для вас!

[nnnnn]

В мозаике лоскутков кошкой мурлычет тишь.
Заснежены скаты пологих крыш
кудрявее облаков. Берёзовая печаль
ровно гудит в печи.
Поёт на плите, закипев почти,
душистый на травах чай.
Нетоптанная скрипит
тропка: изрядно сед,
проведать соседку идёт сосед,
поэтому чай кипит.

Хочу я хоть на день в деревню попасть.
Холодной щекой к теплой печке припасть.
Взглянуть на огонь в разогретой печи.
На пламя, что искрами в темной ночи.


Послушать - за стенкой бушует пурга:
Вот стонет и рвется, вихрится она.
Вот бьется в окно, забивая все снегом.
А утром на улице станет все белым.

Толстым покровом укрыта земля -
Усыпаны снегом леса и поля.
Дороги, тропинки под настом лежат.
Лишь ветви деревьев от ветра дрожат.

А где-то петух там пропел в сараюшке.
Пурга закружила над старой избушкой.
Лает тоскливо собака вдали -
Холодно ей в конуре на цепи.

Над крышами вьется дымок горьковатый.
Ведёрко у деда в руке узловатой.
Колодец находится в центре села,
Тропу туда снегом пурга занесла.

От снега руками лицо закрывая,
К колодцу тихонько старик добредает.
С замерзшими пальцами черпая воду,
Ворчит и ругает наш дед непогоду.

Ему бы скорее добраться домой,
Ведро донести бы с холодной водой.
Раздеться, прижаться бы к теплой печи.
Да фитиль зажечь у потухшей свечи.

Ласкается, трется, мяукает кошка.
Старуха вон пряжу прядет у окошка.
Внучонок, раскинувшись, спит на печи,
Не слыша пурги завыванья в ночи.

И тихо, размеренно время идет.
За печкой сверчок свою песню поет...
Кружится пурга над притихшим селом...
Снег белый и чистый искрится кругом...

[nnnnn]

Это такой повар был знаменитый. Не было повара в мире другого лучше. В самом Санкт-Петербурге, в царском дворце, ему всякую пищу заказывали. Даже боялись часто заказывать – слишком уж большое от его еды объедение. По всем странам об нём большая слава была. Шведский король к нему за рецептом посылал, а самого повара ему не по карману было позвать, такой дорогой он был повар - все зубы золотые и пальцы в брильянтовых кольцах. На него поварят человек триста вкалывало и кухонных мужиков с полтыщи, - такое обширное угощение каждый день готовилось и был всякий тому угощению рад, конечно, смотря кому по карману.
Приезжал к нашему царю английский король со свитой. Фрейлин одних при нём четыре десятка, все в пудре по самые уши обсыпаны, - такой был любвеобильный. А по этому полюбовному делу ещё и в гостях покушать любил. Посадил английского короля наш царь у себя за стол и всяких яств к нему подвигает. А король уже был наслышан про повара знаменитого Оливьёва, и вышел у него поэтому с царём спор, - Пусть твой Оливьёв такого бы мне кушанья принёс, о котором я б и подумать не мог, что скушаю. По случаю приёма важных особ, сам Оливьёв сегодня на кухне командовал и потому вызвали его к царю и сказали, что сейчас от него честь державы зависит. Если он приготовит немыслимое блюдо для английского короля, то будет как поварской генерал пожалован, а нет, - уж не обессудь, - велика Сибирь.
Кивнул головой Оливьёв и пошёл на кухню, как ни в чём не бывало. Прихватил в прихожей по пути королевские перчатки, да такой им салат учинил, - волоса тоньше. Построгал туда в миску овощей, мясца покрошил с колбаской и соусом белым покрыл. Перемешал это дело как следует и несёт на одном пальце. Входит и объявляет зычно и на французский манер, - Салат Оливье, ваши величества! Не слыхивал никто до той поры о таком блюде. Разложили его всем по тарелкам, вилками постучали, да и съели по порции. Ещё запросили, а король английский даже большим пальцем показал, как здорово, мол, побольше клади. Наелись, сидят довольные, да тут английский король портить всем начал, - Подумаешь, салат французский, чего в нём такого особенного, овощи да мясное под соусом. Встал из-за стола и пошёл в прихожую собираться. Ищет везде, а перчаток нет нигде, уж везде обыскался. – Где, - спрашивает, - мои перчатки? А Оливьёв говорит спокойно ему, - А Вы их съели, вот, извольте в доказательство взглянуть на пуговки. Король и верить не хотел. Так он спор царю нашему и проиграл, не соврёшь ведь, что привык перчатки свои в салатах кушать. Повару чин дали генеральский, а салат его с той поры по всему миру знаменитым сделался под фамилией Оливье. Только нет, говорят, теперь в нём того знаменитого вкуса. Ещё бы, где ж на всех королевских перчаток напасёшься?

вот так и появился на свет салат оливье. ну и маааленькая сказка о моем любимом....

Жили-были дед и баба. Решили как-то они пирог испечь, пошла бабка в магазин, купила дрожжей, муки, ну и еще там всякой дури для теста и для начинки в тесто. Дед говорит, что надо сделать пирог в виде одной большой булки, чтоб удобнее было разрезать, бабка же захотела сделать пирог, вернее 2 пирога, как принято на Руси: по штуке на брата, в виде параллелограмной сферы по рецепту электроволнового дуализма Эйнштейна, короче колобок, в количестве двух штук. Испекли две штуки, положили на подоконник остывать, а колобки-то не простые, а круглые, ну и укатились на хер, причем один налево, а второй – направо. Тот который налево – пропал без вести, а с тем что укатился направо, случились пренепреятнейшие приключения. По рассказам очевидцев колобок сначала встретил волка. О чем-то долго трендели, но похоже, что колобок первый наехал на волка, волк же как заорет: «Ты – урод круглый! Я тебя съем!» Колобок руки в ноги и бежать, вернее катиться. Долго длилась погоня, у волка уже и лапы болят, и спину ломит, и хвост отваливается, а у колобка только голова немного кружится. Волк плюнул и ушел восвояси. Колобок на радостях подваливает к медведю, объясняетему, что на него волк наехал, медведь обещает разобраться, они продолжают шуфлядками хлопать, но тут медведь первый начал гнать на колобка, Кусок теста не растерялся и втопил. Медведь тоже первый устал, а у колобка снова только голова немного кружится, он еще подумал анальгин потырить у бабки из аптечки. Развернулся и покатил домой. По дороге встретил лису, она смотрит и думает: «Вот, блин, добыча наглая пошла, сама в рот лезет». Ни о чем трепаться с колобком не стала и сожрала на месте. И ровно в этот момент бабка почуяла, что не видать им пирогов, ни круглых, ни квадратных. Мораль такова: Пироги должны остывать на столе, но с открытым окном. Вот и сказке конец, а кто слушал, тот пирог не попробовал! испечем такооой пирог чтоб покушать каааждый мог :) хорошее настроение у меня

[nnnnn]

Я закрою глаза,
И роса на ресницы мне ляжет.
Осень спутает листья
И светлые пряди волос.
В звездном поле застынет
Ночная небесная сажа
И укроет дорогу
Потерь, обретений и грез...

Без меня будут плыть
Над землею часы и минуты,
Без меня будет падать
На землю улыбчивый дождь.
Без меня будут сниться
Туманные дали кому-то,
Без меня ты, земля моя,
Тенью в легенды уйдешь.

Но однажды придет
Мне пора и желанье проснуться.
Я открою глаза
И пойму: этот сон - наяву.
И тогда я сумею
Лучам золотым улыбнуться,
И тогда я скажу:
Все свершилось, я снова живу.

Смерти нет, но она ведь
Об этом и вовсе не знает.
Только я, умирая,
По-доброму ей улыбнусь.
Засыпает листва...
Надо мною земля засыпает.
Засыпаю и я.
Ненадолго - и скоро проснусь.

[nnnnn]

