на третий этаж. Ваши покои в конце коридора.
- Спасибо, - все так же вежливо поблагодарил Влад, поворачиваясь идти в указанном направлении.
- Я вас провожу, ваша светлость, - спохватился слуга, когда Влад отошел на пару шагов.
- Не стоит, - после короткого раздумья проговорил Влад, - я думаю, теперь не потеряюсь. Но вы меня очень обяжете, если скажите, не приезжала ли моя сестра Ольга.
- Ее милость приехала полчаса назад, она в домашней библиотеке. Это на втором этаже шестая дверь направо от лифта.
Влад еще раз поблагодарил слугу, и отправляться на поиски Ольги. Его не обманули, лифт нашелся там, где было указано. Автоматические блестящие двери разошлись, пропуская в изумрудного цвета кабинку с высоким зеркалом, где отразилось встревоженное, бледное и немного испуганное лицо молодого человека. Отражение Владу не понравилось. «Дыши!» - прикрикивала в таких случаях Анька. Бывший раб усмехнулся, и несколько раз бесшумно и глубоко втянул воздух. Страшнее чем было, уже не будет! Кажется, помогло. Щеки чуть порозовели, да и взгляд стал менее затравленным. Надо жить, даже на самой последней черте, надо. А теперешняя черта далека от этой, самой последней.
Коридор второго этажа оказался еще более сумрачным, чем на первом, но отчего-то более уютным. Этот сумрак уже не казался настораживающим, совсем наоборот, он был успокаивающий и какой-то теплый, так что непреодолимо потянуло спать.
Влад шагал по коридору, наслаждаясь долгожданным одиночеством. До библиотеки оставалось совсем немного. Герцог окончательно расслабился. И не успел воспротивиться, когда его схватили и рывком втянули в темноту алькова…

После спасения трех человек все качественно изменилось, спасатели, да и все кто здесь работал, приняли меня в свой круг, вырваться из которого просто невозможно. Это я поняла гораздо позже. Это как болезнь, в чем-то сродни наркомании. Подобный заход есть у хороших артистов, я когда-то слышала, невозможно уйти, нигде и никогда ты не получишь той эйфории, когда на тебя затаив дыхание глядят тысячи глаз. То же самое и у спасателей, только ты можешь понять, что такое достать человека из расщелины, когда у него уже не осталось надежды. Правда, здесь есть и свои негативные стороны. Бессильная злоба накатывает, если достаешь того, кому уже не в силах помочь, разве что Всевышний своим обычным выбором.
Это понимание, эта радость и эта боль пришла ко мне вместе с Себастьяно. Он нашел меня возле госпиталя. Стрельнул сигарету, а потом смущаясь и отводя глаза, попросил прощения за свою резкость и конечно был прощен. Немного осмелев, заискивающе на меня глянул, растоптал ботинком сигарету и как бы между делом спросил: «Хочешь остаться?».
У меня, признаться, от такой перспективы дух захватило. Не хочу ли я? Как бы это сказать поточнее. ОЧЕНЬ, УЖАСНО И НЕПЕРЕНОСИМО ХОЧУ! Себастьяно улыбнулся довольной улыбкой, хотя я еще не ответила, впрочем, этого и не требовалось, мы поняли друг друга и так. Он еще раз улыбнулся и махнул куда-то в сторону, где за углом стояли его ребята, с преувеличенным вниманием оглядывая снаряжение. Но тут же посерьезнел, и поинтересовался, точно ли у меня есть неограниченное количество времени. Я лишь пожала плечами и с кривой ухмылкой разъяснила, что в ближайшую жизнь совершенно свободна.
Поболтавшись немного с Себастьяно и его парнями, все же укоренилась в операционной. Дело это более привычное, чем по завалам лазать, этому еще учиться и учиться, а в операционной я царь и Бог. Да и хирургов, как всегда, катастрофически не хватает!

…Уже готовый вступить в бой, заставил себя остановиться у самой грани действия, слабо охнув притиснутый к стенке гибким женским телом молодой графини. Если не изменяет память, на банкете она сидела недалеко от герцога, мило улыбаясь своему мужу. Много в жизни повидал, но чтоб вот так! Нагло, деловито и бесстыдно. Мало всего, так она еще и замужем! Муж отирается где-то рядом, уныло мелькнуло в голове, беды бы не было…
- Да расслабьтесь вы, ваша светлость, - словно отвечая на его унылые мысли, светски промурлыкала чертовка. Будто сидели за столом и собирались чай пить, а не стояли в более чем компрометирующей позе в глубине коридора, по которому в любой момент мог пройти кто угодно, и ее ловкие пальчики не забирались под пояс его брюк. Вполне профессионально, следует заметить.
- Но ваш муж… - сделал Влад попытку воззвать к ее благоразумию, ощущая, однако, как под действием умелых ручонок, уже глубоко проникших в брюки, начинает разгораться и скоро, совсем скоро остановиться уже не будет никакой возможности. Разве что головой в петлю.
- Ну, муж и что? – досадливо протянула графиня. – Ну, же, герцог, что вы к стене приросли?
Испугавшись, что может быть обвинен в полной мужской несостоятельности, заставил себя отклеиться от стены. Положил ладони на лиф графининого платья, а под платьем все как положено… И высокая грудь, и фигурная талия, и тело, наплевав на все моральные соображения, отреагировало на изгибы и впадинки. Так как надо…
А и черт с ней! Последней связной мыслью мелькнуло в голове. Не школьница, в конце концов, и вроде замужем, знает, почто мужику в трусы лапками лезет, да и о последствиях должна быть осведомлена. А он в святые не записывался, как не крути он мужик, и уже почитай полгода, как на голодном пайке. Да и не кричать же, в самом-то деле, как перепуганной девице! Так что не остается, да и не хочется, ничего другого, как плыть по течению.
Толком не успев додумать эту светлую мысль, задрал подол платья чуть ли не на шею графини. Под ним, что характерно, ничего не оказалось, только горячее, ждущее ласки тело.
И рвешься вперед и выше. К самой высокой вершине, но почему-то только своей. И перед тем как взорваться и рассыпаться мириадами горящих осколков, с тоской понимаешь, что можно и выше, и глубже, и острее, а главное вместе, но не здесь и не с этой женщиной. Тем не менее, ощущаешь самодовольство, чувствуя, как у тебя в руках на самом пике наслаждения бьется, закусив губу, стараясь сдержать громкий стон, эта женщина. Гибкая, живая, жаркая, хоть и не любимая. И самодовольство это твое сродни похвальбе, мол, знай наших!
- Герцог, вы просто душка! – промурлыкала она, спустя несколько минут, деловито приводя в порядок и одергивая платье.
Еще бы по щеке похлопала, с досадливой злостью подумал Влад, так же приводя себя в порядок, или за ухом почесала, как дворняжку!
- Всегда к вашим услугам, графиня, - галантно ответил Влад, старательно поглубже заталкивая злость и досаду, чувствуя, как стыд и неловкость вырастают в душе со скоростью межзвездного корабля.
Графиня, очевидно не знакомая ни с чем подобным, сделала перед ним кокетливый реверанс и, пожелав всего хорошего, скрылась в полумраке коридора, шурша шелком платья. Владу же оставалось только выругаться сквозь зубы. Вот тебе и раз – не успел появиться в герцогском доме, как влип в непонятно что, совершенно не сочетающееся с нравственностью и понятиями о приличиях.
Стыд разгорался все сильнее, расцветая горячими пятнами на щеках. Милорду необходимо что-нибудь выпить, желательно не слабее сорока градусов крепости, пока он морально не довел себя до казни через четвертование. Герой-любовник, хренов! «Всегда к вашим услугам, графиня!» – иронически передразнил он себя. Большей чуши и придумать невозможно. Поминутно оглядываясь, не нарваться бы еще на кого такого же, прокрался в библиотеку.
Ольга подняла голову от каких-то бумаг, заслышав шум отворяющейся двери.
- Привет, - неуверенно улыбнулся Влад, поспешно запирая дверь на замок. – Что б никто из гостей не пришел, - пояснил он на ее удивленный взгляд .
Оглядел комнату, заставленную высокими бесконечными стеллажами забитыми книгами и кассетами, оценил массивный стол, пару удобных кресел, камин и большой экран видеофона. Не то, все не то! А, вот и он, невысокий столик с батареей разнокалиберных бутылок и стаканов, схоронившийся за тумбой стола. Влад промаршировал к столику, налил полстакана коньяку и выпил благородный напиток одним глотком.
- Вы алкоголик, милорд? – не удержалась Ольга, с интересом наблюдавшая за его перемещениями. Отчаянно замотал головой, медленно приходя в себя от неслабой дозы спиртного. – Да? А по вашей манере не скажешь.
Влад пожал плечами, решив, что тему продолжать совершенно незачем, но Ольга придерживалась другого мнения.
- Вы знаете, ваша светлость, - задумчиво подала она голос, закончив внимательный осмотр Влада, - у вас такое выражение лица…
- Какое? – и тут же пожалел, лучше бы не спрашивал.
- Как у девицы, впервые побывавшей на сеновале в компании предприимчивого конюха!
- Хуже! Скорее уж, изнасилованной этим самым конюхом, - чуть слышно пробормотал Влад.
- Что, прости?.. – нахмурилась Ольга.
- Хуже, говорю, - повторил Влад более разборчиво. Щеки и шею при воспоминании о происшествии снова залила горячая волна. - Это был не конюх, а некая замужняя графиня и она меня, кажется, поимела, как портовую шлюху, даже не заплатив...
- О, господи… - простонала Ольга, закатив глаза и прижав ладони к щекам.
- Я надеюсь, не будет никаких последствий со стороны ее супруга? – виновато выдавил из себя Влад, видя реакцию Ольги на эту новость и понимая, что не избежать моральной порки за неподобающее и порочащее герцогскую честь поведение. Уж лучше от Ольги, чем от бабки.
- Ах, боже мой, конечно же, нет! – с некоторой досадой проговорила сестра. Ее досада не имеет к нему никакого отношения, с облегчением понял проницательный и окончательно сбитый с толку милорд. Он-то ожидал совсем другого. – Я не знаю, что нужно говорить в подобных ситуациях, но ты не переживай, ладно?
- Ага, не переживай! Кто ее знает, эту графиню, может она продолжения потребует или еще чего! – проворчал Влад, передернувшись, чувствовал он себя все более паршиво. Встречаться еще раз с бесстыжей кошкой не хотелось, даже при всем благородном собрании, не говоря уж о темном переулке.
- Вот уж за продолжение не волнуйся, - успокоила его Ольга, - это она так, из любви к искусству. Ей нравится все новое, и чтоб она непременно первой была. Тебе еще крупно повезло, что ее закадычная подруга не пришла, вот когда тебе туго бы пришлось – у них что-то вроде чемпионата по траханью свежих мужиков. Развлекаются так, понимаешь? Скучают, видишь ли! – Ольга фыркнула и скроила забавную рожицу. – Не смей расстраиваться! Слышишь? Ну, извини меня, это я виновата…
- Ты-то тут причем? – изумился Влад.
- Надо было предупредить, но я как-то не думала, что она в первый же день активность проявит.
- Да ладно, - поморщился Влад, - даже знай, о подобном выверте, ничего с этим поделать не смог бы. Она меня зажала посреди коридора. Пришлось соответствовать, а что еще оставалось? В меня хозяйка бывшая хорошо вдолбила - силу к женщинам применять нельзя. Не орать же, в самом деле, оберегая свою честь, как девица, которой под юбку залез предприимчивый конюх! Слуги сбегутся всем табуном, вот потехи будет! Позору не оберешься!
- Бедный, ты мой бедный, - совсем не обидно пожалела его Ольга, сочувственно погладив по волосам, - даже не представляешь, в какой клоаке тебе посчастливилось оказаться! Вот подожди, начнется на тебя охота, по всем правилам с затравками и выстрелами из засады…
- Какая охота? – Влад озадаченно моргнул, еще только прятаться по углам не хватало.
- Ты ж у нас самый завидный холостяк на три планеты вокруг! – пояснила Ольга, а Влад с отвращением вспомнил тех девиц, с коими удостоился чести сегодня обедать и которые не блистали сообразительностью, а про ум и говорить не приходится! – Вот-вот, об этом же я тебе и говорю. Но ты еще не видел их во всеоружии. По сравнению с мамашами и их дочками графинька тебе божьим ангелом покажется! Эти-то постараются залезть к тебе в постель на всю оставшуюся жизнь…
- Я надеюсь, хоть поодиночке? – перепугался Влад. – Без мамаш! Мамаш в своей постели я не перенесу! Это ж не кровать будет, а общежитие! Они еще советы давать станут!
Ольга пару секунд смотрела на него, а потом расхохоталась в голос, чего ему категорически советовала не делать.
- Фигу они получат, а не моего братца! – хохотала она.
Подождал, пока у Ольги закончится приступ веселья и, глядя ей в глаза, боясь пропустить их выражение, спросил то, что волновало весь вечер:
- Ольга, ответь мне, только не смейся, ладно? Вот я стал герцогом, да? А что герцогу положено в жизни, ну, я имею в виду, чем они занимаются?
- Чем занимаются? – переспросила она. – Ну, как тебе сказать… да в общем, ничем конкретным. На балы ездят, на приемы. Ночь кутят, днем отсыпаются. На охоту еще ездят, на отдых в горы и вот, в принципе, и все.
- А работать когда? Надо же на что-то есть, деньги зарабатывать на все эти увеселительные мероприятия, я так понимаю.
- Ты знаешь, они, как правило, не работают. Понимаешь, у аристократов в большинстве случаев имеется наследство и не малое, они на него и живут. Да, компании у семей есть, но многие просто нанимают толкового управляющего, предпочитая все трудности скинуть на него. Нет, не все конечно, некоторые, но их очень мало, сами держат руку на пульсе. Но это всеми остальными рассматривается, как личная блажь или желание показаться лучше, чем они есть.
- Глупость какая-то, - пробормотал Влад, почесав переносицу.
- Может и глупость, я ж не спорю. Но тебе о делах все равно рано думать. В права наследования ты вступишь только через месяц или полтора, а раньше тебя к делам не подпустит никто. Вон бабку вполне устраивает ее теперешний управляющий, так что не забивай голову, наслаждайся отдыхом. Ты его заслужил.
- А у меня много… как бы это выразиться…
- У тебя два предприятия, один отель в центре города, какие-то акции в порту, а больше, извини, я не знаю. Меня в финансовые дела семьи как-то не допускали, да и тебя вряд ли допустят. Герцогиня ведет все эти дела сама.
- Ладно, поживем, – увидим, - неопределенно изрек Влад. Что он там собирался видеть в дальнейшем, сам понятия не имел, но мудро решил не забегать вперед, все равно от него пока ничего не зависит. Ольга правильно сказала – нужно для начала вступить в права наследования…

Все оказалось именно так, как я хотела. Много, очень много работы. Медсестры не успевали толком обрабатывать операционную. Я не размывалась несколько часов, потом только подсчитала, что если прибыла на планету около восьми утра, то до двух суток не хватало каких-то трех часов. Я была довольна. Никаких посторонних мыслей.
Да и какие, спрашивается, мысли, если одного не успели увезти, а другого уже положили? От мельтешения людей и травм немного мутилось в голове. Не натурально, а где-то на периферии, на самом краю сознания. А на передовой только: скальпель… коагулятор… физраствор… что там с давлением?.. иглу… реберный расширитель… адреналин… Что вы медлите, сестра!?. Он же уходит!!! Где дифибрилиатор, черт бы вас побрал!?. Не надо, я сама… иду на прямой… ну, еще немного!.. Ну, давай же!.. Не смей умирать, сволочь!.. Я тебя еще не отпускала!.. Давление в норме!.. Он дышит!.. Браво, доктор!..
И тут же следующий. Нет, не получается… противошоковый… колите… сколько качаем?.. Пятнадцать минут… двадцать… еще адреналин… прямой в сердце… в сторону… разряд… Он ушел, доктор… никто бы не смог… время смерти…
И так не переставая. Если верить психологам нервная система может не выдержать. Но это психологи. А кто бы у нее, у нервной системы, спрашивал?

…Владу пришлось тащиться провожать гостей. Он без труда выдержал испепеляющий взгляд вдовствующей герцогини, как же - покинул гостей так надолго и без разрешения. Но наконец, все разошлись, и он смог с чистым сердцем отправиться спать.
Комната располагалась на третьем этаже, жилом. Нет, второй тоже был жилым, но там комнаты для гостей, а это немножко другое. Снова коридор, паркетный пол, из разноцветных досок, застелен персикового цвета ковром. Да уж, плохо приходится здесь уборщикам, или как они называются, особенно в ненастную погоду. Светильники на стенах, похожие на хрустальные горки горят во всю мощь. До двери проводил персональный лакей, распахнул, терпеливо дожидаясь, когда молодой герцог войдет в свои покои. Едва переступил порог, как дверь бесшумно затворилась, оставляя его в благословенной тишине.
Влад с интересом огляделся. Комната, выполнена в сонных кремовых тонах, с большими полукруглыми окнами, совершенно не подходящими замку и глядящими на закат. Почти всю комнату занимала широченная кровать, застланная огромным одеялом. Над кроватью мягкими волнами зачем-то нависал балдахин. Кровать располагалась на постаменте, что делало ее еще выше и неприступнее.
Кроме кровати из мебели два кресла с высокими спинками, а меж ними столик на одной ноге, вырезанной фигурно в виде стоящих друг на друге животных, покрытых темным лаком. Возле столика небольшой бар. Они здесь везде, почти в каждой комнате. За креслами, столиком и баром камин. Влад полюбопытствовал, сунув в него голову – настоящий. И поленья, сложенные аккуратной горкой тоже настоящие. На каминной полке механические часы с витыми стрелками. Влад долго с недоумением разглядывал их. На что это здесь? Ведь современные часы намного практичнее, а потом подумал, что современные часы будут смотреться в этой комнате несколько нелепо.
Подошел к окну. Внизу расцвеченная размытым светом фонарей поблескивала уложенная камнями дорожка, уходящая куда-то за угол замка. Несколько красиво оформленных клумб, отсюда цветы казались либо голубыми, либо черными. А как иначе – ночь ведь. В небе висел спутник Таурина Лок, голубовато-серебряным светом заливая фонтан. Тонкие струи воды казались расплавленной ртутью лениво перетекавшей в такую же ртутную чашу. Благолепие.
Влад отвернулся от окна продолжая исследовать новое жилище. По бокам кровати две двери, а слева от камина одна. Она была ближе, а в какую сторону идти было все равно. Он повернул блестящую продолговатую ручку, хорошо смазанные петли не скрипнули.
За дверью оказалась еще одна комната с кроватью, только не такой большой как у него. Свет выключен, но Лок давал достаточно света, позволяя все рассмотреть. Такой же камин, черным провалом на противоположной стене, кресла, столик, все так же, кроме бара – ничего интересного.
Вернулся в свою комнату, плотно прикрыв дверь, и направился к следующей с правой стороны кровати. Ванная комната. Это была действительно ванная комната, а не просто так. Даже Анькина ванная не была настолько удобной и просторной, хотя казалась когда-то верхом мечтаний. Большая чаша с гидромассажем, даже не чаша, а маленький бассейн. Теплый, с подогревом, скорее всего, плиточный пол, бирюзового цвета, застеленный небольшим ковриком. Стойка с разнокалиберными полотенцами. Столик, плотно уставленный косметикой. Душевая кабинка с массой штучек и функций. За декоративной ширмочкой стыдливо притулился унитаз. Что ж, вполне, вполне… Да что там вполне! Да круто это и слов больше других не придумаешь!
Полностью довольный Влад вышел из ванны, намереваясь вернуться, как только закончит осматриваться. Смущало, отсутствие шкафа. Куда прикажете одежду девать?
Уже по-хозяйски распахнул оставшуюся дверь и чуть не заорал от неожиданности. Две продольные вешалки, увешанные одеждой, которая шевелиться! Влад заставил себя глубоко вздохнуть. Чудес не бывает и чертей тоже он не встречал, выдумки это все, детишек на сон грядущий стращать, значит, одежда сама по себе шевелиться не должна.
- Кто здесь? – громко и повелительно вопросил он.
Одежда на вешалке заходила еще активнее и из недр гардероба пятясь, выбрался мужчина, гораздо старше Влада с непроницаемым лицом, отличающим здешних слуг, одетый, как и все они в ливрею.
- Приветствую вас, ваша светлость, и прошу прощения, что не услышал вашего появления, - он склонился в почтительном поклоне, - я ваш камердинер.
- Здравствуйте, - пробормотал Влад.
- Желаете переодеться ко сну? – поинтересовался он, шагнув к Владу, протягивая руки к его одежде.
- Что вы делаете? – отшатнулся Влад, не готовый к подобному напору.
- Хочу помочь вам раздеться, - спокойно проинформировал его слуга.
- Не надо, - замотал головой Влад, отступая к двери, - я сам!
- Но это моя работа…
- Не надо, говорю! Я сам могу переодеться, спасибо! Можете идти!
- Но, как же я могу идти, - непонимающе моргнул слуга, все же отступая от непонятного герцога, - если вам нужно помочь переодеться?
- Послушайте, милейший, - Влад начинал злиться на назойливость здешней прислуги, - у меня есть руки и я не инвалид, я вполне могу переодеть себя сам, без посторонней помощи! Можете отправляться спать, или что там вам еще положено делать в это время суток!
- Как прикажете, милорд, - смирился слуга с неизбежным.
- Да, именно так я и приказываю! Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, ваша светлость, - слуга еще раз поклонился и вышел из комнаты, а Влад перевел дух и раздраженно взъерошил волосы. И чего им всем неймется?
Милорд потыкался по полкам и вешалкам, отыскал теплый темно-синего цвета махровый халат по размеру. Не голым же из ванны выходить! С удовольствием скинул изрядно надоевший за день костюм, аккуратно развесив его на плечики, только рубашку на стуле оставил. Рубашка белая, и от целого дня ношения немного испачкалась. Сделав это, направился в ванную, справедливо полагая, что больше никто беспокоить не станет.
Пустил воду в маленький бассейн, покопался на столике с парфюмерией, отыскал подходящие шампунь и мыло, что было достаточно непростым делом – слишком много всего.
Скинув халат прямо на пол, с блаженным вздохом опустил себя в бурлящую гидромассажем ванну. Откинувшись на удобный борт со специальным подголовником, Влад блаженствовал добрых два десятка минут, окутанный щекочущими пузырьками. Он, то сгибал, то распрямлял ноги, вытягиваясь во всю длину. Конечно, это не Сахина баня, с сухим жарким воздухом и запахом замысловатых трав, отвар которых то и дело выливается полными ковшами на раскаленные камни, но и так не плохо. Во всем есть свое удовольствие.
Вымыв голову, лениво понаблюдал, как в бурлящей воде закручивается и переливается пена шампуня, мыться дальше не хотелось, а вылезать и того меньше. Влад почувствовал, как понемножку начал задремывать, так хорошо было. В какую-то секунду показалось, что он не один в комнате, но тут же отогнал от себя эту мысль, списав ее на усталость. Он был в безопасности. У себя дома. Ну, кто, скажите, посмеет без спросу потревожить его покой?
В следующий момент все изменилось. На плечи легли чьи-то руки. Влада как подбросило. Тело вмиг напружинилось, он резко подтянул колени к груди, чтобы сподручнее было вскочить, и дать отпор, резко развернулся в ванне. С громким всплеском на полу оказалось достаточное для небольшого озера количество воды.
Перед ним стояла девица, одетая до неприличия легко. Во что-то прозрачное, обтягивающее, крайне соблазнительное и улыбалась зазывной улыбкой. Влад совсем забыл про слуг, и поэтому с минуту таращился на девицу соображая, кто она и как могла здесь оказаться. Когда понял, то почувствовал, что начинает потихоньку закипать. Нет, это уж слишком!
- Какого черта вы здесь делаете? – забывая о всякой воспитанности холодно, почти сквозь зубы поинтересовался он.
- Как это, какого черта? – проворковала она с удивленной улыбкой, однако не изменившей к ней отношения. – Я пришла, что бы потереть милорду спинку, и все остальное, что вашей светлости будет угодно.
Она сделала пространный жест объяснивший, что еще девица собралась ему тереть, а так же чем это может продолжиться. От этой наглой беспардонности, оттого, что дико устал и может еще немного потому, что внутри после вылета со станции было гулко и пусто, Влад рассвирепел. Чего ему сейчас хотелось больше всего, что бы его оставили в покое и перестали докучать услужливостью, и было совершенно наплевать, что у девушки просто такая работа, что существуют какие-то свои устоявшиеся и приложные к этому миру традиции.
Ее нужно отсюда выпроводить и как можно скорее, единственное, что в этот момент понимал Влад, пока он полностью не перешел той границы, за которой не существует ничего, кроме всепоглощающей ярости. Но, чтобы выпроводить, предстояло подняться в полный рост, во всей своей наготе, дотянуться до полотенца и прикрыться. Влад, как и всякий нормальный человек, попросту стеснялся чужой женщины. И потом, грозно рявкать на прислугу стоя при этом с голой задницей, более чем смешно, а ему сейчас таковым выглядеть, не хотелось. Значит, надо подняться и сразу же прикрыться полотенцем, вон оно висит. Собравшись с духом, Влад проделал все это почти одновременно, чем самого себя, признаться, удивил. И только когда полотенце оказалось на бедрах, позволил себе выйти из ванны.
- Милорду не угодно, что бы ему терли спинку и все остальное, - обманчиво спокойным тоном проговорил он, наступая на девицу, заставляя ее пятиться к приоткрытой двери, - милорду не угодно, что бы его раздевали и одевали! Понятно? Мне наплевать, что вы делали для предыдущего хозяина, но мне этого предлагать не следует! Не надо мне помогать мыться и чесаться! Не надо меня кормить! Не надо греть мне постель! Я сам справлюсь! Не надо мне подтыкать одеяло! И колыбельную мне тоже петь не надо!
Последнюю фразу он прокричал уже в коридор, вслед улепетывающей девице, растерявшей всю зазывность и развязность. Влад с треском и глубоким удовлетворением захлопнул дверь, прижался к ней спиной и на несколько секунд блаженно закрыл глаза.
Стоять голым и мокрым в одном полотенце было холодно, а отходить от двери не хотелось – вдруг кто-нибудь еще решит припереться в желании скрасить молодому герцогу досуг. Кстати, Ольга там что-то говорила про досужих девочек. Влада передернуло. Не сходя со своего поста, стянул с бедер полотенце, вытер голову и наскоро обтерся. Сухим оно, как ни крути, а теплее. Отлепившись от двери, запер на замок, для надежности приперев креслом. Потом вспомнил про вторую дверь и проделал с ней то же самое. Закончив, облегченно перевел дух, по крайней мере, этой ночью больше не побеспокоят и он сможет нормально выспаться. Да и разложить все события по полочкам тоже не помешает.
Iuppiter iratus ergo nefas
Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав!
Аватара пользователя
Радагаст
молька
молька
Сообщения: 359
Зарегистрирован: 04 сен 2010, 23:45