На третьи сутки я понял, что окончательно заблудился и сел отдохнуть в одной из этих бесчисленных маленьких комнат.
Из каждой комнатки выходили три двери, раздвижные, в разные стороны, в углу стоял деревянный стул, в нише в стене бутыль с водой и пакет с сухим пайком. Комнаты были монотонно одинаковы, стерильно чисты и без потолка. Ввысь уходили высокие гладкие стены. Днем в ясную погоду сияло солнце, ночью мерцали звезды. Если можно назвать лабиринт домом, это был дом без крыши.
Конечно, мое положение было далеко не таким ужасным, как у тех, кто заблудился в подземных пещерах, но я уже обнаружил, что в некоторых комнатах паек съеден. Только скомканная обертка валялась в нише. Значит, там я уже был. Запасы не пополнялись.
Трудно признаться себе в собственной глупости, но я начинал сожалеть, что столь легкомысленно подписал договор, содержащий условие «клиент согласен провести в лабиринте сколько угодно времени». И, мало того - организаторы «аттракциона» ответственности за мою жизнь не несут.
Впрочем, такая расписка берется в опасных случаях всегда – например, когда прыгаешь в пропасть на эластичном шнуре. Знаю, прыгал не раз.
То, что при входе в лабиринт у меня забрали часы и мобильный телефон и теперь я вел счет времени по солнцу, по наступившей вдруг ночи, вначале приятно щекотало нервы.
Комнаты с крышей, спальни, здесь все же встречались.Там можно было переночевать на узкой кушетке, где ждала стопка чистого постельного белья, одеяло и подушка. Железные угловатые ножки кушеток были почему-то накрепко привинчены к полу. Почему, я позже понял. То тут, то там - идеально чистые туалетные комнаты - без окон, с большими зеркалами и стерильно чистыми унитазами. Какой сервис! И сколько средств ухлопали владельцы на «аттракцион»!
Будь у меня с собой ручка и бумага, я бы начал составлять карту лабиринта. Или хотя бы клубок ниток или веревка, я бы отметил свой путь. Ничего этого я не имел.
При входе в лабиринт я разделся, мой костюм повесили в шкаф, выдали синий спортивный костюм, в котором я теперь здесь и блуждал. От отчаяния я в какой-то момент этот спортивный костюм воспринял даже как некую подсказку - из лабиринта можно выбраться проще - вскарабкаться вверх по стенам. Но стены были идеально гладкие, ровно такой высоты, что я даже со стула не мог дотянуться до верхнего края. Попробовал поставить стул на стул – конструкция опрокидывалась.
Находился «аттракцион» за городом, по пути сюда я проехал самую окраину города, видел поблизости пустующие прилавки сельскохозяйственной ярмарки, а рядом со входом в лабиринт уже шумел мрачный лес. «Ну да, на отшибе земля дешевле, чем в центре. Поэтому они построили свой лабиринт здесь,»подумал я тогда одобрительно.
...Сначала все казалось безобидной шуткой...Заплати и можешь проверить свою изобретательность, выживаемость. Не надо ехать на полюс, в пустыню, пересекать в одиночку океан на утлом суденышке. Надо всего лишь найти выход из лабиринта.
Вскоре с лабиринтом стало происходить нечто странное. Я попал в комнату, из которой было не три, а два выхода. Я удивленно уставился на стену, где раздвижная дверь плотно въехала в стену, образовав вместе со стеной единую сплошную поверхность. Я уже был там – в нише лежала только обертка от пайка.
То, что они по ходу дела меняют правила игры(а как это еще можно назвать?)мне очень не понравилось.
Прошло еще два или три дня и я наткнулся на комнату, в которой была всего одна дверь. Входная. Тупик. Меня лишили выбора – я мог только лишь повернуть назад. Сюда я пришел уже в третий раз – с некоторых пор я нарочно начал отмечать те комнаты, где был дважды, двумя кусочками обертки от пайка. Два обрывка и лежали в нише.
Вот теперь мне стало по-настоящему не по себе. Мне вспомнилось, как меня спросили – «вам нужны острые ощущения? Это мы вам гарантируем. Но больше мы не гарантируем ничего.» А что, если вокруг меня вдруг закроются все двери? Кроме того, меня преследовала навязчивая мысль, что в договоре был пункт, по которому «в случае гибели клиента все его имущество отходит владельцам «аттракциона»». Полный бред. Я деловой человек, хотя и одинокий, и никогда бы на такое не подписался! Но почему-то время от времени у меня внутри холодело - там был такой пункт
Где-то на десятый день блужданий я увидел его. И, вздрогнув от неожиданности, отпрянул.
Серый, вполне благополучный кот появился в дверях, когда я вошел
в очередную безликую комнатку и, как ни в чем не бывало, попытался потереться о мои ноги. На галлюцинацию он определенно не был похож.
- Котяра, - сказал я и мой голос показался мне после долгого
молчания чужим. – Ты-то как здесь оказался?
Кот задрал голову, посмотрел мне доверчиво в глаза и мяукнул.
Я бросил взгляд вверх, туда, где виднелся квадрат дневного, пасмурного неба и понял – он бродил по широкому верхнему краю стены, в какой-то момент не удержался и свалился вниз.
Но он, хотя-бы упал. А я пришел сюда добровольно. Просто от скуки. Бизнес мой шел хорошо, на досуге я объездил весь мир и мне все уже приелось. И вдруг эта реклама в газете: «ЛАБИРИНТ. Для любителей острых ощущений».
Для любителей острой безысходности, уточнил бы я теперь...
- Эх, котяра, - сказал я, протягивая коту смоченный в воде сухарь,
-как я тебе рад! Не покидай меня.
От сухаря кот отказался, но с этого дня следовал неотступно за мной по пятам, а на ночлег сворачивался в клубок у меня в ногах или ложился мне на грудь и тихонько мурлыкал.
Время шло и мое положение становилось все более плачевным. Все более длинный путь надо было пройти, чтобы найти, наконец, нераспечатанный пакет с едой и бутыль с водой – во всех нишах валялись лишь разорванные скомканные обертки, а вода была мною выпита. Я перестал искать выход, я искал еду.
Кот следовал за мной. Он пребывал в неизменно благодушном настроении. И, наконец, тоже привык есть сухари.
«Ты хотел?» спрашивал я себя перед сном, «хотел экстрим? Вот тебе одни сухари и вода». Я напрягал память, чтобы дословно вспомнить текст договора. И, как-то утром, проснувшись в одной из «спален» я вспомнил сон, приснившийся ночью. Очаровательная блондинка выхватывает у меня из рук бумаги, которые я читаю, и растворяется в темноте.
Вот оно! Я отчетливо вспомнил, как происходило подписание договора. Последнюю страницу я вообще не дочитал! Перед моим мысленном взором возникли только стройные ноги секретарши. Девица в миниюбке вошла в кабинет менеджера как раз тогда, когда я приступил к последней странице. Страница начиналась со слов «в случае смерти клиента все его имущество отходит фирме». Нет, мне это не казалось. Я подписал, не дочитав. Чтобы не выглядеть буквоедом в глазах красивой женщины. Cherchez la femme... Теперь все ясно. Я просто-напросто умру здесь от голода и жажды и сам буду в этом виноват.
Я встал на стул в ближайшей комнатке под открытым небом и начал кричать. «Достаточно!Выпустите меня! Помогите!»
Мои вопли не возымели никакого дейсвия. Да и кто мог меня услышать?
...Это случилось, когда я задремал, сидя на стуле. В этой комнатке
я был уже трижды - в нише лежали три клочка бумаги. Кот свернулся в клубок у меня на коленях. Когда я очнулся, то сразу почувствовал, что что-то изменилось. Все двери плотно въехали в стены. Я оказался в ловушке. Без еды и воды.
«Прекратите игру!» крикнул я в отчаянии в пространство над головой. У меня еще теплилась наивная надежда, что теперь, признав мое поражение, меня выпустят.
...Смеркалось. Накрапывал дождь. Я, как прикованный, сидел на стуле. Кот вскарабкался мне на колени.
Так прошло двое или трое мучительных суток - у меня от жажды стало путаться сознание. Я промок и простыл. В каком-то бреду то приходил в себя, то засыпал. Будил меня каждый раз кот, который метался по комнате и мяукал...Если бы мне хотели оказать помощь, то давно уже оказали бы. «Теперь понятно, почему на отшибе» крутилось у меня в голове. Кот мяукал все громче и жалобнее.
- Нам конец, котяра, - хрипло произнес я. – Ничем не могу тебе
помочь.
И все же – заставил себя встать, стащил с себя куртку и тренировочные штаны, связал их вместе за рукав и штанину и попытался забросить другой конец самодельного каната вверх, за край стены. Но «канат» не доставал и даже, если бы достал, и даже если бы изрядно похудевший кот полез по нему, то тут же свалился бы обратно под собственной тяжестью. «Нужен груз. И нужно удлинить канат». Ничего, кроме стула в качестве груза здесь не было. Но у меня не хватило бы сил забросить стул так высоко. ...После нескольких ударов о стену стул, наконец треснул и мне удалось выломать спинку стула вместе с одной ножкой. Я разодрал штаны и куртку и у меня получился намного более длинный канат. Осталось привязать его к спинке стула. Много раз бросал я эту спинку одной правой рукой вверх, придерживая конец каната левой, пока, наконец, не сообразил привязать его к левой руке. Двумя руками я справился сразу. Спинка стула перелетела через верхний край стены и повисла с обратной стороны. Она натянула туго «канат».
- Живи хотя бы ты, котяра, - прошептал я коту, подсаживая его высоко на «канат», плотно прижатый к стене.
Он ловко вскарабкался вверх, через мгновение оказался на верхнем краю стены, и сразу исчез из виду. Я опустился на бетонный пол и потерял сознание.
...Что- то холодное, скользкое, липкое коснулось моей щеки и я очнулся. Рыба! Сырая рыба! С каким наслаждением я откусил кусочек! Пожалуй, никогда в жизни не ел я ничего более вкусного!
Наверху, на краю стены сидел мой кот. Он вернулся... Вдруг рядом с ним появилась чья-то голова и женский голос произнес
- А мы думали, кошка рыбку для котят таскает. Сейчас мы вам поможем. Вызывайте службу спасения! - крикнула она кому- то.
И я понял, что спасен.

[nnnnn]

Потихоньку, понемногу
Путь мы держим свой.
Едем, ну и слава Богу,
Ровной мостовой.

Километры пробегают,
Время мчит свой бег.
День за днем, конца не зная,
Едет человек.

У обочины убогий
Старый столб стоит,
Придает он всей дороге
Официальный вид.

Если едешь строем ровным,
Если ты, как все,
То прокатишься удобно
Ты и твой сосед.

Ну, а если вдруг машину
В сторону ведет,
Столб тогда степенно, чинно
Вам помнет капот.

Не мешают продвиженью,
Не ведут назад,
Отметают прочь сомненья
Сохраняют ряд.

Разгоняют сумрак ночи
В звездной высоте.
Не срубить их, кто захочет
Ехать в темноте?

Потихоньку, понемногу
Путь мы держим...

[nnnnn]

Умирают звезды потихоньку,
Гаснут их далекие огни,
Уносясь в небытия воронку
И крича в пространство: «Помоги!»

Звезды остывают прежним пылом,
Юность их прошла уже давно,
Стало время скучным и постылым,
Размоталось до конца веретено.

И веселые счастливые кометы
В их тоскливый дом не залетят…
Расползлись по космосу планеты.
Листопадный в высях звездопад.

[nnnnn]

Он был обычной бродячей дворнягой.
Не красавец, но и не урод.
Серый, неприметный окрас, худые лапы и вечно-голодный взгляд.
Он рылся по помойкам, а весной бегал на собачьих свадьбах.
Он не помнил себя щенком, не помнил свою мать, братьев и сестер. Надо сказать, что он вообще тогда мало чего помнил и понимал.

Через два дня на третий он подходил к заводской столовой, когда дежурила повариха – пышнотелая женщина лет сорока по имени Нина. Она-то его и подкармливала. И еще, Нина звала его «Кофе». Ему нравилось.
Высунув язык, он звонко тявкал…подпрыгивал на задних лапах и ловил на лету котлеты…

Но жизнь его круто изменилась полгода назад.
Местный участковый, любитель дармовой крови, выстрелил в него из пистолета.
Кофе будто со стороны услышал свой крик и очень удивился своему голосу.
Ноги вынесли его пустырь, которым заканчивался завод.

Среди старых покрышек, лопухов и битого кирпича, пуская красные пузыри изо рта, Кофе крутился волчком, визжа и захлебываясь кровью – пуля пробила живот. Когда силы покинули его, он просто упал между лужей мазута и грудой битого кирпича. Кровь тонкой струйкой стекала из пасти, он таращил глаза и громко икал.
Он никогда не думал о смерти, но вот она подошла совсем близко.
Среди мусора, окурков и пустых бутылок.