Re: а тут то, что я терпеть не могу, но и не отвязаться от э

Сообщение Радагаст »

Подобрав сырое полотенце, Влад отправился в ванную. Мыться окончательно расхотелось, он спустил воду и кое-как подтер пол. Кто его знает, как здесь с гидроизоляцией, а если этажом ниже на потолке появится отвратительное мокрое пятно, будет очень неприятно и жалко.
Погасив свет, забрался на постамент и заполз под одеяло. Поворочался, удобнее устраиваясь в огромной постели больше напоминающей стартовую площадку для среднего размера корабля. Нет, это, конечно, он наврал, но пяток таких, как он, взрослых, внушительных мужиков разместились бы вольготно, и никого не стесняя. Оказывается, он слишком устал, чтобы заснуть. Сказывалось нервное напряжение.
Влад лежал в своей слишком просторной для одного, и поэтому казавшейся еще более одинокой постели и пялился в потолок слабо расцвеченный голубоватым, призрачным светом Лока. Шторы почему-то закрыть не догадался. Мозг должен окончательно выработаться и позволить забыться сном. Ничего не выходило. Даже мимолетно пожалел, что прогнал девицу, но сожаление было сиюминутным. Никого он не хотел видеть рядом кроме той, которая была недоступна раньше, и до которой теперь стало и в жизнь не добраться. Опять он об Аньке думает, разозлился на себя Влад. И, надеясь поскорее отогнать эти не нужные мысли, стал вспоминать сегодняшнее, нет, уже вчерашнее, утро.
А все-таки она его обманула. Жестоко. Зачем было устраивать весь этот фарс с продажей? Убеждать, что жизнь закончилась, унижать, заставляя стоять на коленях и совсем неоправданно бить по лицу, зная уже тогда, что Влад свободен!? Стерва! Сука! Дрянь! К массе ненависти скопившейся в душе добавился еще и это обидное понимание.
Черная волна гнева поднялась откуда-то из живота и расползлась по телу ядом отравляя кровь, а остатки любви, которые, как оказалось, были еще живы, съежились где-то на самом дне души.
Влад со стоном перевалился на живот, ткнувшись носом в подушку, а до середины кровати все равно оставалось далеко, как и до конца первой ночи на воле, почему-то растягивающейся на долгие века. Не помогали старые привычки – спать пока можно и в каком угодно положении. События вспоминались вновь и вновь, теперь уже с горечью и почему-то виной. Может, стоит отомстить Аньке за все это, лениво подумал Влад. Но строить планы мести не тянуло. Вот если только…
А что только? Ничего? Вот то-то же, что ничего! Он не доставит ей удовольствия своим возвращением! Но эти мысли не стоят и гроша. Можно отомстить, можно, а жизнь, как была пустой, такой и останется. И ночь без сна. Сколько ему еще предстоит таких ночей – долгих, мучительных, пустых и бессонных? Века? Или тысячелетия? Кто ответит?
Влад поднялся с кровати, прошелся по комнате, на ощупь налил себе чего-то из бара, надеясь, что оно окажется алкогольное и крепкое. Или не стоит на ночь пить? Ольга и так уже справлялась, не алкоголик ли он. Да какой он, к черту, алкоголик? Он просто заснуть не может! Стоит глаза закрыть, как подлая память начинает работать, и Анька появляется, словно живая. Ну, и как теперь жить? Допив до дна, Влад вернулся в кровать и постарался ни о чем не думать, или, уж в крайнем случае, разогнать бесноватый хоровод, что водили мысли.
Промаявшись еще с полчаса, принялся мерить большими шагами комнату. Не помогло. Прихватив стакан, устроился на подоконнике и молча бесился, разглядывая серебристые струи воды тягуче переливающиеся в фонтане. Повод для бешенства был все тот же – Анна Дмитриевна Романова, отпустившая на свободу тело и никак не желающая отпускать душу.
Он ненавидел ее и ненавидел себя за бессмысленную рабскую привязанность. Этот чертов синдром раба, когда один раз подчинившись по своей воле не сможешь от него отвязаться. Когда с хозяином не жизнь и без хозяина никак. Остается надеяться, что этот синдром сродни ломки наркомана. Переломает и оставит, пройдет со временем и забудется, как забывается самая страшная боль…
В какой-то момент обнаружил, что мир расплывается и дрожит, от набежавших слез. Он жалел себя впервые за последние годы. Жалел, как никогда раньше, истово, со всхлипами и детским размазыванием кулаком слез по щекам, а потом разозлился. Тоже мне, герцог нашелся, его светлость, милорд – сидит голый на окне и истерит, как безмозглая девица! Слезы разом высохли, он сполз с подоконника на жесткую кушетку без спинок непонятно зачем стоящую под окном, свернулся калачиком - по-другому лечь не представлялось возможным, слишком коротким оказалось ложе – прикрылся свисающей до пола шторой. Продрог до костей, оказывается. Сон подкрался незаметно, тяжелой лапой накрыв уставшего человека. То ли оскорбленного мужчину, то ли обиженного мальчика.
Не прошло и получаса, как слабая заря несмело окрасила оранжево-розовым далекую полоску горизонта, и с каждой минутой набирая силу подкралась к замку, заглянула в темное окно третьего этажа, с интересом разглядывая молодого герцога. И усмехнувшись над обессиленным, спящим человеком устроилась на спине разлив неяркое сияние по теплой коже…

Меня сменили около пяти утра. Я хотела еще поработать, усталость совершенно не чувствовалась, но меня буквально вытолкал из операционной седой доктор, объясняя, словно зеленому практиканту, что работаем мы с людьми, и как бы не хотели сами тоже люди, и устаем чертовски. А когда устаешь, внимание становиться рассеянным, этого допускать никак нельзя - можно наделать ошибок, стоящих пациенту жизни, а на меня еще хватит пострадавших, так что нечего геройствовать.
Правоту старого доктора я осознала, только выйдя из душного, пропахшего медикаментами и кровью мобильного госпиталя. От потока свежего воздуха начало немного покачивать, а в глазах промелькнули черные точки. Оказывается, устала даже больше, чем думалось. Выкурила сигарету, сидя на стволе поваленного дерева, задрав голову вверх, вяло удивляясь, что уже почти утро, а небо по-прежнему похоже на черный бархат.
Спать решила под открытым небом, погода хорошая, а в палатке, отведенной для отдыха душно. Из кучи, наваленной на краю расчищенной площадки, извлекла спальный мешок и заползла в его теплое нутро. Поворочалась, устраиваясь удобнее на жесткой земле, и уставилась на небо в россыпи неправдоподобно огромных звезд.
И вдруг осознала, что никуда отсюда не улечу. Ни сегодня, ни завтра, до тех самых пор, пока не разгребутся завалы, и самый последний пострадавший не будет извлечен из-под тяжелых перекрытий, с каждой минутой все с большей вероятностью становящихся братской могилой. Что все сказанное Себастьяно правда, и я ничуть не лукавила ни перед ним, ни перед собой.
В какой-то миг всплыло воспоминание о свадьбе и моем обещании Наташке на ней присутствовать, но это ничего не изменило. И какое мне собственно дело до родственников? А, никакого! Значит, я вполне могу задержаться здесь, или где-нибудь еще до конца моей жизни, не то, что до отцовской свадьбы и искать меня никто не станет. Да и плевать отцу есть я или нет, вот уже два дня плевать – он от меня отрекся, а вбив себе в голову что-то, он редко оглядывается назад.
Да и страшно даже подумать, что придется вернуться в свою каюту, где слишком много вещей напоминает о Владе. Вспоминать о нем спокойно я еще не готова. Стоило о нем подумать, как помимо воли на глаза навернулись слезы, да что со мной такое происходит-то!? Я не хочу страдать по нем, а плакать уж тем более! Он этого не заслуживает! И возвращаться я никуда не хочу. Это какой-то дурак сказал, что дома стены помогают, а впрочем, может и не дурак, вот только что там может помочь, если дома толком нет? Я не хочу возвращаться, не хочу и не буду! Я хочу исчезнуть, чтобы никто не нашел, если когда-нибудь все-таки решат искать!
В медицине существует такое понятие, как массовая кровопотеря - гиповлемия, у нее есть несколько компенсаторных реакций. Одна из них – централизация кровообращения, когда умный организм борется изо всех сил стараясь сохранить то, что от него осталось. Повышается тонус сосудов венозной системы и артериол, обеспечивая тем самым только самые важные органы – сердце и мозг, а все остальное постепенно умирает от недостатка кислорода. Первыми этой чести удостаиваются периферические кровеносные сосуды. Организм не дурак, он дает медикам и человеку шанс, при благоприятных, конечно, обстоятельствах.
Вот примерно такую же централизацию нужно устроить и себе, только не с телом, а с душой. Обескровить память, а вместе с ней и любовь. И дождаться, стоя в сторонке, пока они умрут тихо и самостоятельно. Потому что когда есть угроза жизни, приходится ампутировать поврежденную конечность, как бы ни было ее жалко. И насколько ловко удастся это сделать, зависит все остальное.
А потом… потом все аккуратно подчистим, где надо соскоблим, подправим скальпелем неровные края, так, чтоб до живой ткани, тщательно промоем и прилежно сошьем. Край в край. Сосудик к сосудику. Не забыв обколоть антибиотиками и наложить стерильную повязку. И будем свято верить, что когда придет время сызнова пустить кровоток, все будет так, как надо и системы заработают без сбоя. А от случившегося останется аккуратненький, почти не заметный косметический шрам. На все нужно время.
Прости меня, ладно? Ты потерпи, а? Немножко помоги мне, а дальше я сама. Я всегда сама. Я справлюсь, честно.
Так я думала лежа под ночным небом посреди разрушенного стихией города, овеваемая теплым ласковым ветерком, слушая далекий шум работающей спасательской аппаратуры ни на минуту не прерывающей работу.
Утро принесло с собой еще больше проблем, крови и жертв, не найденных вчера и одну коротенькую записку на имя начальницы «медицины катастроф» Ивоны Шанталь от доктора Анны Романовой с просьбой принять последнюю на работу.
Согласие пришло ближе к вечеру.
Iuppiter iratus ergo nefas
Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав!
Аватара пользователя
Радагаст
молька
молька
Сообщения: 359
Зарегистрирован: 04 сен 2010, 23:45

Re: а тут то, что я терпеть не могу, но и не отвязаться от э

Сообщение Радагаст »

ЭПИЛОГ

И было много всего и всего понемногу. По-разному, но всегда одинаково. Кровь, грязь, развалины, страх, иссушающая, выматывающая жара и сковывающий до оцепенения холод. И ты, как последняя надежда. Ты, в компании точно таких же сумасшедших. Малая горстка на просторе вселенной, нагло именующая себя спасателями из «Медицины катастроф». Для нас открываются многие двери, но еще больше захлопываются напрочь. Мы не имеем права на усталость, ошибку и бессильную ярость. Только на работу.
Страшнее любой природной катастрофы, ужаснее самого свирепого торнадо, смерча, наводнения и снежных лавин катастрофа именуемая войной. Вот уж где кровь по-настоящему стынет в жилах, а руки готовы опуститься от бессилия. Даже если ты и не можешь предотвратить стихийное бедствие, в твоих силах свести его жертвы к минимуму, вовремя спрогнозировав, хвала богам, изобретены такие приборы. Не на сто процентов прогноз, но все-таки. А здесь нет. Какие могут быть приборы и прогнозы? Да даже если бы и были…
А войне… войне плевать глубоко и откровенно на все твои старания. И только посмей порадоваться, что собрала из составных отдельно взятого человека, она тут же подкинет другого в еще более ужасающем состоянии. И ты будешь выть от бессильной злобы, несмотря на весь свой профессиональный цинизм и опыт, стоя у операционного стола, что не смогла, не получилось… Человек умер. И совсем не утешает, что если не смогла ты, то уж точно не смог бы никто другой. Потому что у тебя есть способности, которых нет у других. Потому что можешь «держать», вырывая у костлявой так необходимые тебе секунды… А все равно не вышло!
Пытаясь хоть как-то облегчить и предотвратить лишние смерти с обеих сторон, ты сознательно идешь на плен, и плевать на правых и виноватых. И живешь в скотских условиях, спишь на дне вонючей ямы, вместе с военнопленными и жрешь всякую дрянь, чтобы не сдохнуть и продолжать работать. И оперируешь в антисанитарных условиях. А душу греет только одно – ни одна из воюющих сторон не посмеет поднять на тебя, доктора, руку. Но пули, как известно, дуры и к тому же, слепы. Многие погибают на войне. Врачи, к сожалению, не защищены от случайной смерти.
Но война, как не цинично звучит, дело житейское. На ней обязательно кто-то прав и кто-то виноват. Хуже дело обстоит с другим рукотворным ужасом, совершенно отдельной статьей и головной болью – шахты, прокопанные в заведомо опасных с точки зрения обрушения и скопления газов, местах. Отели на берегах океанов, в опасной близости от кромки прибоя, на которые рано или поздно накатит цунами, а что поделаешь – структура планеты и погодные условия соответствующие и не нами установленные. Живописные горнолыжные курорты в лавиноопасных, но таких соблазнительных по крутизне и красоте, зонах.
Вчера и сегодня было ничего, и хозяева подобных балаганов твердо уверены, что так будет впредь, и прислушиваться к тебе, не собираются, сколько не лепечи про минимальные требования техники безопасности и приборов прогнозирования. К чему? Все же в порядке! А штат своих спасателей и приборы… их не накупишься! Оно стоит дюже дорого. А планета, в согласии с горой и погодой возьми, да мерзенько так подшути – и снега уже выше крыши!
И ты сверху всего этого с высунутым языком и твои ребята, в безопасной зоне мостящие мобильный госпиталь. И копошишься с лопаткой наперевес, опутанная веревками подстраховки на случай провала. А иначе нельзя! Вдруг там, внизу, посреди ледяного плена остался кто-то живой? Ты обязана его вытащить, и вытащить вовремя, иначе грош тебе цена, как спасателю!