Он лежал на боку и на каждый вдох стонал от боли.
Так прошло два дня.
Живот распух, и от Кофе уже очень плохо пахло. Во рту и вокруг глаз роились мухи. Оводы жалили его под лапами и в распухший живот. Повсюду: за ушами и на шее – надулись серыми горошинами клещи. Он умирал…но все еще жил.

Он тыкался носом в пустые консервные банки и загребал лапами по земле.
Встать он не мог – тело его не слушало.

На третью ночь ему показалось, что боль в животе стала острее, но живот больше не торчал, как вздувшийся пузырь. Он приподнял голову – из раны вытекала бурая жидкость, настолько зловонная, что у Кофе помутилось в голове.
Он тихо заскулил.
Лапы тряслись. Глаза скисли от мошкары и ничего не видели.
Язык распух и плохо помещался во рту.

Он попытался встать.
Взбрыкивая в воздух лапами, пес выгибался в спине и, наконец, ему удалось перевернуться на живот – он завизжал от боли.
Приподнялся. Распухший живот провис.
Шатаясь, он подошел к луже и слег.

На следующий день летний дождь размочил на его морде нарост крови и гноя. Кофе собрался силами и пару раз с силой провел головой по траве – глаза разлиплись.
Он посмотрел на себя в отражение в луже и не узнал.
Через неделю он научился вставать…

Рядом проходила железная дорога, и из окон вагонов иногда швыряли пакеты с остатками еды.
Так он выжил.
Он научился есть даже овощи. А когда есть было совсем нечего – щипал траву.

По ночам он слышал звонкий лай стаи, в которой когда-то жил. И тогда Кофе замирал. Он мог, конечно, собрав силы, вернуться. Но кому он там нужен такой?
И Кофе решил пока не возвращаться. Он просто смотрел своими желтыми глазами в сторону завода.
Иногда до него долетали запахи приготовленной пищи из столовой. Но они уже не кружили ему голову, как прежде.
К еде он стал относиться по-другому. Он больше не видел в ней смысла своего существования. Все его мысли сдвинулись куда-то далеко…где стаи свободных псов жили и умирали так, как хотели. Иногда ему казалось, что достаточно одного небольшого усилия, и он попадет туда…
Но боль и голод, как надоедливые блохи…кусали его, напоминая о том, что надо жить на этой куче мусора…и гнить заживо.

Стояла глухая безлунная ночь, когда он с гниющим животом, лежа на заводской свалке, среди мусора и грязи, с острой тоской осознал, что больше не сможет вернуться в стаю.

Но все чаще, когда по ночам налетал холодный северный ветер, в Кофе просыпался его предок – волк. И тогда Кофе со страхом для самого себя понимал, что главное его испытание еще впереди.
Он должен выжить.

Так он прожил еще месяц.
Распухший живот мешал ему ходить и высасывал все силы.
Кофе чувствовал, что где-то внутри него сокрыт какой-то вред, который отнимает у него последние дни жизни.
Пробегающие мимо стаи дворняг бросались на него. Он падал на землю и прижимал уши – иногда его не трогали. А иногда рвали его тело острыми зубами.
Он не жалел себя…и не винил их в этом.

К осени он уже почти весь облез и покрылся лишаями. В один из хмурых осенних дней на него опять напала стая собак.
Сородичи остервенело терзали его только за то, что он был больной и немощный. Кофе яростно вцепился в лапу наглого вислоухого рыжего пса. Пес отчаянно завизжал и с силой дернулся. Но Кофе сцепил челюсти намертво: «Лучше издохну, чем отпущу».

Пес все визжал, а Кофе безжизненно болтался, прицепившись к его лапе…потом он потерял сознание.
Очнулся ночью…в пасти клок чужой шерсти…
Такие стычки повторялись чуть ли не каждый день, и боль после них обрушивалась с новой силой.
Он неделями валялся в лопухах, среди пыли и комариного гнуса – живот распух еще сильней и постоянно болел.

И Кофе понял, что жить гораздо тяжелее, чем просто умереть.
И еще ему казалось, что он вовсе и не жил.
Ему казалось, что боль, вонь от гниющей раны были с ним всегда. Он постарел.
А сегодня он сломал свой последний клык.
Во рту остались только гниющие осколки.

Постепенно в Кофе просыпался волк.
Чем слабее он становился, тем сильнее становился зверь внутри него. Его глаза приобрели дурной, желтоватый оттенок безумия. Боль каждую секунду напоминала ему о жизни…о том, что он еще жив.

*******************************************************************

Очередная стая неслась на него с разноголосым лаем.
Он покорно упал на землю.
Его начали трепать – рвали и тянули в разные стороны. Одна из дворняг впилась в распухший бок.
От боли Кофе разинул пасть, но рычать сил не было.
Вдруг дворняга бросила его и отскочила.
Живот прорвало, как назревший нарыв.
Дышать сразу стало легче.

Кофе почувствовал, как прохладный осенний воздух заполнил его разорванный живот, принося облегчение и прогоняя мучительную боль. Скосив глаза, он заметил, что его бока заметно опали.
Еще день он ползал вокруг зловонной лужи – не в силах подняться.
Но потом все же встал – да, так гораздо легче.
Живот больше не висел.
Рядом с железнодорожным полотном в пакете он нашел две больших селедки.
И сегодня, впервые за четыре месяца, он наелся.
Ему хватило сил, чтобы дойти до кустов, где он и уснул.
Ему ничего не снилось. Каждые полчаса его вырывал из сна грохот поезда.

Так наступила осень.
Кофе по-прежнему жил у железной дороги.
Питался тем, что вылетало из окон поезда.
Он превратился в тень – был худым и безликим.
По ночам его трясло от холода…
В эти холодные ночи, сквозь ветер и шум деревьев, он выл на луну.
Кофе понимал, что за осенью придет зима. А зиму ему уже не пережить.

Наступил октябрь, и бархатный сезон на море закончился.
Отдыхающие ехали домой, и их было много – поезда были переполнены.
И швыряли из этих поездов вполне еще съедобные продукты. Он даже стал иногда наедаться.
Люди, спешащие напрямик с завода, чтобы побыстрей выйти на трассу, доставали ему из сумок съестное – жалели его: «Ой, ну надо же какой худой».
- Иди, на…на…на…на иди, не бойся…
Кофе подходил ближе. Люди смотрели ему в глаза и испуганно убирали руки, загораживаясь сумками: «О боже! Ну и глаза! Первый раз такие вижу…Ой, давай пошли, наверное, отсюда…бросится еще…»
Кофе подбирал то, что ему кидали, но никогда не бежал следом…
Молча провожал взглядом.

*********************************************************

Кофе проснулся.
Поднялся на лапы.
И побрел к полотну железной дороги в надежде найти что-нибудь поесть.
Прошел в обе стороны – ничего.
Последнее солнце приятно грело спину.
Он сел. Понюхал осенний воздух.

Этого человека он узнал сразу, как только увидел его.
Это был тот самый участковый.

В эту самую секунду Кофе понял, почему не издох сразу.
Сейчас он будет драться. Нет, не за свою жизнь…за чужую смерть.
Так всегда слаще.
Кофе по-волчьи нырнул в заросли грязного бурьяна.

Человек шел нетвердой походкой.
Огромный живот человека колыхался в стороны. Короткие ручки с толстыми пальчиками торчали по бокам.
Видимо, решил срезать путь через пустырь, чтобы не ждать автобус и не объезжать по круговой.

Кофе подпустил его практически в упор.
Откуда взялись силы… Кофе никогда не охотился, все время только собирал еду с земли…
Но сейчас он понял, что все, что было до этого, – это был даже не предварительный показ и даже не репетиция жизни…это был мираж…
Жизнь только начиналась.
Настоящая – такая, какая и должна быть…

Кофе, прижав уши к затылку, опустился на лапы, почти на живот и медленно, трясясь всем телом, приподнял голову.
На секунду человеку показалось, что на него кто-то смотрит из травы, желтыми, мутными глазами.
Затем что-то мелькнуло, и резкая боль в кисти заставила человека закричать.
Участковый словно услышал со стороны свой крик и только затем испугался.
Кофе повис на левой руке выше кисти…и уже почувствовал запах первой крови.
Сладко-солоноватый привкус крови разливался по всему его телу…проникал в мозг.
Кофе терзал руку, дергаясь из стороны в сторону. Человек кружил на месте, то отрывая пса от земли высоко в воздух, то ударяя его о землю. С каждым рывком рана становилась глубже и сильней кровоточила.
Кровь брызгала уже на глаза и заливалась в горло…Кофе ее сглатывал.
Человек упал…
Пес, наконец, коснувшись земли и обретя опору, рвал руку из стороны в сторону.
Человек визжал…
Кофе выпустил руку и отскочил в сторону.
Остался стоять рядом и смотрел.

Человек пытался встать – бешено вращал глазами, сопел.
Видимо, этот человек очень много ел…он слабо справлялся со своим весом – его шатало. Но он встал. Подобрал с земли огромный камень. Но не кинул.
Зажал камень под мышкой. А здоровой рукой схватился за растерзанную кисть, пытаясь остановить кровь.

Кофе прекрасно знал, что будет дальше… Уже знал…
Наконец, человек остановил кровь, она почти не капала.
Секунду оба стояли неподвижно…
Встретились глазами.
Прижавшись к земле, Кофе прыгнул вперед – ощерил пасть.
Человек здоровой рукой замахнулся камнем.

Кофе отскочил…кружил вокруг, стелясь по земле…отскакивал назад.
Когда Кофе останавливался, человек опять зажимал здоровой рукой рану, прижимая у тела камень.
Но Кофе сразу же бросался вперед…и человек был вынужден здоровой рукой держать камень…а рана кровоточила.

Так продолжалось минут десять.
И человек начал слабеть. Сначала он пытался просто убежать, но Кофе умело жал его к кустам. Да и к тому же бегал это человек не быстрее, чем ходил.
Когда его сильнее обычного качнуло, он вдруг в ужасе закричал…
Он кричал громко – широко разевая рот, маленькие, с белыми ресницами, как у свиньи, глазки при этом почти закрывались: «Памаги-и-ите-е-е-е!!!»
Густой кустарник, росший вдоль железной дороги, сразу же поглотил этот крик: побросал с ветки на ветку и растворил в себе.

Кофе остервенело кидался вперед, заставляя человека убирать здоровую руку от раны…чтобы тот истекал кровью…
Кофе не знал, зачем он это делает, но понимал, что делать нужно именно так. Опыт далеких поколений ему подсказывал: «Вместе с кровью уходят и силы».
Он бросался вперед, щелкая осколками зубов…человек бросал рану, замахиваясь камнем…и с каждым разом его движения заметно становились все слабее и беспомощнее.

Кровь текла на грязные лопухи, на окурки и пустые консервные банки.
Кофе отскакивал…резко менял направление…и снова бросался…и снова замах…и снова кровь льется на землю…

И вот все…человек сначала сел…потом, схватившись за сердце, упал на бок…
Через секунду Кофе вцепился в горло и, уперевшись лапами в голову и спину, резко рванул на себя…нет – не получилось…силы не те…
Кофе еще раз схватил человека за шею…опять не получилось…
Но человек уже не сопротивлялся.

В этот день Кофе вдоволь напился крови и досыта поел.
Когда он поднял всю в крови морду…вдоль полотна сидела большая стая дворняг, молча глядя на него.

Они уже все знали. Никто не посмел даже залаять на него.

Кофе спокойно пошел к своему логову – заброшенному колодцу.
У входа, рядом с лопухами, он освободил желудок от больших кусков мяса и бережно зарыл их в землю – про запас.
Затем он уснул.

В стороне от дороги, там, где лопухи повыше, с визгом и лаем стая дворняг делила добычу.
Сегодня ему приснился сон, впервые за последние полгода.
Во сне он увидел себя в отражении той лужи, из которой пил по утрам. Кофе смотрел на свое отражение и думал: «Зачем мне такие большие усы? И почему у меня до сих пор желтоватые глаза? Живот-то ведь больше не болит…
Еще он видел Нину, она кормила его большими душистыми котлетами и гладила по голове:
– Ну куда ты так надолго пропадал, Фриц? Не стыдно тебе?
«Почему Фриц? – думал Кофе. – Она что, забыла, как меня зовут?»

Проснулся он оттого, что холодный ветер громко завывал в горловине колодца.
Кофе скрутился в калач и сунул нос к животу – так теплее.
Сегодня ему вновь захотелось жить.

[nnnnn]

Всякая палка о двух концах.


0.

- Не убивай, не убивай! – Купец зажимал ладонью рану на животе и отползал к ближайшему дереву. – Вот, возьми! – Дрожащей рукой он вытащил из кармана черный камень на серебряной цепочке и протянул его грабителю в черном плаще. – Такое ты ни где не купишь! – раненый, наконец, добрался до дерева и прижался к нему спиной. – Этот талисман дает власть над оборотнями. Он именной. Вот видишь? На камне имя того, кто ему подчинится.
Человек в черном молча взял камень и сунул его в карман. Потом он наклонился и перерезал купцу горло. Обыскав жертву, убийца взял себе все ценности, какие смог найти. Не тронув багаж, состоявший из нескольких тюков и осла, на которого эти тюки были навьючены, он собрался уходить, но заметил корзинку. В корзинке копошился черный лохматый щенок. « Этот бобер не стал бы таскать с собой дворнягу» - подумал убийца и забрал щенка с собой.
Песик рос крепким, благодаря хорошему питанию и злым, благодаря воспитанию. Воспитывался он по методу «кнута и пряника», причем соотношение этих двух стимулов было один к десяти в пользу кнута. Однажды, на зов хозяина вместо пса из конуры выполз черноволосый подросток…

1.

Убийца прятался в темноте переулка. Луна освещала всю мостовую, но сюда ее свет не доставал. Не горели благоразумно потушенные заранее фонари. Было так тихо, что каждый шорох казался громом, но наемник умел не издавать звуков. Время шло, но он умел ждать. Послышался стук каблуков по булыжникам, он напрягся было, но почти сразу расслабился – слишком легкие шаги. Наверное, служанка припозднилась и теперь спешит, опасаясь получить от хозяев нагоняй. Каблучки исчезли в ночи, и вновь воцарилась тишина. И снова звук шагов. Наконец-то! Но почему их двое?! Ну, ничего, второго поручим напарнику, пусть отрабатывает свой хлеб. Убийца чуть слышно притопнул ногой, и из глубины подворотни к нему приблизилась черная тень. Блеснули, поймав лунный свет глаза. Наемник оттопырил на руке два пальца. Напарник отлично видел в темноте и все понял. Он занял свою позицию и приготовился к прыжку. Напротив укрытия показались двое подвыпивших мужчин. Один из них опирался на трость с массивным набалдашником и приобняв за плечи своего товарища что-то горячо ему доказывал. Тот попросил подождать и неверным шагом направился к подворотне. Путаясь в собственном плаще, он пытался на ходу расстегнуть штаны. С глухим рыком ему на встречу из темноты выпрыгнула черная тень. Повалив человека на землю, черный косматый пес пытался добраться до его горла. В это время наемник рванулся к своей цели. В его руке тускло блеснул кинжал. Но и цель тоже не собиралась сдаваться просто так. Человек с тростью был не так пьян, как показалось вначале, да и трость носил отнюдь не для красоты. Он легко отбил первую атаку наемника, и теперь противники кружили на мостовой. Мужчина орудовал тростью как шпагой и понемногу теснил нападавшего к стене. В тот момент, когда он был готов нанести решающий удар по голове, громадный пес повис на его плечах. Человек пошатнулся и опустил трость. В этот миг кинжал вошел ему под ребра, пробив тонкую кольчугу под одеждой.

2.

« Толстый боцман» находился достаточно далеко от порта для того, чтобы пьяная матросня не совала сюда свои носы, и достаточно далеко от уютных и чистых кварталов «белого города» чтобы посетителей этого заведения не беспокоила городская стража. Хотя, если бы доблестные блюстители порядка соизволили бы зайти заглянуть сюда, как говорится «на огонек», они собрали бы бо-ольшой урожай. Настолько большой, что к городской тюрьме пришлось бы срочно достраивать новый корпус. Но хозяин кабака по кличке Боцман, не зря каждый месяц относил кое-кому увесистый кошелек. И конечно он не оставался в накладе. Справедливости ради надо заметить, что Боцман вовсе не был толстым. Коренастый, крепко сбитый в свои пятьдесят четыре он сохранил прекрасную форму. А название заведения было таким нарочно, что бы заранее настроить клиента на отдых, кружку пива и веселого хозяина.
Почти все посетители были завсегдатаями этого заведения и приносили его хозяину стабильную прибыль. Сюда приходили не только отдохнуть от трудов скорбных, но и обменять их плоды на звонкую монету, которую Боцман щедро платил, если товар того стоил. А платил щедро по тому, что приличная часть этих денег возвращалась к нему в тот же день: за выпивку, за конспирацию и за прочие удобства. Как уже говорилось, все клиенты были свои, проверенные. Новички сюда захаживали редко, но сегодня Косой Али, кроме троих своих ребят, привел с собой парня, которого Боцман раньше не видел. Нет, все было в порядке. Раз Али привел, значит, человек свой, правильный. Новичок (так его окрестил про себя Боцман) ничем не выделялся из компании. Ел, пил, играл в кости. Но когда пришло время расплачиваться, Али подошел к стойке добавил еще двадцать монет сверху. Боцман удивленно вскинул вверх бровь.
- Этого - Али мотнул головой назад, - нужно по-тихому убрать.
- Новичка? – тихо переспросил Боцман.
- Да. Он – легавый, гад.
- Ты привел сюда ищейку? – глаза Боцмана хищно сощурились. Взглядом он буравил Али просто насквозь.
- Я не виноват! Я думал он свой, правильный! Дело с ним прокрутил серьезное. А потом мне сказали, что он засланный!
- Это точно? – Боцман бросил взгляд на веселящегося со всеми Новичка. – Кто сказал?
- Эй, Али ты скоро наболтаешься? – окликнули Косого.
Али вернул на лицо маску беззаботного веселья и обернулся к своим товарищам.
- Я сейчас! Дайте с другом поговорить! – он вновь повернулся к бармену, и улыбка слетела с его лица, точно и не бывало. – Точно, Боцман, точно!
- Тогда дашь за него вдвое больше!
- Почему это?
- Потому что из-за тебя, кретин, - Боцман наклонился через стойку к самому лицу Косого, - я тоже могу оказаться в шахе!
- Тогда для твоей же пользы, – Али тоже начал «заводится», - убрать этого гада как можно быстрее! Дам еще пятнадцать монет, - продолжил он, чуть успокоившись, - когда закончишь.
- Двадцать! – продолжал настаивать Боцман.
Али побарабанил пальцами по дереву стойки.
- Черт с тобой! Получишь еще двадцать, если завалишь его сегодня же. Вот его адрес. – Он протянул бармену записку, - а вот его перчатка. И на черта ты их берешь всегда?
- Коллекционирую. – Буркнул бармен и отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Когда посетитель ушел, боцман приоткрыл дверь, ведущую в кухню:
- Гриммо! Не уходи сегодня, еще есть работа.
- Как всегда?
- Да, но дело серьезное. Пойдем вместе. Иди отдохни, пока. И будь готов, не подведи меня, как в тот раз!
Гриммо кивнул и пошел на второй этаж, в свою комнату. Он был моложе Боцмана и пошире в кости, но ему не хватало опыта, по этому особо важную работу они выполняли вместе. Боцман был главный, ему приносили заказы и деньги, а он, в свою очередь, приказывал Гриммо. Парень ненавидел свою работу, но уйти не мог. Он боялся сделать что-то не так, потому что за малейшую ошибку Боцман его жестоко наказывал. Боцман был не просто главным, он был Хозяином. Гриммо ненавидел Хозяина. Самой заветной мечтой Гриммо была мечта о том, как он разорвет Хозяину глотку.

3.

Он стоял на берегу озера. Воду почти не было видно под густым покрывалом утреннего тумана. Было так тихо, что собственное дыхание казалось шумом урагана. На другом берегу его ждали братья. Такие же, как он сам. Среди них он видел свою мать, лица которой рассмотреть не удавалось, но парень точно знал, что это она. Братья махали ему руками, звали за собой. Слов слышно не было, но каким-то образом он видел их губы и читал по ним: «Иди к нам, Гриммо, мы ждем тебя, брат». Гриммо ступил в воду. Еще шаг и туман рассеялся вокруг его ног. Теперь можно видеть воду. Она такая прозрачная, что видно каменистое дно. Вдруг чья-то тяжелая рука опустилась на плечо. Гриммо обернулся и увидел Боцмана. Перед лицом Гриммо болтался на цепочке круглый матово-черный камень. Камень полыхнул темным пламенем, взорвался мириадами осколков и парень проснулся.
Стать свободным, вернуться в свою семью - об этом мечтал еще больше, чем о мести Хозяину.