…Влад очень быстро уставал, да и кто выдержит постоянного напряжения? Он вынужден был контролировать едва ли не каждый свой шаг, слово, поворот головы! А еще шайка «золотой молодежи»… Чем дальше, тем все больше и больше раздражали все те молодые бездельники, что приходили в дом герцогини и звали развлекаться. Девушки, что бывали с ними, казались глупыми, инфантильными и начисто лишенными воображения. Все их чаяния сосредоточены на добывании новых впечатлений, развлечений и безделье.
Надеясь поскорее скинуть рабский ошейник, и представить себе не мог, насколько тяжким испытанием может оказаться долгожданная свобода. Свобода, обернувшаяся к бывшему рабу не самой лучшей своей стороной. Он был чужим в этом мире. Нет, приспособился он быстро, словно маску натянув навязанную роль слегка таинственного, но крайне милого парня из хорошей семьи, внутренне заходясь бешенством, что вынужден поступать так же, как они, вбивал себя в рамки, учился не замечать бесконечную череду прислуги дома, обслуги за его пределами и журналистов. Вот уж кто доводил молодого человека до исступления! Эти проныры были готовы караулить герцога круглые сутки. Их интересовало все – что на обед ест, какого цвета его трусы и кто выполз поутру из герцогской постели, а еще пикантней, из чьей выполз он! Почему он улыбнулся вон тому мужчине, а женщину проигнорировал, уж, нет ли у чужака известных отклонений?! В первый раз прочитав о себе подобное Влад готов был ходить по потолку и бежать бить морду. Его остановила Ольга, похлопав по плечу и мягко посоветовав не придавать подобным выпадам, особого внимания. Здесь действовал простой закон – если ты сам спокойно воспринял подобную публикацию, с тем же спокойствием ее воспримут и другие.
И оказалось, что неволя не ограничивается ошейником. Что помимо ошейника существуют жесткие правила поведения, коим должно следовать, ни на шаг не отступая, поскольку на кон поставлена не шкура, а репутация. Шкура что, она заживет, а вот испорченную репутацию можно и не восстановить. А быть парией в мире, где предстоит жить крайне неприятно. Вот и приходилось выкручиваться и соответствовать, сквозь зубы, кляня бывшую хозяйку, подложившую напоследок такую свинью. И таскаться по вечеринкам в компании разнузданных шалопаев, которые танцевали почти до утра, а потом отсыпались до вечера. Не соврала Ольга. А вечером все сначала. Золотая молодежь, мать ее! Они громко галдели, слушали оглушающую, лишенную смысла музыку, курили какую-то гадость и напивались до беспамятства.
Влад поддерживал с ними отношения только ради герцогини, считавшей это единственным, что должно волновать молодого внука. Его ровесники из его круга, которые, без сомнения, покажут ему хороший пример и изумительные манеры. То ли ее светлость за количеством лет попросту выжила из ума, то ли совершенно искренно не желала обращать внимание, что в действительности вытворяли отпрыски благородных семейств. Бывший раб ухмылялся про себя, качал головой, размышляя, что эти охламоны мало чем могут его удивить.
А еще было море девиц и женщин постарше, и даже замужних, стремящихся скрасить герцогу постель. Нет, против этих он ничего не имел, главное, чтоб не надоедали слишком. Он быстро научился расставаться с самыми назойливыми из них. Легко и безболезненно для обеих сторон. Небольшой подарок, легкая улыбка, приятный вечер в тихом ресторанчике. Почему-то так выходило, что ни одна на него не обижалась, заявляла, что он душка и, отечески потрепав по волосам, исчезала в следующей постели. Хуже, когда они пытались разговаривать «по душам», стараясь выведать его тайны. Эти разговоры Влад быстро пресекал, переводя на тряпки и драгоценности.
Была еще одна небольшая проблема. Даже оставаясь в одиночестве своей комнаты, вынужден был заклеивать клейма специальным тонким пластырем имитирующим кожу, чтоб вопросы лишние не задавали. Свести следы ожогов все руки не доходили, да и в его положении клинику нужно искать со слепо-глухо-немыми врачами. Влад знал одну такую, но скорее прогуляется голым по зимним улицам города, чем обратится туда.
Впрочем, клейма ему не особо мешали, сложнее приходилось со шрамами от кнута, но и тут Влад вывернулся достаточно быстро, придумав сказку о том, что будучи подростком, глупо поспорил с друзьями, что вытерпит любую боль. Глупые дети и приложили к спине не менее глупого товарища несколько раскаленных железных прутьев. Спор он выиграл, а отметины вот остались. Ему верили, восхищались, сочувствовали, а иногда и журили за безрассудство. Слава богам, среди женщин перед которыми заголялся бывший раб, не попадалось ни одной, хоть сколько-то связанной с медициной, иначе его быстро вывели бы на чистую воду.
Ольга, знающая об этих трудностях, с увлечением играла во врача экспериментатора, испытывая на несчастном герцоге аптечные новинки, обещающие буквально с первых сеансов свести все шрамы и рубцы. Влад посмеивался над ее стараниями, но спину смиренно подставлял. Чем черт не шутит, вдруг получится.
В этом отношении безопаснее иметь дело с женщинами из местного борделя. Заплатил, получил вполне профессионально, удовольствие и отчаливай, следующий клиент дожидается. А уж коли поговорить по душам и спросить житейского совета – добро пожаловать к Мадам. И ей можно рассказать, что несмотря ни на что на душе пусто, что спать нельзя и не спать невозможно. Что кошмары каждую ночь, и ненависть разъедает то, что от души осталось. И ночь это самое страшное, когда зверем мечешься меж камином и кроватью и засыпаешь под утро, и мотаешься, как неприкаянный, по глупым вечеринкам и балам лишь бы не оставаться наедине с собой. Уж Мадам-то, она все поймет и тайны никому не растреплет – профессиональная этика.
Ольга при первом же удобном случае сбежала в свой городской дом, доставшийся ей вместе с титулом, собираясь заняться тем, о чем мечтала всю жизнь – журналистикой. Уж насколько Влад не любил журналистскую братию, но Ольгу в ее выборе поддержал, и во всех боях со старой герцогиней неизменно принимал сторону сестры. Да и почему не поддержать, если Ольга действительно талантливый журналист? Ольга работу свою любила, и отступаться не желала, а бабка, побушевав с недельку, утихомирилась.
Сперва сестра поступила в какую-то студию, но очень скоро ушла и открыла собственный канал. Влад хотел помочь ей финансово, но она отказалась, и как он не увивался вокруг, была непреклонна. Она даже не разрешила подарить ей камеру. Единственное, что приняла от Влада это смешную статуэтку бога, а точнее богини информации – скрюченную старуху с колкими глазами и губами сложенными так, что, казалось, вот-вот сообщит какую-нибудь гадостную сплетню. Влад подозревал, что в магазине его просто обманули насчет богини, никакая она не богиня, но Ольга долго хохотала и поставила бога на стол в кабинете. Герцог, не таясь, завидовал сестре. Она не наследница, не отягощена обязанностями перед семьей и ей в постель не пытались подкладывать тупоголовых девиц.
Очень скоро такая жизнь стала раздражать Влада до зубовного скрежета. У Ольги хоть работа была, а он болтался, как известно, что в проруби. Но был вынужден с этим мириться, пока не почувствовал в себе достаточно злости чтобы всерьез поссориться с герцогиней, послать к черту весь цвет золотой молодежи и запереться в тиши дядиного кабинета.
В кабинет он зашел впервые с момента приезда в родовое поместье, где ему так истово пытались привить гордость за происхождение и ненависть ко всем остальным, не осененным и не достойным. Никто из них так и не понял, что Влад человек из другого мира не по происхождению, так жизнь выбрала. Он не мог ненавидеть Дмитрия Петровича, так много сделавшего для него, ни Наташку, возившуюся со скальпелем в тиши операционной, ни всех остальных своих знакомых. Возненавидеть можно было только Аню, но и ту лишь по личным мотивам.
Влад сел за широкий стол, выдвинул ящики и вывалил перед собой груды документов, в которых предстояло разобраться. Это было не самоуправство, а совершенно законно, благо о вступлении в наследство уже сутки как объявили. И ему было, мягко говоря, неинтересно, что подумает о подобных изменениях бабка. Влад устал от развлечений, и теперь хотелось только работать в тиши и спокойствии темного кабинета, уставленного тяжелой мебелью, с неизменной пастью неприкрытого камина, в дымоходе которого что-то завывало и ухало. Поднялся ветер, обещавший к ночи принести дождь.
Отодвинул документы около четырех утра. Голова гудела, на передвижном столике стояло два опустошенных кофейника в окружении грязных чашек, все это хозяйство, только полное и чистое было принесено заботливой Наом. Вот вам и преимущества хозяина жизни. Глаза слипались, несмотря на все количество выпитого кофе, но это было ничего. Теперь у него была своя собственная экономическая стратегия. Своя империя, которую будет строить, и развивать по мере сил и возможностей. Безымянный раб, от которого герцога отделял всего год не смел о таком и мечтать.
Влад прилег в кабинете на неудобный кожаный диван, но так и не смог уснуть. Он лежал с закрытыми глазами строя планы на будущее. В жизни появилась цель. Так хорошо он себя не чувствовал уже два месяца. Кажется, в пустой жизни начал появляться смысл. Да еще какой!
Он, оказывается, владеет двумя заводами. Литейным и ремонтным, для небольших космических кораблей. Не бог весть что, но и не мало. Еще пушная ферма и отель в городе. И другая мелочь в виде акций порта, почти контрольного пакета акций небольшого банка. А управляющий, которого так расхваливала вдовствующая герцогиня, не желая подпускать внука к делам, ей попросту врал. Даже такому профану, как Влад было понятно, все далеко не так гладко. И предприятия стали не то чтобы совсем уж убыточными, но дела на них шли ни шатко ни валко, и чтобы не дошло до краха предстояло много и серьезно работать. И делами предстояло заняться всерьез, чего ни его дядя, ни управляющий похоже, не делали. Первый предпочитал наживаться на банковских и биржевых махинациях, а второй просто поддерживал то, что еще не успело развалиться.
Влад примерно представлял, что нужно сделать, чтобы все поставить с головы на ноги. Неосознанно возносил хвалу бывшей хозяйке за настойчивость в его обучении, и разноплановость программы, что преподавали на станции. Благодаря этому Влад смог не только прочесть финансовые документы, но и примерно понять, что там написано! Нет, конечно, он не обольщался на свой счет и не собирался тянуть все в одиночку. Как можно что-то делать, если и близко не знаешь, как управляться со всем этим хозяйством. Но он всему научится со временем, на первых порах ему понадобится сильная команда профессионалов, которая поможет неопытному герцогу, натаскает и все объяснит. Их подбором он займется в самое ближайшее время.
Но это были не самые неприятные открытия. Из документов Влад узнал, что владеет он не только недвижимым имуществом. В имущественном перечне значились четыре сотни рабов, закупленных для нужд литейного завода и фермы.
Молодой герцог поежился и перевернулся на другой бок. Четыреста рабов, свободных рабочих около семи сотен и это только на заводах, а есть еще и отель! Как справляться с этой оравой!? Со свободными все более ли менее понятно, а вот что делать с рабами? Он не может, не имеет права оставить все как есть! Он обязан заботиться о тех, у кого украдена возможность позаботиться о себе самостоятельно. Бывший раб почти физически ощущал, как на плечи падает, сдавливая стальным обручем, неподъемная ответственность.
Влад поднялся с дивана, когда солнце настойчиво пробилось сквозь шторы. Принял душ, переоделся и тайком пробрался на кухню, быстро выпил кофе с бутербродами, собственного приготовления и поспешил убраться, боясь столкнуться с поварами, которые тут же поведают бабке о его непотребном поведении. Герцог не должен ошиваться на кухне. Владу не хотелось начинать день с ругани. Время только потеряет. Спустился в гараж и без провожатых отправился на завод, начать решил с литейного, не сомневаясь - работа на нем, не смотря на ранний час уже кипит вовсю.
Он вел машину по прямой, гладкой дороге. Глядя на убегающее черное полотно, размышлял об изменениях, которые собирался учинить. Влад примерно предполагал, какие ожидают трудности. Он хорошо знал людей на него работающих, даже не видя их. Он был одним из них. Многие из этих людей, не все, но большинство, настолько лишены воли и каких-либо желаний, что безропотно пойдут на бойню, если их поведут люди с бичами в руках, и совсем не обязательно размахивать этими бичами.
Но среди этого серого измученного стада, стоящего где-то на грани человеческого и скотского, найдется один или два таких, каким был когда-то он сам. Сильные, своевольные, вечно избитые из-за этого, те, у кого есть личное место в бараке, сесть на которое не смеет никто и на порцию их кормежки не позарятся, признавая за ними сильных. Вот этих людей Владу предстоит найти и переманить на свою сторону, иначе он просто не справится с остальными, никакая жестокость не поможет.
Влад на собственной шкуре понял, чтобы привести человека в чувство нужно несколько месяцев напряженной работы. С ним одним. У него не было ни времени, ни возможностей. Ему предстоит изменять сразу четыре сотни, три из которых находятся на заводе.
Завод заметил издали, впрочем, его трудно с чем-то спутать – отвратительная вонь плавящегося металла витающая в утреннем воздухе, и высокая глухая стена с гирляндой поблескивающей в утренних лучах проволоки, спиралью обвивающей верхушку стены. Еще и к электросети, небось, подключенной. Для надежности.
Подъехав к глухим железным воротам, отгораживающим завод от остальной жизни, коротко посигналил. Охранники пропустили беспрепятственно, очевидно узнав машину. Герцог не знал точно, куда нужно ехать, но спрашивать у охранника, сидящего в зарешеченной будочке, не стал.
Он ехал по разбитой дороге мимо мрачных зданий цехов, с раскрытыми черными пастями высоких ворот, из которых несся неумолчный гул работающей техники. За цехами виднелись почерневшие стены длинных обветшалых строений. Даже будучи здесь впервые, безошибочно определил в них жилые бараки. Каждый, навскидку, мог вместить не более пятидесяти человек. На заводе триста рабов, значит, по трое на место. Арифметика, прямо скажем, не утешительна.
Iuppiter iratus ergo nefas
Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав!
Аватара пользователя
Радагаст
молька
молька
Сообщения: 359
Зарегистрирован: 04 сен 2010, 23:45

Re: а тут то, что я терпеть не могу, но и не отвязаться от э

Сообщение Радагаст »