4.

Закутанный с головы до ног в черное, Боцман сидел в большой пустой бочке, что стояла как раз напротив двери его очередной жертвы. Через специально просверленные отверстия он наблюдал за улицей, вслушиваясь в ночь, ожидая стука каблуков. Ждал своего часа небольшой, но достаточно мощный арбалет. Выпущенный из него болт способен пробить любую кольчугу на расстоянии десяти-пятнадцати шагов. Фонарь горел только перед дверью, и любой, ступивший в это пятно света, становился прекрасной мишенью. Боцман ждал. Наконец он услышал, что кто-то идет по улице в его сторону и приподнял арбалет. В круг света вбежал большой лохматый пес. Черный, как сама ночь и остановился, уставившись глазами в темноту. Туда, где прятался убийца.
- Какого черта! – прошипел боцман из своего укрытия. – Где… - он не договорил, потому что собака вдруг стала менять очертания, увеличиваясь в размерах. Пес поднимался на задних лапах, выпрямляя спину и грудь. Морда укорачивалась приобретая человеческие черты. Метаморфоза сопровождалась хрустом костей и сухожилий, слышалось глухое рычание, переходящее в стон. Через несколько секунд под фонарем вместо собаки уже стоял Гриммо. Он вытащил из-под крыльца плащ и набросил его на себя, что бы прикрыть наготу.
- Ты что, спятил? – Боцман вылез из бочки. – Ты что делаешь, идиот?! – О скрытности он уже не думал. – Где легавый?! Почему ты приперся сюда раньше него!
- Он не придет. – Спокойно ответил Гриммо.
- Что? – в голосе убийцы послышалась растерянность.
- Вернее он придет, но чуть позже. Что бы забрать тебя. – Оборотень медленно приближался к Боцману.
- Ты спятил? Ладно… - боцман быстро вытащил из кармана круглый черный камень на цепочке и крепко сжал его в ладони. Ничего не происходило. Оборотень продолжал медленно приближаться, на губах появилась едва заметная ухмылка.
- Что, не работает? – спросил он сочувственно и прыгнул вперед. За спиной звякнул и упал в канаву короткий болт. Убийца больше не успел ничего сделать. Руки Гриммо сдавили его горло. Оборотень давил изо всех сил, не замечая ударов в печень, в живот, в пах. Его захлестнула горячая волна ненависти и затаенных обид. Боцман пытался отбиваться, но руки уже не слушались. Перед глазами поплыли оранжевые круги, в ушах зазвонили колокола и мир рухнул в пропасть.

5.

Палач плеснул из ведра ледяной водой и Боцман открыл глаза. Обнаженный, он полувисел – полулежал привязанный к дыбе. Когда его глаза привыкли к полумраку тюремной камеры, первое что он увидел – это стол, на котором в аккуратно, в строгом порядке были разложены всевозможные ножи, крючья, пилки и еще какой-то инструмент, очень похожий на плотницкий. Только вот плотники не носят кожаных фартуков и масок с прорезями для глаз. Боцман чуть повернул голову вправо и увидел Гриммо. Оборотень стоял и смотрел на своего хозяина, своего бывшего Хозяина, скрестив руки на груди. Он стоял и улыбался. Боцман облизнул слипшиеся губы.
- Зачем? – прохрипел он.
- Не зачем, а за что. – Гриммо подошел ближе. – За все! – он наклонился и говорил Боцману на ухо. Даже не говорил, а сокровенно шептал, – знаешь, сколько я мечтал о том, что бы увидеть тебя таким, а еще лучше перегрызть тебе глотку? Каждый день! Это было как молитва! И Господь мои слова услышал.
- Сука… - прохрипел Боцман. – Продался… сколько…
- Ты хочешь знать, сколько мне заплатили? Нисколько! – Гриммо уперся своим лбом в лоб Боцмана и засмеялся. – Ни гроша! Я сам готов был заплатить за то, что они нейтрализовали проклятый камень! Смотри! – он достал из кармана талисман и поднес его к глазам убийцы. – Видишь? Он мертв. Теперь это просто камень.
- Ты… поверил… легавым? – Боцман попробовал засмеяться, но из горла вырвался лишь слабый хрип. – Тебя… повесят… рядом… со… мной.
- Нет, не повесят. Вот – оборотень развернул перед лицом своего бывшего хозяина свиток. – Видишь? Это не легавый, это инквизиция. Они подарили мне полное прощение. Его Святейшество сегодня подпишет. Теперь я свободен. Я смогу уехать домой, найти свою семью. Тебя, кстати, тоже вешать не станут, хотя вина твоя доказана полностью. Али раскололся до самого своего тощего зада. Не выдержал, бедняга, испанского сапога. Ему теперь пожизненная каторга светит. – Продолжал Гриммо будничным тоном, пряча свиток в деревянный футляр. - Тебя сожгут. Завтра на площади. Даже суда не будет. У Его Святейшества обвинение уже готово. И знаешь что? – он снова приблизил свое лицо вплотную к лицу Боцмана. – Я сам подкину вязаночку-другую, что б жарче горело!

6.

- Таким образом, - разносился над площадью голос инквизитора в красной мантии, – вина обвиняемого полностью доказана и, согласно законам нашего города, выносится приговор: смертная казнь через повешение. Однако, принимая во внимание все обстоятельства этого дела, и учитывая тот факт, что обвиняемый уличен в сношении с дьяволом… - при этих словах по толпе, собравшейся у места казни, волной пробежал глубокий вздох ужаса. – А именно: в использовании во время совершенных им убийств оборотня, - толпа еще раз ахнула. Послышалось несколько гневных возгласов. – Его Святейшество решил заменить повешение сжиганием на костре, что бы очистить душу этого несчастного человека от скверны.
Двое палачей в масках притащили упирающегося и орущего Боцмана к столбу посреди площади и проковали его цепями за руки и за ноги. Рот ему заткнули кляпом.
- Для того, что полностью освободить заблудшую душу этого человека от власти нечистого, Святая Инквиция приняла решение сжечь на одном костре с ним его помощника – оборотня Гриммо.
Толпа раздалась в стороны и четверо солдат протащили к месту казни закованного в цепи Гриммо. Воздух дрожал от негодующих криков. В оборотня полетели гнилые овощи и яйца. Когда второго пленника приковали к тому же столбу, что и первого, подпалачики быстро набросали вокруг осужденных большую гору хвороста и полили его маслом. На площади наступила тишина.
- Не желает ли осужденный Боцман сказать что ни будь перед смертью? – Спросил инквизитор.
- Будте вы прокляты! – Взорвался молчавший до сих пор Боцман. – Толпа снова ахнула. Многие стали истово креститься и бормотать молитвы.
- Церковь справедлива ко всем творениям божьим, по этому я предоставлю право последнего слова оборотню Гриммо.
Гриммо поднял глаз на инквизитора, потом посмотрел куда-то вдаль.
- Я хочу домой… - тихо произнес он.
Инквизитор кивнул палачам, и два факела упали на политые маслом дрова. Огонь взвился в верх, словно хотел дотянутся до неба и заревел, заглушая отчаянную брань и вопли Боцмана. Гриммо молчал. Он вошел в озеро и поплыл на встречу зовущим его братьям. Он плыл домой.

[nnnnn]

Вьётся мыслей паутина:
« Жить не долго февралю.
День Святого Валентина - выходной
И я посплю!

Пусть этот Валентинов день
Вам принесет любовь и радость,
И никакая в мире гадость
Пусть не оставит даже тень.

ну и валентинка )) :) 8)

[nnnnn]

На горбатой скале у холодных морей,
Там, где серые скалы и ночь в серебре,
Там, где скудные травы и листья серей,
Чем в лесах наших шумных и ясных,
Древний замок стоял, как и ныне стоит,
Неподвижен, извечен он, врезан в гранит,
О преданиях, песнях и былях молчит,
И молчит о хозяйке прекрасной.

Но однажды в морозную лунную ночь
Некий путник узнать оказался не прочь,
Что за замок, не мог бы он, право, помочь
До утра не замерзнуть бродяге.
Он взошел на крыльцо, дверь была отперта,
А за дверью - за дверью была пустота,
Путник крался, внезапно испуганный, там,
Неуютно там было бедняге.

Он вошел в бесполезный покинутый зал,
Где истлевшими тканями ветер играл,
Поукромней себе уголок подыскал
И укрылся плащом от мороза.
Но от голода нет избавления в снах,
А в окно заглянула большая Луна,
И бродяга, вздохнув, поглядел из окна...
Заметался, да было уж поздно.

Кавалькада на черных храпящих конях,
Много всадников в латах, при длинных мечах,
У коней и у всадников - ярость в глазах,
Охраняла большую карету.
На карете, на дверце - таинственный герб:
Из алмазов блестел на гербе лунный серп,
А в объятьях его - розоватый рассвет
И звезда серебристого цвета.

Кавалькада неслась, разрезая простор,
Кавалькада влетела на дремлющий двор,
Путник сжался, как будто застигнутый вор,
В уголок потемнее забился.
За дверями томительно рог прозвучал,
В лунном свете поплыл дотлевающий зал,
Убран золотом, бархатом, деревом стал,
Миллионом свечей осветился.

И в прикрытую дверь протянулась рука,
А на ней ослепительно перстень сверкал,
Золоченую дверь потянула слегка
И отбросила бархат портьеры -
На пороге глава кавалькады стоял
И прекрасную деву под руку держал,
И вступил церемонно-торжественно в зал,
И другие за ним - по примеру.

Он воссел на широкий серебряный трон,
Деву рядом с собою удерживал он,
Его свита расселась с обеих сторон,
Чужака они не замечали.
Был король (что король - в том сомнения нет)
В белый мех, серебро, черный бархат одет.
И на деву глядел, как на солнечный свет,
Но она пребывала в печали.

Ее волосы были как черная ночь.
Кто она королю? То ль жена, то ли дочь.
Чужестранцу хотелось бедняжке помочь,
Только как ей помочь - он не ведал.
И король повелел, чтоб начался турнир,
Ну, а после него будет свадебный пир,
Королевская дочь - наградной сувенир
Для того, кто добьется победы.