Остановил машину, вцепившись руками в руль.
Ему без надобности спрашивать, где искать управляющего. Он прекрасно знал подобную архитектуру. Там, за бараками, небольшая, вытоптанная площадка с двумя вкопанными бревнами или одним, или просто кандалы, вмурованные в стену, это уж как кому в голову придет. А рядом небольшой крепкий домик, где содержат особо ретивых противников хозяев, работ и еще чего-нибудь, это у кого фантазии на что хватает. Возле домика должно находиться еще одно каменное здание. Вот там-то и располагается кабинет управляющего.
Владу предстояло пройти через эту площадку, если он действительно вознамерился встретиться с местным начальством. Сделать это оказалось сложнее, чем мог себе вообразить. Да что там! Выйти из машины и то проблема! По виску поползла холодная капля пота. Он что – боится!? Черт, этого только и не хватало! Реформатор хренов! Влад выругался сквозь зубы и совсем не аристократически обтер о штаны влажные ладони. Молодой человек мысленно прикрикнул на себя, в конце концов, он уже больше не раб и его никто к столбам приковывать не собирается. Так что нечего бояться! Ты теперь хозяин, нечего рассиживаться! Вылазь и иди! Начинать с чего-то надо! Коротко выдохнул, решаясь, совершенно не подумав, что этот путь необязательно идти, можно подъехать к конторе на машине.
Еще неизвестно, сколько бы так просидел, пялясь на пятачок перед капотом и уговаривая себя, но из ворот ближайшего цеха не появились трое охранников. Герцог опознал их по черной, строгой форме. Мужики лениво перекидывались словами, щурясь после темноты на утреннее солнце, не замечая машины, торчащей посреди дороги. Степенно закурили. Влад, наконец, решился и вышел, громко хлопнув дверцей. Если хотел так предупредить о своем появлении - ничего не вышло, шум завода заглушил лязг двери. Медленно приблизился к троице, давая им время себя заметить и хорошенько рассмотреть. Сам тоже внимательно рассматривал надсмотрщиков, по привычке выделяя самого опасного. Два молодых, один постарше, скорее всего начальник, но не факт. У того, что стоял к нему лицом глаза холодные и злые. Молодь она почему-то больше зверствует, оттого что глупые, наверное.
Влад был шагах в пяти, когда один из охранников все же обратил внимание на незнакомого хмурого мужика, почему-то вольготно разгуливающего по территории. Остальные, видя, что внимание товарища привлекло что-то сзади, как по команде повернулись. Ага, старший при виде дорого одетого гостя с холодными серыми глазами на застывшем, бледном лице подтянулся и даже можно сказать, узнал. На его лице промелькнул комичный ужас. Точно начальник. До них слухи о смене власти доходят быстрее, чем до рядовых. Остальные, наблюдая реакцию начальства, на всякий случай попрятали окурки и неловко вытянулись, настороженно разглядывая гостя. Влад с интересом исследователя наблюдал за происходящими переменами.
- Где управляющий? – вполне мирно поинтересовался герцог, чувствуя холодок, пробежавший по спине при виде плеток свисающих с поясов охранников.
- Он… он там, - чуть запинаясь отрапортовал старший махнув рукой в сторону бараков преданно заглядывая Владу в глаза и пытаясь, так же как и тот мгновение назад с ходу определить, чем может грозить появление на заводе столь высокого гостя, - решает текущие вопросы с… с дисциплиной. Вас проводить, ваша светлость?
При упоминании титула на лице молодых появился точно такой же ужас, как и совсем недавно у начальства. Ага, проняло. Поняли, кто пожаловал. Хреновые, однако, работнички. Начальство, даже только что сменившееся, надобно знать в лицо.
- Не нужно, я сам найду, - ответил Влад и направился к машине.
Знаем мы эти ваши текущие вопросы с дисциплиной, злобно думал Влад, выворачивая руль, уверено петляя меж строениями. Все сомнения, как рукой сняло. Эти решения обычно заканчиваются парочкой поротых в кровь спин и отбитых почек. А может и еще чем похуже. Бывали, знаем, прочувствовали.
Так и оказалось. Влад подъехал к площадке, где решались дисциплинарные вопросы. Взгляд зацепился за обнаженного парня, растянутого меж столбов, спину которого густо покрывали кровоточащие ссадины. Усилием воли оторвал глаза от истерзанной спины раба, едва удерживая разгорающуюся ярость. Что бы ни совершил несчастный, он не заслужил подобного наказания. Краем сознания, оставшимся свободным от гнева, со злорадным удовлетворением отметил – раб не кричал. Новоявленный рабовладелец перевел тяжелый взгляд на палача, а затем и управляющего. Его Влад узнал по фотографии из просмотренных ночью отчетов. Видеть наказание со стороны, как всегда тяжелее и отвратительнее, чем самому участвовать в заглавной роли, если сейчас же не вмешаться, потом будет уже ни к чему. Болевой шок, разрыв сердца или еще что-нибудь в этом роде.
Влад зло хлопнул дверцей и направился к месту действия. Его появление заметили почти сразу. Управляющий отвернулся от дисциплинарных проблем. Лицо благообразное, никогда не скажешь, увидав где-нибудь в другом месте, что он может вот так спокойно присутствовать при истязании себе подобного. Впрочем, он, скорее всего, считает это просто работой, не лучше и не хуже других. У палача ведь тоже работа и никто не корит его за отрубленные головы.
- Ваша светлость, мы так рады… - управляющий радостно раскинул руки, будто намереваясь обнять Влада.
- Прекратить! – прорычал приказ герцог, игнорируя приветствие.
- Но…
- Я сказал – прекратить! – процедил Влад. Сдерживаться становилось все труднее.
- Ты слышал, что приказал его светлость!? – заорал управляющий палачу, которому было откровенно наплевать, о чем разговаривает начальство. Он продолжал выполнять свою работу до поступления более четких приказов, но после окрика послушно опустил плеть. Раб безвольно повис на руках, тяжело дыша и борясь с одуряющей болью.
- Снимите его! – коротко приказал Влад.
- Но, ваша светлость, это бунтарь, мы еще не узнали… - управляющий осекся, словив холодный взгляд молодого человека не предвещающий в случае неповиновения ничего хорошего, и махнул равнодушному палачу, крайне последнему завидуя – с него-то ответа никто не потребует. А герцог, по-видимому, слишком молод и глуп, чтоб понять всю значимость проводимой экзекуции. А может, у него еще и пунктик какой, по поводу милосердия. Кто его знает? И невыполнение прямого приказа может означать потерю хорошо оплачиваемого и столь всесильного места, где можно карать и миловать по собственному усмотрению теша собственное честолюбие.
Раба отстегнули, позволив рухнуть на землю. Влад втянул в себя воздух, стараясь успокоиться и не разорвать управляющего на месте.
- Я желаю с ним поговорить. Где я могу это сделать? – смерив управляющего тяжелым взглядом, поинтересовался он.
- Наверное, у меня в конторе, - неуверенно проговорил тот, - но стоит ли вашей светлости…
- Еще одно слово, и вы вылетите отсюда без выходного пособия и с обвинением в злостной порче движимого имущества, - тихо, но четко проговорил Влад.
- Да-да, конечно… как изволите, милорд… мы сейчас же его приведем, - испуганно залепетал управляющий, похоже, этот своевольный мальчишка ему не по зубам и ведь выставит и обвинит. Он в своей власти, ему полгорода принадлежит.
Управляющий, приседая и кланяясь, проводил Влада к зданию конторы. Когда они проходили мимо машины герцог задержался прихватить документы, среди которых спрятал плоскую коробочку аптечки, надеясь, что служащие гаража хорошо отрабатывают свои деньги, и она укомплектована всем положенным. Там обязательно должны быть противошоковые и обезболивающие препараты. Пусть и самые простые. Без них и думать не стоит говорить с избитым почти до потери сознания рабом. Из-за боли парень может просто не понять, о чем с ним говорят.
Влад критически обозрел помещение конторы. Тесная комнатка с толстым слоем пыли на стеклах небольшого окна. Стол, заваленный бумагами. Пара неудобных стульев, жесткая кушетка. Не самый новый компьютер. Маленький экран видеофона. Перевернутая бутыль, наполовину наполненная водой с одноразовыми стаканчиками на подставке. Металлический ящик сейфа с простеньким кодовым замком и еще одна дверь в глубине. Как пить дать в отдельный санузел. Бедненько как-то, неуютно.
Чтоб скоротать ожидание сел за стол и просмотрел несколько верхних документов. Счет-фактуры, договор с транспортным агентством, истекающий на днях и еще какая-то дребедень. Нужно изъять документы и дома основательно разобраться.
Сложив бумаги обратно, Влад с любопытством выдвинул один из ящиков стола. Из недр ящика с грохотом выкатился стакан, ударился о стенку и, коротко громыхнув, остановился. А это еще что такое? Можно, конечно, предположить, что управляющий любит чай или кофе, но как-то оно сомнительно, а если сличить с этим его красную рожу… Влад понюхал стакан и брезгливо передернулся, так и есть – пойлом каким-то воняет.
В дверь деликатно постучали, герцог рывком задвинул ящик и громко разрешил войти. Дверь распахнулась, однако, не бухнув ручкой о стену, и в комнату вволокли раба, тот едва переступал ногами. Вслед за ними семенил управляющий.
Раба подтащили ближе к столу, за которым сидел Влад, с силой надавили на плечи, заставив бухнуться на сбитые колени, проглядывающие в прорехи рванья, в которое принарядили парня, очевидно, чтоб не шокировал герцога своей наготой, прикрикнули, заставляя стоять ровно, и не смел заваливаться на бок.
Влад оглядел несчастного. По возрасту тот едва ли был старше герцога. Это станет понятно, когда с парня смоется сантиметровый слой грязи, а пока новоявленный хозяин видел только коротко остриженную, понуро опущенную башку, грудь и живот в фиолетовых полосах и скованные за спиной руки.
- Снимите наручники и можете быть свободны, - проговорил Влад.
- Ваша светлость, вы не понимаете! – взвыл управляющий. – Это самый опасный экземпляр! Вы не смотрите, что сейчас он ведет себя так тихо, от него любой пакости ожидать можно!
- Снимите наручники и можете быть свободны, - повторил Влад властно.
- Ради вашей же безопасности позвольте оставить хоть одного охранника… - в последний раз попытался воззвать управляющий к его благоразумию, но в ответ получил лишь холодный взгляд серых глаз, пробравший до печенок. Этот взгляд Влад позаимствовал когда-то у Сахи.
Да, герцог с такими взглядом сам кого хочешь удавит голыми руками, у управляющего душа в пятки провалилась. Ну и черт с ним! Управляющий предупреждал! Он махнул охранникам, те расстегнули наручники. Руки раба безвольно упали, с тихим стуком ударившись костяшками пальцев об пол. Все лишние поспешно удалились.
- Да, остановите все работы, - приказал Влад в удаляющуюся спину управляющего, - и отправьте рабов в бараки.
Если управляющий и хотел возразить, оставил мысли при себе и, поклонившись, закрыл дверь.
Оставшись с рабом наедине, Влад долго разглядывал всклоченный затылок, размышляя, что дальше. Если он не ошибался, в обморок тот валиться не собирается, ну, или только чуть-чуть. Тем более он пока держится на адреналине или на чем там еще держатся в таких ситуациях. А Владу нужно немного времени, чтобы раб привык к нему и более охотно пошел на контакт.
Молчание затягивалось. Голова раба еле заметно качнулась, и меж слипшимися лохмами блеснули глядящие исподлобья глаза. Разглядывает, Влад усмехнулся про себя. Он, как заправский телепат, мог сейчас читать мысли. Вот сейчас он оценит хозяина, как возможного противника. Взвесит все за и против и бросится в попытке вцепиться в горло, терять ему нечего, уж если взялись так обрабатывать, уж будьте уверены, либо забьют насмерть, либо покалечат так, что останется только пристрелить. Голова опять качнулась, теперь уже вниз. Ага, оценил. Решение принимает. Главное не пропустить момент, и не добавить парню лишних страданий. Влад-то его скрутит в секунду. Плечи раба напряглись. Готовится к прыжку.
- Даже не думай, - предупредил герцог, однако подобрался, - у тебя нет шансов. Я в лучшей форме.
Плечи опустились, голова свесилась почти на грудь. Раб продолжал упрямо хранить молчание. Ишь ты, усмехнулся Влад про себя, какие мы гордые! Однако парня зауважал, за одно только, что не пожелал с ним, с хозяином, разговаривать. На это не многие отважатся. Герцог встал со своего места, обогнул стол и примостился на краешке, сдвигая задом стопки бумаг.
- Так чего бунтуем? – поинтересовался он у склоненной головы. – Необходимость какая, или привычки ради?
В ответ лишь угрюмое молчание. Влад его понимал и не злился. Сам в такой ситуации был не более разговорчив, и держался куда хуже, ища в действиях хозяйки подвох, как тогда казалось, обоснованно ожидая какой-нибудь гадости.
- Понятно, значит, от нечего делать, - Влад намеренно раздражал его.
- Нас не кормят уже много дней, воды почти не дают, - голос звучал хрипло и слабо, но с явной насмешкой, - бьют без повода...
Точно – терять нечего. Иначе б не заговорил в таком тоне. Сказанное не повод, или, по крайней мере, недостаточный повод. Такие вещи происходят везде, где есть рабы, почти ежедневно и к ним если не привыкли, то смирились. Здесь что-то еще. Что-то более серьезное, чем побои и голод. А может, как у Влада год назад, рядом мамка с дитем ревели благим матом? Как выяснить? Как разговорить? Влад прикусил губу размышляя. Посулить, что ли послабления? Нет, не поверит. Сам бы не поверил.
- Хорошо, но ты сам понимаешь, это не основание для бунта. – Раб молчал. – Все сейчас зависит от тебя. Говори или снова под плеть отправлю.
- Воля ваша, - чуть пожал плечами раб.
- Это точно, - согласился Влад, - воля моя. Номер!
- Пятнадцать, двадцать, - буркнул раб.
Влад удивленно вскинул брови. Что-то не припоминал в отчетах, прочтенных ночью, этого номера.
- Очень интересно, - протянул он, - тебя, что – недавно купили?
Раб молчал. Влад вздохнул, дотянулся до бутыли, наполнил наполовину стакан, поднял голову раба, поднес стакан к разбитым губам, приказал, - пей!
Парень попытался отдернуть голову, но Влад крепко держал за шею.
- Успокойся! – прикрикнул он. – Гордости твоей грош цена, сейчас в обморок же грохнешься! Пей, кому сказано!
Раб вздохнул, покоряясь и неуклюже схватив губами хрупкий край стаканчика, принялся жадно пить. Стакан опустел, Влада смял его и бросил в урну.
- Легче? – раб отвернулся. – Так что тут у вас стряслось? За что тебя так?
- К чему хозяину это? Хозяину управляющий уже все рассказал…
- Хозяин человек новый и ему плевать на управляющего, - хмыкнул он, - хозяин раба хочет послушать. Если раб расскажет правду и вина его будет невелика, хозяин уволит управляющего.
Раб вскинул голову и поморщился – слишком резко. Долго смотрел на Влада и, наконец, решился раскрыть рот. Из рассказа выходило, что старый хозяин, то бишь, дядя Влада, промышлял не только братоубийством, но и похищением детей. И, скорее всего, шантажом. А зачем еще детей похищать? Этот раб телохранитель при дочке одного уважаемого человека, которую и похитил отец Ольги.
Их подловили у школы, где раб встречал свою молодую хозяйку. Ему хорошенько врезали по голове, а девочке что-то вкололи. Очнулись они, и раб, и хозяйка, уже в заводском бараке. Девушку обрили, вырядили в рабское рванье, поставили временное клеймо.
Не прошло и недели, хозяин куда-то исчез. Посадили, голубчика, хмыкнул про себя Влад. А раб со своей бывшей хозяйкой так и остались на заводе. Над девчонкой и рабы и охрана потешались, он берег хозяйку, как мог. Вчера молодые надсмотрщики решили с девчонкой поразвлечься, она в крик. Наплевав на собственную безопасность, парень выскочил из барака, его хозяйку уже успели повалить на землю. Кинулся на надсмотрщиков и вот…
В общем-то, все правильно, думал Влад, хочешь спрятать кого-то необязательно выдумывать какое-то логово, достаточно просто запихнуть в рабский барак, если имеется такая возможность. Кто будет искать человека среди животных? Да никто! А там можешь сутками орать – все равно никто не услышит, да и слушать некому. Только надсмотрщики. А они плеткой врежут и кричать перехочется. Хорошо хоть клеймо временное, оно сойдет месяца за три, простая татуировка, с настоящим было бы тяжелее. Ну, дядя, ну скотина! А Владу расхлебывай все долги. По наследству!
- А это уже необходимость, - тихо проговорил Куприн. Он, конечно, все проверит, но потом. Сейчас необходимо позаботится о парне.
Обойдя стоящего на коленях раба, принялся рассматривать спину. Ссадины все еще кровоточили. Задумчиво посмотрел на штаны, их пояс приходился на глубокую ссадину. Нужно убрать грязную рванину, она ничего не дает, кроме заражения крови.
Присев перед рабом на корточки сочувственно спросил:
- Сильно болит?
Раб бросил на него недоверчивый взгляд и неуверенно пожал плечами.
- Ты потерпи еще немного, ладно?
Влад достал из аптечки ножницы, аккуратно срезал лохмотья, закончив вернулся к аптечке в который раз с благодарностью вспоминая бывшую хозяйку, сумевшую многому научить. В аптечке нашлось все необходимое, вот только обезболивающее было так себе, слабенькое - не сумеет в должной мере усмирить боль, но хоть что-то. Он аккуратно зарядил два походных шприца и, приблизившись к рабу, крепко взял за руку, развернув ее ладонью вверх, предупредил:
- Не дергайся…
Протер сгиб локтя смоченным в спирте клоком ваты, приложил один за другим шприцы. Первый укол заставил того вздрогнуть, когда игла проколола кожу отыскивая вену. Влад подождал, пока лекарства начнут действовать и, как сумел, разъяснил парню, что собирается делать. Тот молча кивал, ему было все равно.
Взяв бутылку с антисептиком, с сомнением посмотрел на нее, потом на спину раба, раздумывая, как удобнее все обработать. Не надумав ничего лучшего, решил просто полить раны вонючей жидкостью. Не забыв сообщить парню, чтоб вел себя спокойно, открутил крышку и наклонил бутылочку.
Антисептик был хорош, с кровоостанавливающим эффектом и недавней датой выпуска. Ни одни нервные окончания не готовы к подобной массированной атаке, несмотря на обезболивание. Раб вздрогнул и с шумом втянул в себя воздух.
- Терпи, парень, терпи, - пробормотал Влад, наблюдая, как щедро политая антисептиком спина раба покрывается розоватой пеной.
Боясь, что упадет, Влад привалил бедолагу грудью к своему бедру, осторожно придерживая за шею. Раб тихонечко заскулил и обмяк, едва не теряя сознание. Герцог не чуть не удивился бы, начни тот орать и не осуждал бы его нисколечко. Мало кто может выдержать, когда лекарственная дрянь льется прямо в открытые раны. Парня было жаль, и герцог клял себя, что не додумался уложить его на кушетку. Сейчас об этом и думать нечего – раб хоть и мешок с костями, но достаточно тяжел, да и трогать не стоит.
Дождавшись, когда раб успокоится и его перестанет трясти, потрепал несчастного по загривку, бессознательно приговаривая, что он молодец и все уже закончилось. Осторожно отлепил от своей коленки и уложил ничком на пол. Влад вытер пот, выступивший на лбу, и поплелся в крохотный санузел, поискать достаточно большое полотенце прикрыть парня.
В тесной ванной герцог выкрутил кран холодной воды до упора и сунул голову под тугую струю, в мозгах заметно прояснилось, но Влад продолжал стоять в неудобной позе, бездумно разглядывая мелкие трещинки в грязно голубом кафеле раковины. В висках начало ломить от холода. Нащупал кран и закрутил скользкий металлический вентиль, смахнул ладонью лишнюю воду. Распрямился, глядя в треснутое с одного угла зеркало, что ж, не то чтобы очень, но вполне! Влад пооткрывал скрипучие дверцы стенного шкафчика и за одной из них обнаружил застиранные, но чистые полотенца сложенные аккуратной стопкой. Из природной вредности достал два полотенца с самого основания стопки, произведя тем самым в шкафу необратимые разрушения.
Набросив одно полотенце на шею, вернулся в комнату, прикрыл вторым впавшего в полузабытье раба, потянулся к видеофону и набрал номер сестры. Конечно, можно обратиться к кому-то более знакомому – Наташке, или даже к Аньке, как бы не складывались их отношения, узнав, зачем он звонит, она не откажет и посоветует к кому обратиться, но Влад не стал этого делать. Нужно привыкать искать свои выходы.
Ольга ответила почти сразу. Она была заспанная, с растрепанными волосами и щека примята от подушки. Ну, естественно, у нее был вчера тяжелый репортаж, который она сперва снимала, а верстала всю ночь, чтоб к утру появился на экране.
- Чего хочешь? – неприветливо спросила еще не проснувшаяся сестра.
- Ольга, ты здесь всех знаешь, можешь посоветовать мне врача, а еще лучше бригаду, достаточно квалифицированных и недостаточно чистоплюйных?
- Что случилось, Влад? – сон и недовольство как рукой сняло, она вытянула шею пытаясь заглянуть ему за спину, декорации были насквозь незнакомые. – Ты где? У тебя неприятности?
- Со мной, как раз таки порядок, успокойся. Я наследство разбираю. Вот, знаешь ли, на завод заглянул, на литейный. Имеешь представление, кто у нас здесь трудиться?
- Имею, - вздохнула она.
- Вот и хорошо, что имеешь, - кивнул Влад, он не станет выяснять у нее, почему ему об этом ни слова не сказали, и так ясно – к чему лишний раз тормошить? Сам все узнает. – А если ты знаешь, то и объяснять не нужно для кого врачи. Так у тебя есть знакомые?
- Перезвони минут через десять, и я тебе отвечу – есть или нет.
Она отключилась, и Влад улыбнулся отражению в темном экране. Сейчас Ольга поднимет на уши всех знакомых медиков и найдет кого надо. Что найдет, Влад не сомневался. Не может не найти.
В ожидании оговоренного времени Влад вышел из конторы и велел позвать начальника охраны. От толпы служащих отделился высокий мужчина и стремительными шагами пересек площадку. Если Влада не подводила память, его зовут Ром. Мужчина лет сорока со смуглой кожей, орлиным носом и черными глазами буравчиками – живыми и умными.