Зазвучал заунывный торжественный гимн.
Претенденты вставали один за другим,
И с противником каждый шептался своим,
Проверяя оружье и латы.
И король объявил в подходящий момент,
Что, появится буде еще претендент,
От участия будет такой отстранен.
Опоздал - значит, сам виноват он.

И звенели мечи, и их призрачный звон
Гулким эхом со всех доносился сторон.
Королевна грустила, темнел небосклон -
До рассвета луна заходила.
Но в окошко под крышей взглянула звезда,
И шаги прозвучали за дверью тогда,
И беспомощный стражник горел от стыда -
Задержать он пришельца не в силах.

Был чудовищно страшен явившийся лик,
Сине-черной проказой запятнан язык,
И метался принцессы испуганной крик
По внезапно смущенному залу.
Надо лбом его злобно рога скривлены,
Нос раздвоен, а губы в потеках слюны,
Всем немедля припомнились страшные сны,
Но такого и там не видали.

И взревело чудовище: "Слушай, король,
Ну-ка, мне за принцессу сразиться позволь!
Я желаю сыграть свою скромную роль
И с добычей своей удалиться!"
"Кто б ты ни был, чужак, - тут король отвечал, -
Правил вежества ты никогда не слыхал.
Рад тебя огорчить. Ты, увы, опоздал
За такую награду сразиться!"

Изумленный бродяга забыл обо всем,
Из убежища выполз почти целиком,
И один из придворных своим сапогом
Наступил ему на руку с маху.
Но ни тяжесть, ни боль не почувствовал он, -
Значит, призрак ему наступил на ладонь.
"Это призраки все?.. Или просто мой сон?"
И бродяга зашелся от страха.

Привидения не замечали его.
А чудовище взвыло: "Ну что ж, ничего.
Я без правил сейчас уничтожу того,
Кто принцессу себе завоюет!
Что ж, сражайтесь, сражайтесь, а я посмотрю,
Кто сумеет добыть мне добычу мою,
А в награду его я без боли убью,
Так что пусть они дальше фехтуют!"

Но, смущенные, в ножны вернулись мечи.
"Все вы трусы!" Но молвил король: "Помолчи.
Ты незванным, нежданным явился в ночи
И не счел даже нужным назваться.
Ни один из достойных вассалов моих
Меч не вытащит при оскорбленьях таких.
Уходи, а иначе не будешь в живых.
Я ведь тоже умею сражаться!"

Рассмеялось чудовище: "Ну-ка, король,
Посражайся со мной, отыграй свою роль!
Я тебя не убью. Но сразиться позволь!"
Двинул бровью король: "Дозволяю.
Если хочешь искусство свое показать...
Эй вы, слуги! А ну-ка, чудовище взять!
И кровавая бойня вскипела опять
В древнем зале, где ветер гуляет.

Но чудовищный призрак сражаться умел.
Вот один из противников на пол осел,
Меч другого сломался - владельца отпел,
Третий пал, хоть и храбро сражался...
Салютнул страшный воин принцессе мечом,
А принцесса глядела, забыв обо всем,
Из-под черных волос взгляд сиял торжеством,
И о чем-то король догадался.

Он спустился к сражавшимся, в гуще мечей
Встал, как будто не думал о жизни своей,
За спиной неизвестного встал у дверей
И взмахнул, предвещая развязку.
И чудовища руки стянула петля.
Меч со звоном упал. Призрак рвался, но зря.
А король усмехнулся, к нему подойдя,
И сорвал его страшную маску.

"Здравствуй, старый знакомый." Пришелец молчал.
Ледяное молчанье наполнило зал.
Приближался рассвет. Неподвижно стоял
В нежном свете свечей неизвестный.
Серых глаз непокорный, отчаянный взгляд,
Золотистые кудри как солнце горят,
А в венце надо лбом три сапфира горят.
Красотой он был равен принцессе.

"Я пришел за своею невестой, злодей."
"Принц из Южных Холмов! Что ж ты делаешь с ней?
Если любишь, так должен забыть поскорей,
Чтобы сердце ей зря не тревожить.
Я сказал: не отдам свою дочку на юг.
Ты изрядно меня утомил, признаюсь.
Потому-то тебя я без боли убью,
Тебе больше ничто не поможет."

И король, усмехаясь, из ножен достал
Голубым серебром отливавший кинжал,
Но сказала принцесса: "Он храбро стоял.
Посмотри, он беспомощен ныне.
Это будет убийство, отец дорогой.
О, Король, пусть он лучше сразится с тобой.
Ты сильней и искусней его. Этот бой
Жизнь и честь у тебя не отнимет!"

"Слова дочери мало. Но если один -
Хоть презренный слуга, хоть лихой господин,
Скажет слово защиты, то ты победил,
Забирай ее и убирайся!
Поскорее решайте: ведь скоро рассвет.
А с восходом мы снова уснем на сто лет.
Кто тут встанет в защиту? Желающих нет?
Значит, с жизнью своею прощайся!"

И король замахнулся кинжалом, но тут
Наш бродяга оставил свой тайный приют
И, забыв, что его здесь и вовсе не ждут,
И скорее всего не услышат -
Закричал: "О король, я вступлюсь за него!
Нет на свете сильнее любви ничего!
И, вот странно - пришелец увидел его,
И король ему крикнул: "Потише!"

Обрели привиденья реальную плоть
И с мечами - спаси и помилуй, Господь!
Подступили к нему, норовя распороть
Его тело легко и бесчестно -
Но ворвался в окно золотистый рассвет,
И растаял кошмар, короля больше нет,
Свита тоже исчезла, но, светом одет,
Принц стоял, и с ним рядом принцесса.

Улыбнулись они и к окну подошли.
Золотое светило вставало вдали.
И исчезли. Танцуют в лучистой пыли
Золотистые отблески света.
И бродяга решил: "Это был только сон",
Но, когда у реки умывался, сморен,
Их обоих узнал в отражении он...
И, пожалуй, закончим на этом.

[nnnnn]

Мечта
Мечтатели одиноки
Эрма Бомбек

Впервые игрушечную железную дорогу я увидел на дне рождения своего детсадовского друга Тима. Тим был счастлив; такой длинной и извилистой дороги, такого большого красивого паровоза с пятью разноцветными вагончиками не было ни у кого. Торжественный момент – дети отсчитывают – три, два, один, поехали…- Тим запускает свое маленькое чудо. Паровозик стремительно набирает скорость и несется по рельсам. Дети в восторге, тут и там слышны возгласы: Ах! Вот это да! Здорово… На крики приходят взрослые и тоже с удовольствием наблюдают за движением поезда. Наконец, он замедляет ход и останавливается. Малыши окружают именинника, гордого владельца собственной железной дороги, и засыпают его вопросами: Тим, а можно мне будет приходить к тебе поиграть? Тим, а как работает шлагбаум? Тим, а что будет, если на рельсы положить солдатика? И только я остался стоять на прежнем месте, на глаза у меня наворачиваются слезы. В этот день, незаметно для окружающих, в мою душу прокралась зависть. Больше я никогда не бывал в гостях у Тима, для меня было невыносимо видеть чудо и знать, - это ЕГО чудо, а не МОЁ. Но за минуту до зависти мою нежную детскую душу посетило еще одно новое чувство – любовь. Любовь к железным дорогам. Хорошо помню, как стоял и немигающими глазами смотрел на железную дорогу, а по моим щекам текли слезы. Заметив, что я плачу, ко мне подошла мама и спросила: "Зайчик, что случилось?" В ответ я разрыдался. Мы вернулись домой, но слезы продолжали течь и течь, и я не знал как их остановить. Мама не на шутку перепугалась, но причину моих слез в тот день так и не узнала.
Весь следующий месяц я провел в выклянчивании детской железной дороги. Просил. Требовал, умолял, клялся, что до конца жизни буду есть манную кашу, но тщетно. Мои родители были бедны и не могли позволить себе столь дорогую покупку. Максимум, что пообещала мне мама – маленький пластмассовый паровозик, который стоял на самой верхней полке в отделе игрушек. Лучше бы она этого не говорила, потому что со мной случилась настоящая истерика. Успокоить меня удалось только через несколько часов, пообещав купить железную дорогу, сразу же, как только появятся деньги. Но деньги так и не появились. Мои родители умерли бедняками, когда мне было 17 лет, и были похоронены за счет муниципалитета на городском кладбище рядом с бродягами и преступниками.

Юношеские годы, учеба в университете прошли как в тумане. Единственное, что я четко помню, как с остервенением, достойным лучшего применения, скупал все книги, журналы, справочники по железным дорогам, которые только мог найти. В моем сознании, в морально уродливом изваянии, застыла, как глина, типичная картина моей студенческой жизни: Я сижу, скрестив ноги по-турецки, на кровати, в моих руках свежий номер журнала "Железнодорожный экспресс", приобретенный на последние деньги. На столе полбуханки черного хлеба. Это всё, что я смогу съесть в течении следующих двух дней. На хлебе копошатся два таракана. Я с брезгливостью наблюдаю за ними и думаю, что этот хлеб мне придется есть. Нет ни сил, ни желания прогнать насекомых. Да и зачем? Они повсюду – сверху, снизу, везде. По ночам под полом я слышу хруст. Это спариваются тараканы. Мерзкие твари размножаются быстрей, чем я успеваю перебить хотя бы их пятую часть.1 Я голоден. Из- за гордости не могу попросить однокурсников занять мне денег или еды. Сам никто не поможет. У меня нет друзей. У меня нет родственников. У меня нет денег. Единственное, что у меня есть – это любовь к железным дорогам.

Окончив университет, я был принят на работу в крупную промышленную компанию. Постепенно, шаг за шагом, началось мое продвижение по служебной лестнице. Среди коллег я прослыл замкнутым человеком со странностями, но начальством был любим за исполнительность и добросовестное отношение к делу, что и способствовало моему карьерному росту. Чем выше должность, тем больше зарплата. Неожиданно для себя самого я заметил, что давно уже не голодаю, тараканов вывела моя кухарка, книги и журналы не лежат кучей на полу, как ранее, а красиво расставлены в книжных шкафах из красного дерева; да и сам я который год хожу не в потрепанных джинсах, а в дорогих костюмах от Армани и Лагерфельда. Осознав свою финансовую обеспеченность, я тут же отправился в популярный магазин игрушек и приобрел самую большую железную дорогу, которая только имелась в продаже. По сравнению с ней дорога Тима была блеклой пластмассовой подделкой. Занимая практически всю комнату, вожделенная покупка поражала воображение хитросплетением железнодорожных узлов, путей и станций. Это было настоящее чудо и это было МОЁ чудо.
Дрожащими от волнения руками я запускаю паровоз. Он стремительно набирает скорость и несется по рельсам. Быстрее, быстрее… А у меня, как и много лет назад, по щекам текут слезы. На этот раз от разочарования. Увы, детская игрушка не принесла мне той ожидаемой радости, которую могла бы принести в ту пору, когда я был ребенком. К сожалению, я давно уже вырос. Выросли и мои запросы. Теперь я мечтаю о настоящей железной дороге; а игрушечная обречена на долгие годы пыльного существования в кладовке.

С появлением излишних денег, я начал вкладывать средства в акции и ценные бумаги химических и нефтяных компаний. Во время знаменитого биржевого кризиса, мне с помощью знакомого брокера, удалось заработать приличную сумму денег, благодаря обвалу рынка ценных бумаг. За три дня, спекулирую и играя на разнице курса купли – продажи акций, я в 11 раз увеличил свое состояние, по сравнению с докризизным периодом.
Организовав собственную торгово-промышленную компанию, за последующие десять лет я добился двадцатикратного увеличения своего капитала. Дела шли так хорошо, что я задумался о осуществлении своей мечты. Да, я решился приобрести настоящую железную дорогу.
Для реализации поставленной цели пришлось набрать целый штат помощников и снять отдельное помещение. В первую очередь предстояло решить, какую железную дорогу покупать. Всего в стране их семь. Я остановил свой выбор на сравнительно небольшой Юго-Западной Железной Дороге.
Сначала, через небольшие подставные фирмы мы скупили все свободно продававшиеся акции Ю.З.Ж.Д. После этого начали приобретать акции у мелких акционеров. Предлагая суммы вдвое и втрое большие, чем реальная рыночная стоимость, нам удалось скупить 95% бумаг, находящихся в руках у физических лиц и небольших фирм. Всё это происходило под прикрытием разных подставных лиц и поэтому не вызвало повышенного интереса со стороны крупных акционеров. В итоге под моим контролем оказался пакет из 19% от общего количества акций. На его приобретение нам потребовалось чуть более трех лет.
Наступил следующий этап операции. Оставшиеся акции принадлежали: государству (30%), нефтяному холдингу (24%) и крупной финансовой группе (27%). По нашим сведениям ни нефтяники, ни финансисты продавать свою долю пока не собирались. Тогда мы пошли на хитрость. Подкупая чиновников самого высокого ранга и внедряя своих людей на ключевые посты в министерство, курирующее железные дороги, мы распустили слух, исходивший из высоких коридоров власти, о непомерном налоговом бремени, якобы ложащимся на железнодорожные перевозки в самое ближайшее время. На волне этого слуха одна из наших подставных фирм предложила нефтяному холдингу купить у них 24-ёх процентный пакет акций за рыночную стоимость, на что тот быстро согласился, видимо, напуганный возможными финансовыми потерями в связи с, якобы, возрастающими налогами. Другая, контролируемая мной компания предложила финансовой группе за их пакет сумму в три раза превышающую ту, за которую были приобретены акции у нефтяников. Но финансисты наотрез отказались. Они, вероятно, не поверили в запущенную утку.
После 6 лет упорной работы мне принадлежало 43% акций. Их представляли 5 человек в совете директоров Ю.З.Ж.Д. из 12. Продолжая внедрять своих людей и подкупать управленческое звено Юго-Западной Железной Дороги со стороны государства, я и мои помощники уже реально контролировали деятельность компании. Но пока ничто не могло заставить финансовую группу продать нам свои акции. И тогда мы предприняли следующий шаг: Имея большинство голосов в совете директоров, (5 наших плюс 2-ое подкупленных государственных представителей) утвердили решение о значительном снижении цен на перевозки; на грузовые в 2,1 раза, а на пассажирские в 2,8 раз. Билеты стали стоить так дешево, что пассажиры расхватывали их как мороженное в 30-ти градусную жару. Мы несли колоссальные убытки, но мы победили. Представители финансовой группы сами подошли к нам с предложением о продаже акций.
Теперь оставалось только приобрести государственный пакет. Это не составило большого труда. Очередным вливанием денег в карманы чиновников нам удалось добиться того, что 30% государственных акций были выставлены на аукцион. И как вы думаете, кто его выиграл? Правильно. Я. Теперь мне принадлежала вся Юго-Западная Железная Дорога. Моя мечта осуществилась в день моего рождения, мне стукнул 61 год.


1 В студенческой среде долгие годы живет такая байка: Двое студентов вернулись в общагу после дня рождения приятеля, в изрядном подпитии. Зайдя в свою комнату, один из них нащупал выключатель, - пощелкал, света нет, видимо, лампочка перегорела. Ну что ж делать, пробираются к своим кроватям в потёмках. Тут один из них спрашивает другого: "Слушай, а что это хрустит под ногами, словно печенье?" Но поскольку оба были сильно пьяны, то не придали этому большого значения и завалились спать. Утром, в тяжелом похмелье, открыв глаза, они увидели, что на полу, где они прошли вчера, остались следы из раздавленных тараканов. (Прим. автора)


Смотрю сквозь окно в ночь. Мягкие белые хлопья, медленно кружась, стелятся по земле. Снег. Просто снег. На линии электропередачи восседают две вороны. Пытаются кому - то накаркать: кар – кар. Вдалеке, время от времени, стуча колесами, проезжают поезда. Сотни пассажиров пьют чай, читают газеты, смотрят по сторонам и даже не подозревают, кому принадлежит железная дорога, по которой они едут.
Если долго смотреть сквозь окно ночью на снег (не менее пяти часов), то можно увидеть и понять. Я смог этот сделать.
Месяц назад на моих глазах пятилетний мальчик попал под поезд. Когда его изуродованное тело извлекли из-под вагонов, он был еще жив. Большие, какие бывают только у детей, широко раскрытые голубые глаза были устремлены на окружающих. Ненадолго взгляд мальчика остановился на мне. Не знаю, может я ошибаюсь, но тогда мне показалось, что его взгляд выражал, - нет, не страх и не боль, а … счастье. Я был последний человек на кого он посмотрел в своей жизни. О чем думал ребенок за мгновение до смерти? О папе с мамой, о любимой собаке, о своей мечте? А может быть, он мечтал о железной дороге, как я когда - то? Если так, то я понимаю, почему его взгляд был счастливый. Ему не страшно было умирать, он продолжал думать о своей мечте. И, вероятно, поэтому мальчик не слышал шума приближающегося поезда, он мечтал. А мечтатели, как известно, иногда теряют крепкую связь с реальностью. По иронии судьбы его детские грёзы и он сам погибли от моей осуществленной мечты…
Конечно же, пятилетний ребенок ни о чем таком не думал и думать не мог. Всё это плод моего воображения, шокированного трагедией. Но его взгляд…
Мне 62 года. У меня нет семьи, нет друзей. У меня была мечта, теперь её тоже нет. Мне не о чем больше мечтать. А если не о чем мечтать, то незачем жить.
Курьерский поезд промчится здесь ровно в полночь.

Снег. Просто снег. Огни приближающегося поезда. Ближе, ближе… Интересно, что будут выражать мои глаза, когда…

[nnnnn]

Серые стены, серая пыль
серая кошка, серая мышь

серый туман за серым стеклом

серый гудок
серый удар

серый прохожий
на сером снегу

серая смерть...



знаете что?
Я ему помогу!


Звонкий клаксон и рыжий прохожий
с яркими мыслями
в сторону прыгнул

синий авто мимо проехал

белый туман рассеян лучами

желтого солнца


за чистым стеклом
голубым изнутри

трехцветная кошка
под красной геранью

и наблюдает,

как полосатая мышка с расцветкой под тигр

сыр доедает


разноцветные стены
/пусть так будет/
в полоску из радуг

и небо без тучек

и крыша у дома

пусть будет красной,

а стены как будто безумный художник измазал

пусть буйство красок

на стенах кружиться

хотя бы

на время

хотя бы до...



про кота по имени Пузо.


Родился Пузо в неблагополучной семье. Родители были обычными уличными котами. Мама точно была уличной, а кто конкретно был папа установить теперь невозможно, но все варианты далеко не аристократические. Папой мог быть кот Васька с бандитскими повадками, и с одним глазом. Папой мог быть плешивый кот Семен, в детстве раскладушкой придавленный и от этого слегка тормознутый. Папой мог быть сын мамы серенький кот Серый, худой и трусливый.
Поэтому гордиться родословной Пузо конечно не мог, да только на первый взгляд это так было. А на самом деле Пузо был белым-белым как снег, видно среди предков наверняка персы водились. Но жилось котенку от этого не легче, а даже скорее наоборот. Другие котята частенько били его за то, что он так выделялся и еду отнимали. В общем, рос Пузо как утенок гадкий, или ворона белая, что-то в этом духе.
А иногда хотелось Пузо сожрать ворону. Как увидит как они летают, засмотрится - оторваться не может, и зубами стучит. Однажды зазевался он, и не заметил как пьяница какой-то ногой его ударил. Ударил сильно, прямо в мордочку, и челюсть сломал. После этого случая Пузо долго есть не мог, и исхудал сильно, а клыки с тех пор у него наружу торчать стали. Но все же выжил котенок, людей только стал бояться и близко никого не подпускал.
К тому времени он остался совсем один, потому что пока отлеживался в подвале по району прошла зачистка, и всех его братиков, сестричек и остальных родственников в живодерню забрали.
Вышел как-то утром Пузо из подвала солнышком полюбоваться и ворон посчитать. А по улице как раз женщина кошатница шла, и поймала она Пузо, чтобы домой его отнести (там у нее еще восемь кошек было). Принесла она его домой: ухой накормила, мылом постирала, и спать уложила. Да только не хотел Пузо спать, потому что все его мысли теперь были только о еде. Встал он, тихонечко на кухню пробрался, и все что нашел сожрал, а потом на столе уснул.
С утра кошатница встала, от такой наглости обомлела, и решила она выбросить Пузо обратно на улицу. Да только к ней соседка зашла, и хотя она котов не очень любила Пузо ей чем-то приглянулся, и попросила она его у кошатницы. Ну, кошатница, рада стараться, отдала котенка.
Принесли Пузо в другую квартиру, а там собака жила породы доберман. Собака тупая - тупая и злая - злая. Особенно собаке не понравилось, что Пузо своими кривыми челюстями съел ее обед, она его самого чуть не съела за это. А когда же челюсти кривые хозяева разглядели, то выгнали Пузо из того дома, еще легко отделался, ведь хотели сослать на дачу ловить мышей. А для котов, надо сказать, ловля мышей самое унизительное занятие.
Следующие хозяева нашлись в том же доме. Не было у них ни котов ни собак, что сразу понравилось Пузо. Кормить стали до отвала, на челюсти особого внимания не обращали. Через время отъелся Пузо, и назвали его хозяева - Пузо, а до этого всякими другими именами называли, только он на них не откликался. Потом Пузо сожрал в доме все цветы, и зубами все кактусы вырвал, обои ободрал и гадить стал где попало. Можно сказать обнаглел, а на самом деле просто обжился. Хозяева все терпели, и сильно его не ругали.
Подумал Пузо, что не плохо было бы отблагодарить хозяев за доброту. А надо сказать, что был у Пузо один секрет. Когда он был еще котенком, нашел он в мусорном баке пакет в котором десять тысяч долларов лежали. От пакета колбасой пахло, поэтому и привлек он тогда Пузо. Спрятал Пузо пакет тот в подвале, так как съесть его не мог, а выбрасывать было жалко.
Решил Пузо подарить бумажки эти зеленые своим хозяевам, а к тому времени он уже из телевизионных новостей знал, что это всесильные БАКСЫ. Перекусил Пузо на дорожку, на улицу через окошко выпрыгнул, а жил он на первом этаже, и в подвал за баксами.
Пакетик на том же месте лежал, где Пузо его оставил, никто его так и не обнаружил. Подхватил котенок пакетик клыками, и домой.
Хозяева долга радовались, и Пузо благодарили. И стали они жить поживать, и от пуза жрать, а раньше все больше от живота наедались.