Влад поманил Рома в сторону и, представившись, хотя в этом не было необходимости, попросил отчитаться в произошедшем. Ром ничего нового к рассказу раба не добавил.
- А можно поинтересоваться, ваша светлость, коль уж пошел такой разговор, зачем вам это? – вопрос был задан самым почтительным тоном.
- Если я скажу, что ищу справедливости, вы, конечно, не поверите и сочтете игрой в благородство ищущего новых впечатлений аристократа, - усмехнулся Влад, с таким человеком нужно разговаривать откровенно – приобретешь больше, чем потеряешь, - и может, будете правы. Это немножко не так, хотя доля истины в этом есть. Но если думаете, что побалуюсь и успокоюсь, смею вас разочаровать – я здесь всерьез и надолго. Я освобожденный. Вы понимаете, что я имею в виду?
- Это меняет дело, - столь же серьезно и бесстрастно проговорил Ром. – Но девчонка эта, чтобы не сделал ее отец вашему дяде, не заслуживает подобного обращения. Жаль только, что я сегодня задержался, иначе ничего бы не случилось, и вам заниматься не пришлось. Раб тот действительно не виноват, по крайней мере, не в этот раз, но управляющему плевать, он на него уже давно зуб точит.
- Спасибо, - неизвестно почему поблагодарил Влад, хотя это обязанности Рома – следить за порядком среди подчиненных.
- Не за чем. Я за порядком следить приставлен, - озвучил Ром мысль Влада, - иначе эта молодь, что сейчас набрали, весь завод перебьет, а это расходы лишние для вашей светлости.
Лукавил Ром. Не из хозяйской выгоды он беспристрастно дела разбирает. Такое бывает иной раз – начальником охраны нормальный человек попадается. У Влада как-то был такой. Он лишний раз раба выпороть не давал, разбирался и уж тогда решал – заковать ли в кандалы и посадить на голод или плетьми обогреть. Если хозяин не вмешивался. Против хозяина не попрешь, будь ты двести раз уверен в своей правоте. Такие люди долго в надсмотрщиках, не задерживаются. Или выживают их, или сами уходят.
- Где сейчас девчонка?
- Я ее в клетку отправил, подальше от всех, - ответил Ром.
- Приведите ее ко мне, - попросил Влад, посмотрев на часы – десять минут истекли три минуты назад.
Он вернулся в конторку, пробираясь к видеофону осторожно обогнул лежавшую на полу скорчившуюся фигуру. Парню стало чуть легче, если это, конечно, возможно, и он забылся тяжелым сном. Набрал Ольгин номер. Сестра ответила сразу и сообщила, что нашла для Влада десять человек и двенадцать помощников, согласившихся оказать нужные услуги, правда плату потребовали соответствующую. Это не испугало, он был согласен на все условия. И как только она успела собрать за столь короткое время такую ораву?
- Раз так, они прибудут на завод через час или около того. От тебя требуется обеспечить им сносные условия работы и медикаменты.
- Условия работы за мной, а вот с медикаментами пусть сами решают, им это виднее, я оплачиваю все счета, какими бы заоблачными они не показались.
Позвонив в справочную службу, выяснил нужные номера телефонов и принялся за работу. Нужны большие палатки для жилья, санитарные палатки с душами, одежда, еда и мобильный госпиталь, какими пользуются спасатели и военные.
Покончив с заказом, откинулся на спинку стула, раздумывая, что делать дальше. В дверь тихо постучали, Ром ввел в комнату худенькую девушку лет семнадцати. Грязная кожа, короткий ежик торчащих волос, острые, подрагивающие плечи и низко склоненная голова, выражающая нет, не покорность, лишь ослиное упрямство. Заметив лежащего на полу парня, она вырвалась из рук Рома, упала на колени рядом с рабом, осторожно погладила по голове.
- Сволочи, вот сволочи, - всхлипывая, бормотала она, укладывая голову парня к себе на колени. – Что же вы делаете, а? Как же у вас совести-то хватает издеваться над ним! Он же всего-навсего глупый раб! Сколько раз вам повторять – мой отец не пойдет на ваши условия даже ценой моей жизни! Не можете добраться до него, так издеваетесь над несчастным! Сколько его избивать можно!?
Ишь, жалеет, с иронией подумал Влад, а много ли жалела раньше? Небось, не раз срывала на парне зло, и бит был из-за нее не единожды. Парень вздрогнул, открыл глаза и даже попытался улыбнуться.
- Тим, Тимочка, - жалобно позвала она, давясь слезами, - ты как?
- Все хорошо, госпожа, не плачьте, - хрипло пробормотал он.
- Какая я госпожа, Тимка, - вздохнула она, Влад с Ромом удивленно переглянулись – у рабов нет имен.
- Самая обыкновенная, - проговорил Влад, раздражение улеглось, и он даже был рад, что она поначалу не обратила на него внимания.
Она замерла, испуганно косясь на незнакомца. Ром вопросительно посмотрел на герцога и, дождавшись кивка, тихо вышел из комнаты.
- Вы кто? – сглотнув, спросила она, ниже склоняясь над парнем, словно стараясь закрыть собой.
- Я новый владелец этого завода, - вздохнул Влад, - герцог Владислав Куприн.
- Баронесса Кони Невин, - чуть склонила она голову, будто они находились на светском приеме, а не в грязной комнатушке управляющего заводом, где ее держали насильно.
- Рад познакомиться, Ваша Милость, - галантно улыбнулся Влад, она так напоминала ему Нику. – Как только вы приведете себя в порядок, я свяжусь с вашим отцом и устрою ваше возвращение домой.
- А что будет с ним?
- Ему вернут ваш ошейник и отправят с вами, - пожал плечами Влад, а что он еще мог?
Она с минуту раздумывала, осторожно гладя Тима по плечу.
- А можно он останется у вас?
Влад удивленно поднял брови. Просьба девушки показалась необычной, но поразмыслив, пришел к выводу, что она права. Она готова расстаться со своим рабом, лишь бы сохранить ему жизнь. Раба, не выполнившего своего предназначения – защищать хозяйку – по возвращению домой подвергнут суровому наказанию, а может и смерти.
- Как вам будет угодно.
Девушка кивнула и поднялась.
- Госпожа, вы оставляете меня? – Тим жалобно смотрел на хозяйку.
- Да, - насколько могла твердо, ответила она.
- Но, госпожа…
- Ты, что – обсуждаешь мое решение? – холодно поинтересовалась она.
- Нет, госпожа, - обречено ответил раб. Влад отвернулся. Было неприятно. А девчонка все же молодец, на все пойдет, чтоб только раб остался жив.
- На колени перед новым господином! – приказала она.
Раб медленно встал перед герцогом на колени, полотенце поползло вниз, Тим и не пытался его удержать. Влад сочувственно посмотрел на парня.
- Баронесса, очень рад, что вы предоставили мне своего раба, - улыбнулся он девушке, оставляя ей пути для отхода, - можете быть уверены, как только пожелаете его забрать, он будет к вашим услугам.
- Спасибо, - с чувством ответила она, и уже не обращая на своего раба ни малейшего внимания, попросила проводить ее в душ.
Отправив девчонку мыться, Влад вернулся к все еще стоящему на коленях, Тиму. Ни слова не говоря, Влад помог парню добраться до кушетки. С тихим стоном Тим опустился на неудобное ложе, парень был расстроен настолько, что не обратил внимания на действия нового хозяина. Влад набросил на него полотенце. Ничего, успокоится и поймет - хозяйка права.
Выйдя из конторы, объявил, что Ром временно исполняет обязанности управляющего заводом. Когда тот в смятении пытался возражать, говоря, что может обеспечить лишь порядок и точное выполнение работ, Влад ответил, только это и требуется – завод на несколько дней прекращает работу. Пока Его Светлость не разберется со всеми делами. Когда же управляющий, залепетал про клиентов и заказы, Влад уверил, что все устроит. Он уже сегодня собирался связаться с заказчиками и сообщить о возникших трудностях – каких, Влад придумает – и просить о продлении сроков исполнения, а нет - заплатят неустойку.
Герцог приказал убрать столбы для наказаний, освобождая место под палатки. Этим занимались охранники, лица их были унылыми – не привыкли работать сами. Зачем? Под боком целых триста бесплатных рабочих. Едва успели все убрать, как прибыла первая машина с заказами. Машину под руководством Рома разгрузили те же охранники. Когда дело дошло до установки палаток некоторые начали выражать недовольство, быстро подавленное Ромом, предложившим расчет на месте. Никто не согласился.
К Владу бесшумно приблизился Ром и, не прекращая наблюдать за работой, тихо сказал:
- Я, конечно, не вправе советовать Вашей светлости, да и вы в своей власти, но я посоветовал бы вам не убирать столбы. Может быть, публичная порка это отвратительный атавизм, как выражается моя дочь, но без этого боюсь не обойтись. Не тот контингент. Потом – может быть, но не сейчас. Слишком много вольностей и сразу устраивать нельзя. Как бы беды потом не было. Я боюсь, мы с эдаким стадом просто не справимся. Понимаете о чем я?
- Ром, я все прекрасно понимаю, - не оборачиваясь к начальнику охраны, так же тихо ответил Влад, - и вы правы, я, так же боюсь, что без этого не обойтись, но давайте обговорим все это завтра. Сегодня опасаться бунта без надобности. Сейчас медики приедут. Эти люди горазды на развлечение ближнего своего, уж поверьте мне. После их обработки никому не то, что бунтовать, лишний раз обращать на себя внимание не захочется.
- Может вы и правы, - пожал плечами Ром.
- Я прав, не сомневайтесь, - усмехнулся Влад, - и, как вы изволили заметить, в своей власти.
Не прошло и двух часов, как на пустом месте возник палаточный городок. Палатки соединены друг с другом и санитарной палаткой прозрачными рукавами. Все правильно – незачем по улице после душа шляться.
Едва прибыли медики, как перепуганных рабов по пять человек под присмотром людей Рома стали загонять в душ, после душа шел госпиталь, потом их одевали, подгоняя одежду по размерам, а после уставших и растерянных переменами людей, размещали в жилом комплексе, где каждому выдавали строго дозированную порцию бульона и хлеба. Ошейники, снимать не стали, подобное послабление еще придется заслужить. Ром в этом отношении абсолютно прав и Влад и не подумал с ним спорить, в полной мере испытав на себе все эти моментальные перемены. Много вольностей сразу ни к чему хорошему не приводит.
Полная обработка завода заняла около двенадцати часов. Но Влад не жалел, что все затеял, а легкой жизни никто и не обещал.
До дома добрался далеко за полночь. Кони, которую Влад лично вызвался довезти до дома, жила в противоположной от его имения стороне.
Влад кинул машину прямо на подъездной дорожке и прокрался в дом с черного хода, надеясь, что его никто не услышит. Отвечать на неизбежные вопросы сил не было. Дом был погружен в темноту и обитатели его, слава богам, крепко спали. Вором пробрался в кухню, пошерстил в холодильнике. На ходу перекусив, отправился в свою комнату, где прямо в одежде рухнул на не расстеленную кровать. Никаких кошмаров и никаких полуночных призраков – уснул мгновенно. Утро предстояло хлопотное…
Iuppiter iratus ergo nefas
Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав!
Ответить