[nnnnn]

Ты всегда уходишь, не давая мне сказать, быть может, самое главное. То, что кажется важнее всего, и что так никогда и не удалось произнести вслух, придав мыслям материально-вербальную форму. Мне жаль, бесконечно жаль, - хотя я утешаю себя тем, что не всякую мысль следует обрекать на высказывание. Хотя бы только потому, что слова все равно не отражают всей сути. И произнесенные, становятся неточны.
Но они все равно звучат во мне, постоянно рождаются в голове, складываются в предложения, простые и сложные. Возможно, если они будут все-таки произнесены, что-то важное, быть может, даже самое главное, основное утратится. И я молчу. И говорю молча, и кричу молча, и молю молча. И жду, что ты все поймешь сам. Потому что лучше, чем ты поймешь сам, я все равно не смогу объяснить. я позже может зайду...


Ночью Игорь Сергеевич проснулся от тревожного чувства. Он прислушался – в комнате было необычайно тихо. Чего-то не хватало. Вдруг Игорь Сергеевич понял, что остановился будильник. Поднявшись, включил настольную лампу, приложил к уху наручные часы, они не тикали. Он вышел в гостиную, маятник на больших настенных часах замер.Расстроенный, Игорь Сергеевич лег спать. Не спалось.

Проснулся с тяжелой головой и плохим настроением. По пути на работу занес будильник в часовую мастерскую. Аккуратный старичок сказал, что будильник исправен. Игорь Сергеевич протянул наручные часы. Тот сердито буркнул: «Они же на ходу! Вы что, смеетесь надо мной?»

Игорь Сергеевич опоздал на службу. Поставил будильник на свой стол. Спустя полчаса Ирина Петровна, раздражительная и замкнутая женщина, попросила его убрать будильник. «Мешает»,– пояснила она. Игорь Сергеевич, приложив его к уху (не тикал), послушно спрятал в портфель. Посмотрел на наручные часы – секундная стрелка была по-прежнему неподвижна.

Домой пришел поздно. В комнате стояла мертвая тишина. Все часы молчали. Это пугало. Игорь Сергеевич обычно любил лежать в темноте с закрытыми глазами. Тиканье часов напоминало, что между ним и миром существует граница. Четкий и энергичный тикающий звук не давал бесследно раствориться в безграничном бытии.
Он стал напевать популярные песенки, а когда надоело, глухо и громко проговаривал много раз: «Да, вы правы», «Да», «Нет». Но тяжелая тишина не давала уснуть. Долго лежал без сна Игорь Сергеевич.

Вздохнув, протянул руку к настольной лампе. Мягкий свет залил комнату. Наугад взял какую-то книгу, раскрыл с середины. «Для иных людей, – читал Игорь Сергеевич, – однажды время останавливается навсегда…».

Он сердито захлопнул книгу. Вдруг Игорь Сергеевич сказал, словно кого-то передразнивая: «Для иных людей однажды время останавливается навсегда…». «И жизнь тоже», – уже серьезно подумал он. Прислушался. Часы молчали. Жизнь тоже.

[nnnnn]

Сегодня мне грустно и одиноко,
Ветер и низкие облака,
Вздохнешь как старик глубоко
И ищешь глазам платка.

И сердце забьется чаще,
Цигарку закуришь еще,
И ветер холодный в чаще
И ангел мне сел на плечо…

В пустынной глухой деревушке
На холмике домик стоит
Никто не живет в этом доме
И колокол там не звучит
Церквушка, заброшена Богом
Не слышен молебенный звон
Лишь тихо проносится ветер
И в ставнях дрожит его стон
Не сможешь найти ты дороги
Крапивою все заросло
Но я доберусь до порога
Войду в неё, мне суждено

И в старой церквушке, под стоны свечей,
Когда мир окутан надменной зимой,
Душа моя станет светлей и добрей,
Наступит в ней мир и покой
Как будто сквозь тысячи дней и ночей
Я снова вернулась домой.

[nnnnn]

Я уезжаю вечером, я опять уезжаю. Вечер, холодно и слякотно, наш прицепной вагон все никак не подходит, люди кучкуются и волнуются, но как бы они ни старались быть вместе, рядом друг с другом, видно, что это разрозненная толпа тех, кто собрался на час, на день на два вместе, а потом расстанутся навсегда, на всю жизнь и больше никогда, ни встретятся, а если и встретятся, то сделают вид, что не узнали друг друга…
Мое место номер 12 верхняя полка слева. Мне об этом ненавязчиво, но настойчиво сообщили попутчики. Мои попутчики странные люди. Двое из них похожи на двух странствующих челноков – гомосексуалистов такие уж они близкие и хозяйственные. У них есть все курочка, колбаска, конечно же, яйца и литр водки, мой сосед с низу похож на украинского контрабандиста-предпринимателя который озабочен только двумя вещами: кто победит на выборах на Украине, и как провезти через границу все то, что он купил у нас в России, его главная характеристика то, что он пьет всю дорогу (через 5 минут после отъезда) пиво «Козел», уже через два часа, выпив водки, они все пошли искать проводницу из 1 вагона - Наташу, с которой ездили год назад. В общем, они мне надоели уже через час…
Я уехал и меня никто не проводил. И это грустно… Когда никто не провожает и не скажет тебе в дорогу «…возвращайся скорей, я жду тебя, и буду скучать по тебе, удачи и пусть у тебя все будет хорошо, чем бы ты ни занимался...» трудно уехать и еще труднее вернуться… Я уехал вечером, в ночь… Те кто не ездил не знают, но на выезде из каждого города стоят плакаты «Возвращайся, скорее, домой, мы очень ждем тебя», всю дорогу я только и думал, что бы не увидеть этот плакат: меня никто не проводил, и никто не ждал обратно … Я уехал.
В вагоне было душно и противно от разговоров о таможне и проводницах (кто из них как дает). Я стоял в коридоре и, прижавшись лбом к стеклу, смотрел в окно. Мимо проносилась спеть, бескрайняя заснеженная, темная и безнадежно красивая в своем однообразии степь. Многие километры темноты, снега, и пустоты…Я видел тебя, ночь…Ты была со мной в тот день и всегда. Даже когда все было прекрасно, ты была со мной. Я не люблю тебя ночь, ты моя неизменная спутница… Прощай…А потом я увидел его, одиночество и надежда - это был фонарь освещавший бескрайнюю никому не нужную степь и на мгновение осветивший всю мою жизнь…
Стойкий и безнадежно одинокий в своей борьбе с темнотой фонарь…Ты только представь, мой друг, многие километры заснеженной и одинокой степи. И вдруг посреди нее свет одинокого фонаря. Свет фонаря не светящего никому. Он стоит один как противник ночи, он бесполезно борется с нею, он светит совсем не многим…Только тем, кто успевает увидеть, заметить его в ночи из окна проносящегося мимо вагона, ведь для тех, кто живет рядом - это просто фонарь… Но он светит, светит ярко и безнадежно, и только таким как я людям, у которых в душе поселилась ночь он может помочь, внушить надежду, не на свет, не на солнце, а просто надежду на то, что ее (ночь) можно победить или хотя бы немного отодвинуть… Он один перед этой ночью, никто ему не поможет в этой борьбе. Но он есть, и как бы не было потом в жизни плохо, я всегда буду знать и помнить, что где то там далеко, далеко в заснеженной степи он стоит и светит не переставая ни на миг бороться с тьмой, с тьмой вокруг нас, с тьмой вокруг себя, и наверное с тьмой во мне. Он одинокий он никому не нужен он освещает степь, но если он есть, значит, он стоит не просто так, наверняка кому он все таки нужен, например таким людям как я, хотя бы как символ надежды, как символ одиночества, как свет, который не светит ни для кого, и для всех - и борется с тьмой вокруг себя. Я проехал тебя, заметил и увидел - прощай фонарь, теперь я знаю, что где-то там ты есть… Ты один, но ты светишь, значит, ты не одинок …
Потом были дела встречи, суета сует. И возвращение…Друг мой, ты когда нибудь возвращался туда, где тебя никто не ждет. Никто не обрадуется тебе и не скажет: «…наконец-то ты вернулся, я так скучала и ждала тебя. Если б я жила одна я бы забрала тебя к себе и не отпустила бы больше ни на миг». Нет, мой друг с тобой такого не случалось. И я рад за тебя. Уехав вечером в ночь в никуда, я возвращался ни к кому…Я был один. Я ехал, ехал, и ехал. Хотелось, что бы дорога все не кончалась, ведь мне не куда было вернуться. Был снова вечер и снова завтра наступит ночь. Но я помню про тебя, ты есть – ты по-прежнему, где-то там, ты светишь…